Теперь, когда стало понятно, насколько Ян великолепен, последнее, что нужно Саане, — это географические препятствия. Лучше, чтобы препятствий не было вообще, нигде и никаких. Яну достаточно просто захотеть. — А как ты смотришь… — начинает Ян. — На что? — нетерпеливо спрашивает Саана. — На то, чтобы пропустить по стаканчику мохито где-нибудь в Каллио? — предлагает он, а Саана до сих пор не может поверить в такие предложения, поступающие от таких вот мужчин — и конкретно ей. Они выпивают по два мохито в баре «Муста Кисса». Когда голод все-таки настигает обоих, идут в ресторан «Лемон Грасс», где уплетают красный карри с курицей. Они бесцельно бродят по улочкам, держась за руки. Колмас-линья, Кастренинкату, Каарленкату, Кархупуйсто, Портханинкату, Портханинринне, Токоинлахти. Саана чувствует энергию и тепло, которые перетекают в нее через ладонь Яна. Держать мужчину за руку — восхитительно. Время от времени они разъединяются, смеясь от неловкости: ладони становятся слишком потными. Ян предлагает Саане выбрать следующее место. На ум сразу приходит ресторан «Юттутупа»[62], ведь им явно есть о чем переговорить, но шутку про переговоры приходится опустить — не время еще для такого. Они наслаждаются холодным пивом в «Юттутупе», и Ян интересуется, не хочет ли Саана зайти опять в «Рютми». Про себя она просто светится от счастья, надеясь, что хотя бы часть этого свечения заметна Яну. Незаметно пробило два часа ночи. На улице на удивление светло. Саана пожирает Яна глазами. — А как ты смотришь… — говорит он с легкой ухмылкой. — На что? — отвечает Саана, глупо хихикая. — На то, чтобы вскарабкаться на крышу, пропустить там пару стаканчиков чего-нибудь и встретить рассвет? — предлагает Ян. — В моем доме туда можно забраться через окно чердака. На самой крыше есть ровное местечко, где я люблю сидеть. Ну и вид там такой, что словами не передать. — Так и быть, уговорил, — говорит Саана. Боже, как прекрасно быть живой. Они решают заскочить к Яну, чтобы тот взял у себя красное вино и пару одноразовых стаканчиков. Яну приходит в голову, что не помешает и плед. Саана смущенно улыбается, топчась в общем коридоре. Не знает, где лучше встать. Дверь в квартиру Яна приоткрыта. Саана прислоняется к дверной раме, будто прокрадываясь взглядом в пространство прихожей Яна. Она чувствует себя вампиром, которому необходимо специальное приглашение, иначе не войдет. В общем коридоре автоматически гаснет свет, и Саана на ощупь находит оранжевый выключатель, после чего тут же возвращается на исходное место у двери. От квартиры мужчины исходит едва уловимый запах еды. Саана слегка принюхивается к спортивной сумке, лежащей на полу в прихожей, — ароматы те еще, хотя и слабенькие. Бросая друг на друга робкие взгляды, они подходят к лифту и едут на шестнадцатый этаж, откуда поднимаются еще немного пешком, к чердаку. Там Ян берет Саану за руку. Ночной ветер посвистывает в чердачных щелях. Они выходят на воздух. Повсюду тишина. Саана устраивается на возвышении, Ян наполняет стаканчики вином. Они молчаливо любуются ночным пейзажем, по чуть-чуть отпивая. Ян снова дотрагивается до Сааниной руки, и Саане страшно опять опозориться и вспотеть. Прикосновение мужчины прожигает каждую клеточку ее кожи. Пейзаж, раскинувшийся над крышами, невообразимо прекрасен. Они не говорят ни слова, но это приятное молчание, в нем нет ни капли неловкости. Саана покусывает краешек стаканчика, пока в нем не появляется трещинка и ей не приходится спешно выпить остатки вина. На пальцы проливается совсем чуть-чуть. За крышами уже видны рассветные лучики, и Саана с Яном воображают, как нормальные люди скоро начнут просыпаться, заплетающимися со сна ногами тащиться на кухню и включать кофеварки. А они вдвоем тут, наверху, на крыше, на сумрачном пересечении приходящего и уходящего хмелька, эффект которого они усугубляют, сидя рядом друг с другом. — Как думаешь, вот когда именно наступает момент, при котором бесячий весенний дождина вдруг становится летним дождем, благословением природы? — спрашивает Саана, и Ян взрывается хохотом. Утреннее солнце купает город в оттенках розового и золотого. Ян наклоняет голову и улыбается, любуясь Сааной. Та, в свою очередь, чувствует себя свидетельницей чего-то идеального. Нежных утренних лучиков, свет от которых обрамляет голову Яна так, как надо. Его волос, подсвеченных зарей, его совершенного лица. На долю секунды Саане удается взглянуть на себя глазами мужчины — и она красива, она таинственна, она восхитительна. В 06:18 они едут вниз на лифте. Саана чувствует, что они с Яном смотрят друг на друга поочередно, ловя момент, когда это якобы незаметно. Саана думает, стоит ли поддаться чувствам, прижаться к Яну и поцеловать его глубоко и страстно. Хочется до безумия. Однако она так и стоит, не в силах даже шелохнуться. Ее будто пригвоздили к месту. С Яном, похоже, происходит нечто подобное, и они вместе слушают приглушенное урчание лифта. «Щелк» — и приехали. Мужчина открывает скрипучую решетку, затем дверь старого лифта. По-джентльменски пропускает Саану вперед. Они прощаются, стоя у подъезда в самом сердце зарождающегося утра. Будь Саана посмелее, она сказала бы еще раз: «А как ты смотришь?..» Ян неотрывно любуется женщиной. Потом он аккуратно убирает с ее лица попавшие на глаза пряди волос — дует довольно сильный ветер. А потом… Потом — ничего. Даже теперь — никакого поцелуя. Они прощаются друг с другом, боясь вздохнуть. Дожидаясь трамвая, Саана начинает мало-помалу ощущать накатывающий на нее сон. Ее лицо еще помнит прикосновения Яна. Наверное, она не смогла бы заснуть, даже если бы валилась с ног от усталости. Низ живота скручивает от напряжения. Но тут, скорее всего, еще и голод примешался. Саана смотрит на часы: 06:33. Можно забежать домой, а потом уже сесть на автобус до Хартолы. Ее лето, ее вещи и ее расследование временно живут там. Пробыв дома полчаса, Саана решается взглянуть на экран мобильного: ну, мало ли. Но сообщений нет. Если Ян отправит что-нибудь с утра пораньше, это сильно обнадежит. Саана заранее кладет на видное место средство от головной боли, потом идет в туалет и в душ. И снова смотрит на телефон — ничего. Один за другим распахивает она кухонные шкафчики в призрачной надежде найти хотя бы намек на еду, но натыкается только на подозрительно мягкие рисовые пирожки. Быстрый взгляд на телефон — пусто. Саана мужественно съедает рисовые пирожки, изучая расписание автобусов. Есть рейсы на 08:15 и 09:00. Если ехать, то пораньше. Она покупает билет — и тут приходит сообщение. Сердце почти выскакивает из груди. Это от Яна. «Работа не дала поспать. Эх. Но ничего. Когда снова увидимся?» Саана вздыхает — и это вздох, полный влюбленного обожания. Приглушенный куском пирожка, но все равно очень эмоциональный вздох. От сообщения Саана получает суперсилу: она подскакивает, проверяет, везде ли выключен свет и закрыты окна, — и уходит. В эту секунду она чувствует себя всемогущей и безумной. Сон — для простых смертных. Ей вообще ничего не нужно. У нее есть Дело. Проходит три с половиной часа, автобус подъезжает к Хартоле, Саана просыпается и, еще не до конца протрезвевшая, выходит, пытаясь сориентироваться на местности. Будильник на телефоне спас ее от позорного сонного пропуска нужной остановки. Автобус трогается, оставляя Саану рассеянно стоять на месте. Она уже не помнит, какой был план. Одно можно сказать наверняка: сначала — поесть. Выбор заведений тут небольшой, и она, бодрая душой, но слабая телом, ковыляет до кафе La Kar de Mumma. Там она заказывает себе ланч — жареного лосося в соусе из шиповника и овощи — и усаживается с подносом за самый задний столик. Самое время как-нибудь легко и непринужденно ответить на то сообщение, может, даже пошутить. С момента встречи с Яном не прошло и шести часов. На лице вновь улыбка влюбленной школьницы. Саана набирает текст, поглощенная мыслями о Яне, но все-таки одним глазом посматривает на зал кафе. Звонит колокольчик над входной дверью. Входит осанистая эффектная женщина, которую Саане не доводилось раньше видеть в Хартоле. Заинтригованная, Саана наблюдает за тем, как загорелая блондинка подходит к барной стойке, берет бутылку и жадно выпивает ее прямо на месте. — Вот что мне было нужно, — говорит женщина продавщице. Затем она достает из сумочки банковскую карту, расплачивается и уходит из кафе так же быстро, как и пришла. Продавщица и Саана смотрят женщине вслед: взмах светлых волос, силуэт джинсовой куртки и платья в пол — все, вышла. — Печально, конечно, — произносит продавщица, вдруг решившая убрать посуду со стола Сааны. Она явно знает о расследовании. — Семья Эскола всегда жила на широкую ногу, элита. Раздутое эго в маленьком городке, так сказать, — продолжает женщина. — А та девушка совсем молоденькой еще была, когда уехала из Хартолы, бежала от печали, — продавщица понижает голос, брови Сааны сами ползут вверх. Получается, она только что, совершенно случайно, увидела живой привет из прошлого — Йоханну, лучшую подругу Хелены. ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА Двор пустовал, если не считать павлина и двух цесарок, с напыщенным видом меривших газон своими крошечными шажками. Хелена робко обошла птиц и остановилась у входной двери усадьбы, которая отворилась за мгновение до стука. — Кто-нибудь видел, как ты сюда идешь? — спросил барон и воровато оглядел участок двора через дверной проем. Хелена покачала головой. — Хорошо, — сказал барон, приглашая Хелену войти. — Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. — Что-нибудь? — Хелена была слегка ошарашена, но все же нашла в себе силы на вежливую улыбку. — В жизни бывает и хорошее, и плохое. Коскипяя не исключение, здесь тоже всякому найдется место, — ответил барон и снова включил музыку. Немного поколебавшись, Хелена решила остаться. Барон сообщил, что в честь ее визита он сходит в погреб за каким-то восхитительным вином, и Хелена, сбитая с толку, осталась дожидаться барона — одна в прекрасной гостиной. Она чувствовала неловкость из-за того, что посмела прийти в усадьбу без предупреждения. Однако барон, казалось, был рад ее появлению, хотя и вел себя довольно странно. Что же он теперь думает о Хелене? Что она гостья или нарушительница его покоя? Барон все не возвращался, и Хелена решила подняться и побродить по дому. Она ступала по комнатам неслышно, с трепетом. Все двери были нараспашку. Хелена на всякий случай окликнула пустоту. Свое любопытство она попыталась облагородить якобы какими-то поисками — интересно, чего именно? Пустота ей, разумеется, не ответила. Разгуливая по усадьбе, Хелена ощущала себя исследовательницей. Любопытной и питающей уважение к предмету исследования. Она впитывала в себя восхитительную атмосферу этого места и с замиранием сердца переходила из комнаты в комнату. Сложно было вообразить себе, каково это — жить в подобной красоте. Хелена представила себя владелицей этого дома. Преодолев возникшие было сомнения, она решила-таки войти в спальню. Продолжая на всякий случай окликать барона, Хелена открыла дверь спальни пошире и вошла внутрь. Она с нежностью провела по шелковому покрывалу и в немом восхищении уставилась на огромную люстру. На стене, прямо над изголовьем кровати, висел олений череп. Хелена посмотрела в черные провалы на месте глаз. Они посмотрели в ответ. Хелена уже была готова запрыгнуть на кровать, когда вблизи внезапно раздались шаги — и она в ужасе застыла на месте. Ян беспокойно меряет шагами офис. Его мысли попеременно занимают то Саана, то Йоханна Эскола. В уставшем мозге все перепуталось, и Яну стоит больших усилий не думать о минувшем свидании, а сконцентрироваться на деле. 13 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ Новое имя Йоханны Эскола — Юлия. Сейчас она живет в Хельсинки, в прошлом жила в Брисбене больше пятнадцати лет. У женщины отсутствует алиби. Неизвестно, где она была в момент смерти отца, но есть подтверждение тому, что немного ранее в тот вечер она отрабатывала смену в «Театтери». Могла ли она как-то съездить в Хартолу, совершить задуманное и вернуться обратно? В момент убийства Ларса Сундина Йоханна, то есть Юлия, точно была в «Театтери», это доказано. То, что дочь второй жертвы оказалась в одном баре с первой жертвой в ночь убийства, — совпадение? По словам Юлии, она уехала домой сразу после закрытия ресторана, но никто не может это подтвердить. Ян вспоминает выражение лица женщины, когда та увидела фотографии, найденные у ее покойного отца. Она смотрела холодно, твердо, будто покрылась броней, разыгрывала для Яна представление. Он не думает, что Юлия была на фотографиях, но что насчет ее подруг? Послужило бы такое достаточным мотивом для серии убийств? Придя домой, Ян первым делом направляется в ванную и снимает с себя почти сросшиеся с телом джинсы и футболку. Когда он выпускает, наконец, телефон из рук и садится на диван перевести дыхание, к горлу подступают первые слезы. Их не сдержать. Со слезами из него выплескиваются и воспоминания. Это подобно цунами. Ян не в силах справиться с гнетом. За последние месяцы он часто проведывал маму. Сначала в женской клинике, потом в хосписе «Терхокоти». Несмотря ни на что, это были хорошие месяцы. Со временем они с мамой научились открыто говорить о чувствах. Успели сказать друг другу много важного, наверстывая годы недомолвок. И все-таки Ян чувствует, что времени не хватает, что нужно торопиться. Он споласкивает лицо холодной водой и берет себя в руки. Такси отвозит Яна в «Терхокоти». По пути он понимает, что заплатил бы любую цену за возможность не знать адрес хосписа. 13 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА Из La Kar de Mumma Саана направляется прямиком в центр. Вот уже показалась и мрачная церковь с обширным кладбищем. Саана делает глубокий вдох и идет к могилам — успокоиться. Йоханна Эскола вернулась в родные края, вот это да. Конечно, это не повод сразу накидываться с расспросами, нужно дать время на оплакивание отца. В кафе от женщины пахнуло силой и холодком. Саана окидывает взглядом могилы. У некоторых крестов и памятников лежат свежие цветы. Есть в этом что-то успокаивающее, незыблемое. Цветы предназначены образам тех, кто давно умер. В глазах скорбящих мертвецы остаются такими, какими их хотят помнить. Как же все субъективно, в итоге-то. Можно ли вообще за время жизни по-настоящему узнать другого человека? Ноги снова останавливаются у могилы Хелены, и Саана разглядывает появившуюся на камне каллу, как вдруг чей-то голос вторгается в ее размышления. — Добрый день, — произносит Антти-Юхани Форс, становясь подле Сааны. В тот же момент перед глазами пролетает какое-то насекомое — муха или слепень. — Здравствуйте, а я как раз хотела поговорить с вами, — начинает Саана. — Получается, это вы были руководителем группы Хелены Тойвио? В конфирмационном лагере, — спрашивает Саана, удивляясь уверенности в собственном голосе. Насекомое раздражает ее, кружа над головой. Так и хочется смахнуть, но сейчас лучше сконцентрироваться на разговоре. — Да, безусловно, в те годы много раз организовывали такие лагеря, — подтверждает Форс и ждет, что будет дальше. — А в более ранние годы? — осторожно интересуется Саана. Антти-Юхани Форс подошел слишком близко. Он стоит почти вплотную к женщине, будто никогда не слышал о личном пространстве — один метр в любую из сторон, между прочим. — И тогда тоже. Я служу в этой церкви с 1983 года и с того времени ежегодно выступаю в качестве руководителя конфирмационного лагеря, — сдержанно кивает Форс. — Лаура Мальм, — говорит Саана. — Знакомо вам это имя? Я слышала, что девушка пропала без вести в этих краях в 1987 году. — Знакомо ли мне это имя, — повторяет Форс и ненадолго задумывается. — Нет, имя мне ни о чем не говорит, — медленно отвечает он, и Саана понимает: вот она, возможность. Слепень сел на бедро. Быстрым, точным движением Саана прихлопывает надоевшее насекомое. На джинсах остается темное пятнышко. Форс вздрагивает, однако вскоре продолжает: — Вполне возможно, что эта девушка была в числе прихожан, но я не могу запомнить всех поименно. — Неужели об исчезновении совсем не сплетничали? — спрашивает Саана. — Не сохранился ли у вас список или какой-то другой документ, где были бы перечислены все подростки и вожатые, задействованные в конфирмационных лагерях разных лет? — Саана чувствует, как недостаток сна слегка раскрепостил ее. Убрал лишние фильтры. В кои-то веки она спрашивает конкретно то, что нужно. И с вопросами еще не покончено. Без особого энтузиазма Антти-Юхани Форс рассказывает о церковных архивах и говорит, что сделает все возможное, дабы чем-то помочь Саане, но возраст берет свое, и память уже не так хороша. Когда Саана уходит, священник задумчиво провожает ее взглядом.