— То, что ты сочувствуешь судьбе незнакомой девушки и пытаешься докопаться до правды. Местные никогда не примеряют на себя роль героев-правдоискателей: чуть что не так — сразу головы в песок. Так что я с удовольствием тебе помогу, чем смогу. Саана смотрит на Лео, слегка наклонив голову, и улыбается. Что это с ней? Мужчина так располагает к себе — своим спокойствием, мило взъерошенными светлыми волосами, — что Саане становится наплевать на то, как она сейчас выглядит. Хотя если смотреть глазами Лео, то картина следующая: дурацкое выражение лица, никакого макияжа, собранные наспех в небрежный пучок немытые волосы. Синяя джинсовка на размер больше, леггинсы и вьетнамки. Человек просто выбежал в магазин. Лео наклоняется немного поближе, чтобы лучше слышать Саану. — Я была у твоего отца в доме престарелых. Очень приятный мужчина, — говорит она. — Что есть, то есть, но возраст все же берет свое, — говорит Лео. — Фон Райхманн, конечно, был довольно эксцентричной персоной, особенно если учитывать менталитет хартольцев, — Саана расплывается в улыбке и достает телефон. — Это ты? — спрашивает Саана, указывая на парнишку с той групповой фотографии. — Мгм, — кивает Лео. — Это я во всей своей красе. — У Хелены был парень? Или, может, она была в кого-то влюблена? Кто-нибудь приходит на ум? — Тут я тебе не помощник, — отвечает Лео, отпивая немного коктейля. — В том лагере я был вожатым, то есть не в самой группе. — Хм, — говорит Саана. Она улавливает раздражение в его голосе, поэтому решает сменить тему. Они болтают о лете и Хельсинки. О том, что Саане никогда не понять, почему Лео не желает отсюда уезжать. — Вот вы, столичные, вечно думаете, что все просто спят и видят, как бы побыстрее уехать из маленькой общины. Вы нас даже жалеете, сочувствуете нам, помочь хотите, — посмеивается Лео. — На самом же деле, мне жаль городских. Людям приходится жить в тесноте, и жить недешево, вдали от природы, — он снова посмеивается, и Саана на какое-то время даже теряет дар речи. В конце концов разговор опять возвращается к Хелене. — Многие пытались понять, что именно тогда произошло, но дело до сих пор полно загадок. Я знаю только, что Хелена участвовала в празднике на пляже вместе с ребятами из лагеря. Отец еще говорил, что одна девушка, которой вполне могла быть и Хелена, появилась на приусадебном дворе в девять-десять вечера, куда позже остальных гостей. Лицо было скрыто маской. Саана внимательно слушает рассказ мужчины. Ей уже известно, что в районе пяти вечера Хелена была на заправке Kesoil. Пришла туда прямо из дома, чтобы с кем-то встретиться, потом отправилась на пляж, а оттуда — на карнавал в усадьбе. Кафе полупустое. Один старик сражается в дальнем углу с игровым автоматом, звуки которого могут с непривычки довести до белого каления. Открывается дверь, и внутрь заходит уже знакомая Саане женщина. Рыжая кассирша из магазина S-Market заказывает кофе и берет себе один экземпляр «Илталехти»[49]. Выпив коктейль и бокал красного вина, Саана и Лео так и остались на том же месте, в самом конце барной стойки. Саане хорошо. Никуда не надо торопиться. Она даже ловит себя на том, что смотрит на Лео по-другому — как на привлекательного широкоплечего мужчину неопределенного возраста. Перед Лео нет нужды выделываться и кого-то из себя строить. Можно расслабиться. Спустя какое-то время Саана заходит в тесноватый туалет кафе, и из соседней кабинки вдруг жалобно доносится: — Вы же еще здесь? Можете дать немного бумаги? У меня закончилась. Просьбу сопровождает робко появившаяся снизу ладонь. — Спасибо, — слегка смущенно говорит рыжеволосая женщина, когда через пару минут они с Сааной встречаются у раковин. — Не за что, — отвечает Саана, размышляя над тем, смогло ли это маленькое происшествие хоть чуть-чуть растопить между ними лед. — Иирис, — говорит женщина Сааниному отражению в зеркале. — Саана, — отвечает отражение. — Знаю, — говорит женщина и покидает туалет. Саана возвращается к Лео и берет протянутый им полный бокал вина. — Ты вон его поспрашивай, — говорит Лео, кивая в сторону кассы, откуда он только что принес напитки. Точнее, порошковое красное вино с бешеным ценником. — Больше тридцати лет тут работает. Говорят, Хелена и сюда тогда зашла. — Когда? — изумляется Саана. — В тот день, — отвечает Лео, наслаждаясь произведенным на девушку эффектом. Саана отпивает немного вина и прямо чувствует, как ее губы и зубы начинают играть оттенками фиолетового. Она с интересом разглядывает Лео. Ничего себе вечерок выдался у Хелены. Неужели бармен и правда может помочь с поиском свидетелей? На часах 23:57, Саана лежит на кровати в тетином доме. Кружится комната, кружатся и мысли. Саана не знает, как успокоиться. В конце они с Лео сидели так близко друг к другу. Волна стыда накрывает ее с ног до головы, стоит только вспомнить о том, как она придвинулась к нему. Что это было? Она ждала поцелуя? Лео же наклонился и просто обнял Саану, благодаря за компанию и желая доброй ночи. Истинно по-джентльменски себя повел, однако Саана — себе-то можно признаться — немного разочарована. Перед уходом Саана поговорила с барменом и услышала кое-что интересное. Отвечал он с энтузиазмом. Итак, у посетителей бара тоже состоялся свой карнавал. Приятный вечер, молодежь. Тогда на подростков в баре смотрели сквозь пальцы — ну и что с того, если все тихо-мирно и всем весело? И потом бармен небрежно упомянул Хелену, мол, такая молоденькая была, не пожила толком, но в последний день августа в бар заходила. В полседьмого. Часок посидела и все время разговаривала лишь с одним человеком. И, к огромному удивлению Сааны, человек этот был ей уже знаком. ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА Казалось бы, прошло не так много времени, но барон и усадьба успели полностью поглотить Хелену. Без барона она ощущала себя пустой оболочкой, увязшей в бессмысленном топтании за унылым прилавком. Дни складывались из бесконечных часов, а часы — из бесконечных минут. Даже секунды — и те будто насмехались над Хеленой. Она выковыривала грязь из-под ногтей, лениво поглядывая на проходящих мимо людей. Но объект ее интереса был сейчас далеко от площади перед магазином S-Market. Когда время стало близиться к пяти вечера, беспокойство в душе Хелены усилилось. Неужели сегодня так ничего и не произойдет? Неужели это просто еще один дурацкий день? Конечно, ни о чем они с бароном не договаривались. Всего лишь провели вместе два вечера. Хелена представила себе, как в этот момент, прямо сейчас, в усадьбе происходит нечто прекрасное, грандиозное — такое, на что ей нельзя даже взглянуть. Наслаждаться жизнью Хелене дозволялось лишь раз в неделю, когда она отвозила в усадьбу корзинку с клубникой. Других приглашений оттуда не поступало. Хелена складывала пустые ящики из-под ягод один на другой, пытаясь их немного спрессовать, когда услышала вдалеке чей-то звонкий голос. Такой ни с кем не спутаешь. Йоханна. По выражению лица подруги Хелена сразу поняла: сегодня нужно пойти с Йоханной. Сердце больно кольнуло: они так редко виделись в последнее время, а ведь это ее лучшая и единственная подруга. Так вышло, что в жизни Хелены вдруг случилось столько всего, о чем Йоханна совсем ничего не знала. — Как насчет искупаться? — спросила Йоханна, не особо нуждаясь в ответе. Хелена кивнула и постаралась убрать с лица следы разочарования. Скорее всего, вечер пройдет по набившей оскомину схеме: они прогуляются до воды, посмеются над какой-нибудь нелепой мелочовкой, посплетничают, повздыхают над музыкантами из Dingo и опять начнут вспоминать, как набрались в мае, когда впервые в жизни попробовали пиво. После этого они предадутся размышлениям о жизни, которая решила обойти Хартолу стороной. О хартольских парнях, таких тупых и примитивных, делящихся только на два типа: самоуверенные дураки и рохли. О том, что великие истории любви — это не к ним и настоящие чувства живут только в больших городах или других странах. — Мы пожизненно приговорены к совместным прогулкам до пляжа, — хихикнула Йоханна. — Мы вдвоем против всего мира. Хелена мягко улыбнулась подруге. Действительно, все так и было — пока не наступил июль. Все так и было, пока сама Жизнь, подобно воришке, не прокралась к ней тихонечко и не перевернула все с ног на голову. Тягучие вечера, разговоры об искусстве. Едва заметные знаки внимания — только ей, одной лишь Хелене. Мужчина, в компании которого она расцветала совершенно по-особенному. И разлитое в воздухе, уже искрящееся напряжение. Предвкушение. У Хелены не было с собой купальника, она прыгнула в воду в одних трусах. Вода была прозрачной и холодной. После небольшого заплыва они, визжа и смеясь, принялись дурачиться на мелководье. От прыжков и беготни грудь Хелены колыхалась. Такое она ощущала впервые и пока не понимала, как к этому относиться. Йоханна, громко веселясь, окатила подругу брызгами. Кожа покрылась мурашками. Хелена выходила из воды, желая погреться в лучах вечернего солнышка, а за ней в этот момент наблюдали двое. Йоханна, уже сидевшая на полотенце и ожидавшая Хелену, и парень, что тоже стоял на берегу. Он был так далеко, что, возможно, рассмотрел совсем немного, зато Йоханна сидела близко и внимательно изучала изменившееся тело подруги. Она уже собралась было что-то сказать, но промолчала. Хелена села подле нее и улыбнулась. Вот, сейчас она будто вернулась в прошлое. Ее радовала дружба, радовали каникулы. Однако где-то в душе таилось какое-то странное напряжение, она словно оказалась отрезана от всего мира. Предчувствие того, что этим летом произойдет что-то поистине грандиозное, щекотало ее изнутри. Лето в конфирмационном лагере и этот незнакомец, иностранец, живущий в усадьбе. Наконец-то пошла трещинами постылая повседневность; материковые плиты жизни пришли в движение, все начало перестраиваться. Кто знает, приведет ли это движение к землетрясению — или, может, к извержению вулкана? В любом случае это настоящее спасение для ее ничтожного, застывшего в одной точке существования. Они сидели на травке, закутанные в огромное банное полотенце, принесенное Йоханной. Из своего холщового рюкзачка Хелена достала пачку сигарет и одну сигаретку сразу зажала губами, а вторую предложила Йоханне. Та озадаченно уставилась на Хелену. С каких это пор подруга курит? Откуда у нее вообще эта пачка? Пока Хелена пыталась поджечь сигарету, полотенце сползло вниз. Она тут же замерзла. Хихикая, они стали тянуть полотенце каждая в свою сторону. Потом Йоханна пожала плечами и взяла-таки сигаретку «лайт». Опираясь друг на дружку, они делали слишком долгие затяжки и гоняли дым из щеки в щеку, выдыхая его вместе с отрывистыми смешками и кашлем. Потом они приноровились красиво, как в фильмах, выдыхать дым изо рта и из ноздрей. Солнышко все еще пригревало. Они болтали о грядущем конфирмационном лагере. Он начнется в конце июля. Йоханна просто лопалась от нетерпения, а Хелена помалкивала. Нет, она тоже ждала всего этого еще с весны, но теперь лагерь — с его слишком финскими парнями — перестал казаться таким уж привлекательным. Лагерь — это так, возня в песочнице. Хелена же хотела по-настоящему окунуться во взрослую жизнь. Насладиться всеми ее оттенками. — Куда теперь? — спросила Йоханна, стоило солнцу скрыться за верхушками елей. Хелена ответила не сразу. Сигарета догорела до конца, а фильтр забился, превратившись в какую-то невнятную кашицу. Хелена вдруг почувствовала какую-то странную уверенность в себе. — Мне нужно по делам, — сказала она. Йоханна взяла себе все полотенце. Хелена аккуратно спрятала пачку сигарет обратно в рюкзачок, надела платье и сняла мокрые трусы. Повесит сушиться на руль велосипеда. Потом она потрясла влажными волосами, немного расчесала их пальцами и в конце подняла наверх, собрав в небрежный пучок. — Ну, пока! — сказала Хелена, садясь на велосипед и быстро набирая скорость. Йоханна так и осталась смотреть ей вслед. Нужно по делам? По каким таким делам, о которых не знает Йоханна? 7 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА Ян и Хейди сидят в La Kar de Mumma. Вчера вечером по приезде они успели переговорить с полицией и ознакомиться с исчерпывающим отчетом с места обнаружения трупа. Камеры кафе направлены не на парковку, так что никаких видеозаписей интересующего участка и его окрестностей получить не удалось. Перед ними лежит список владельцев автомобилей «Ситроен-Джампер». Белый фургон вполне может фигурировать в деле Эсколы — по крайней мере, присутствует подтверждение тому, что автомобили ехали один за другим по центральной улице в районе десяти часов вечера. Хейди с аппетитом уплетает картофельную лепешку, окидывая ненасытным взглядом витрину с выпечкой. Яну не хочется есть. Работа затопила все мысли. Времени в обрез. Мертанен. Трупы. — Как мама? — спрашивает Хейди, переводя взгляд с лепешки на кофе. Ян не в состоянии ответить. Он смотрит на Хейди и пожимает плечами. Ее молчаливое сочувствие как бы говорит: намек понят. Ян заставляет себя снова переключиться на работу. Они берут еще по одному кофе навынос и возвращаются в машину. На очереди дом Эсколы — нужно поговорить с его женой. У машины Ян замечает, что пришло сообщение от той женщины. Ян читает его. Просто болтовня, ничего особенного, однако сама мысль о том, что существует человек, отправляющий ему такие вот эсэмэски посреди рабочего дня, немного греет душу. Они еще не виделись, и Ян не уверен, стоит ли ему вообще видеть эту женщину. Возможно, было бы лучше, останься она незнакомкой, просто номером в телефонной книжке. Хейди ведет машину и старательно делает вид, что не замечает Яна, время от времени поглядывающего на экран мобильного и что-то читающего. Ясно как божий день, что появился кто-то, но этот ведь не признается. И Хейди решает понаблюдать за Яном в ближайшее время, тем более что в Хартоле сделать это куда проще, нежели в Хельсинки. Интуиция говорит Хейди, что расследование идет в верном направлении. И все же им недостает чего-то более определенного. Крохотной зацепки, которая, подобно торчащей нити вязаного свитера, распустит все полотно до сплошной прямой линии. Хейди уверена, что одна из таких торчащих нитей находится где-то в Хартоле. Она смотрит на дорогу, одновременно думая о сидящем рядом коллеге. Его печаль плещется где-то очень глубоко, под слоем внушительной брони, не треснувшей до сих пор. Колеса шумят, соприкасаясь с гравием дворовой дорожки, на которую сворачивает Хейди при виде белого дома. Первая остановка: жена жертвы — вдова, которая, вероятно, до сих пор в шоке. Этот дом слишком большой для одной Райи Эскола. Хейди оглядывает внушительную живую изгородь и другие изящные насаждения, сопровождающие дорожку к входной двери. Двор украшают пышные кусты гортензии и великолепная цветущая сирень. Ян уже звонит в дверь. Робкая, вся какая-то сжавшаяся и явно скорбящая женщина открывает дверь. На ней полинявший, видавший виды серый халат и бледно-розовые ворсистые тапочки. — Проходите, пожалуйста, — говорит она. — Хотите кофе? — спрашивает госпожа Эскола, хотя все в ней будто кричит: только не говорите «да». — Ну что вы, не стоит. Но если вы тоже будете, то… — говорит Хейди, проходя в дом. Ян кидает на Хейди осуждающий взгляд. Они тут не за тем, чтобы заставлять людей варить кофе. Госпожа Эскола рассеянно кивает. — Ищите, что хотите. А я пока плесну себе чего-нибудь, пожалуй. И кофе поставлю, — произносит она, а потом подходит к стоящей в углу гостиной чайной тележке и наливает себе немного коньяка. Ян осматривается. Обстановка довольно минималистичная. На стене висит несколько картин в стиле модерн. По краям ковра расставлены черные металлические дизайнерские кресла. Они кажутся неудобными. Ян поворачивается к светлому дивану и садится на него. Несколько вещиц в этой комнате навевают Яну воспоминания о детстве: светильник «Чайка», чайная тележка работы Алвара Аалто и стеклянные птички Ойвы Тойкки[50]. — Любимые напитки мужа, — поясняет женщина и смеется, указывая на чайную тележку, заставленную спиртным. — Очень дорогие. Виски, коньяк — мы всё хранили их для особых случаев. И вот я здесь, всё пью, пью и морщусь от отвращения.