— А где же другие старшие? — Другие?.. Мамы у нас нет... — Ну, а братья, сестры? — поспешил Кучеренко, отвлекая девочку от грустных воспоминаний. — Братья?.. Рахимбек уехал в Аральск, к Шолпан. — Это сестра? — Да, сестра. — А когда он уехал? — Я не знаю. Вот придет Булат, у него спросите. — А кто это — Булат? — Тоже мой братишка. — Так, добре. Кто еще с вами живет? — Никого больше. — А как тебя зовут? — Роза... А вы кто, дядя? — Паспорта проверяю у взрослых. Чтоб все жили спокойно. Кучеренко прошел еще несколько домов. Интересовался соседями — а перед глазами все худенькая девочка. Соседи говорили, что Рахима давно не видно, а Булат здесь. Вернувшись в отдел, Кучеренко вызвал Аральский линейный пункт милиции, капитана Дидарова. — Установите, где и кем работает Шолпан Аскарова, родом из Кзыл-Орды. Узнайте, приезжал ли к ней на этих днях брат и поточнее — когда именно приезжал. Через час Дидаров доложил: — Аскарова Шолпан работает в железнодорожном ресторане официанткой. Был брат, Рахимбек. Да... Приехал к ней десятого числа, с двадцать третьим поездом. — Каким поездом? — Десятого сентября, двадцать третьим. — Это точно? — Переспрашивал. Да... Шолпан так утверждает. — Что ж, так и запишем... — Кучеренко помедлил. Выходит, Рахима не было в Кзыл-Орде в то время, когда убили Мамбетова: двадцать третий поезд проходит здесь рано утром, а тяжело ранили Звонаря вечером. — А зачем он приезжал в Аральск? — спросил капитан после паузы. — Шолпан рассказывала, с гитарой приехал, чистенько одетый. Сказал: «Жениться хочу». Да... Просил сестру достать ему рыбу на свадьбу. — Еще что она говорила? — Говорила: «Рахим решил завязать. Жениться, жить хорошо». Кучеренко усмехнулся не без горечи. Положил трубку. Худенькая девочка Роза почему-то мешала поверить, что Рахим «завяжет». Да и опыт говорил, не верь, не вытекает это самое желание «завязать» из поведения Рахима. Чего это он вдруг решил прикинуться овечкой? Для этого должна быть причина. В чем же тут дело? Капитан Шурагазиев Джанибек и Умырзак. Умырзак и Джанибек. Фу, черт, так и лезут на язык, нет от них спасенья. Шурагазиев даже сплюнул. Покосился по сторонам — ну и ну. Увидит кто — неловко. Туткин пока не вернулся, но направиться в Ташкент, чтоб задержать его, или попросить об этом ташкентских коллег — не было оснований. С Туткиным еще придется подождать. А пока Шурагазиев шел, чтоб поговорит» с Умырзаком Нугмановым — всего же надо проверить еще четверых Умырзаков и двух Джанибеков. Шел на работу — дома сейчас только старики и дети. Вот и комбинат стройматериалов. Хотелось заглянуть в цехи — там, небось, добра на сотни домов, не то, что его пристройка. Но подумал: желание это — пойти в цехи — наверно, не вяжется со служебным долгом. Тут еще — во дворе, прямо из земли, шипит, вырывается пар. А зимой многие жалуются: нет тепла. Откуда же оно будет, если так вот?.. И Шурагазиев пошел сразу в контору. В отделе кадров за столом сидела молодая черноглазая женщина. Шурагазиев поздоровался. И сразу: — Передайте директору, под носом, во дворе, пар фонтаном бьет. Пусть примут меры. Женщина улыбнулась. — Передам, это не трудно. — Вы инспектор по кадрам? — спросил Шурагазиев уже мягче. — Да, инспектор. Начальника нам не положено. — Я из милиции... Надо пригласить Нугманова Умырзака, поговорить с ним. И чтобы не мешали. — Пойдемте в красный уголок, — с готовностью сказала женщина, — там свободно. А за Нугмановым я сама схожу. Он у нас работает в столярном. Шурагазиев от нечего делать осматривал красный уголок. — Вот он, Нугманов, пожалуйста, — сказала инспектор отдела кадров, переступив порог, и сразу вышла из красного уголка, осторожно прикрыв за собой дверь. — Здравствуйте, агай, — снимая кепку, сказал от порога парень в чистой синей спецовке. — Проходите вот сюда, поближе, — сказал Шурагазиев по-казахски, присаживаясь у бильярда. — Бери стул, устраивайся. Парень прошел, сел. Положил кепку на колени, провел руками по волосам, приглаживая чубчик. — Я из милиции, — сказал Шурагазиев. Нугманов быстро вскинул глаза. — Догадывался... От парня хорошо пахло сосновой стружкой, да и лицо его нравилось Шурагазиеву — простое, открытое, без хитрости. — Ну, как живем? — Хорошо живем, агай... — Как работаешь? — Неплохо работаем, план даем сто десять — сто двадцать процентов. — Женат? Семью завел? — Нет еще... — А есть на примете? Парень смутился. Верхняя губа легонько дернулась. — Гражданин начальник, — меняясь лицом, совсем другим тоном сказал Нугманов, — все не можете забыть, что отбывал наказание? Шурагазиев подождал. Почувствовал: сердце чуть заныло. — Ишь ты, обиделся, — сказал грубовато. — А что я, не человек? — с дрожью в голосе бросил парень. Шурагазиев почувствовал: сердце защемило еще противней. И это... Нет, не надо горячиться. — Ладно, кипяток, потише бурли, — сказал миролюбиво. Нугманов молчал, помолчал и Шурагазиев. — А на вопрос твой... Да, пока мы еще не забыли, что ты отбывал наказание. Как это — сразу забыть?