Шурагазиев поднял руку. — Не психуй. Проверим так, что не бросим тень на невинных. Нугманов вроде повеселел. — Я вам верю. — Спасибо, — кивнул Шурагазиев. И самым доброжелательным тоном: — Ну, давай, чего там. — Кадиша... Мы с ней дружили. Потом ребята угнали с завода машину риса, продали — и я с ними пил. А все повесили на меня... Пошел я в отсидку. К Кадише подвалил один, взял ее на понт, наплел на меня всякое... Женились. Я вышел, увидались — она меня, только я... Шурагазиев готов был улыбнуться — а парень-то ничего. Не удержался, сказал: — Вот видишь, как к тебе относятся, а ты хотел свою жизнь поломать... Подумай только. — Да, любит, наверно, — посветлел парень. — И мы хотели вместе жить, она хочет уйти от мужа. Но пока с матерью Кадише не фартит, никак не уговорит ее Кадиша — ребенок-де, и вообще расходиться нехорошо, у казахов не принято... Позавчера вечером и всю ночь я и был у Кадиши... А нынче, в обед, должен приехать ее муж — как же проверить? Как зайдете, при муже? — Ох, парень, не впутывай ты меня в свою личную жизнь, сами разбирайтесь, втроем. — Шурагазиев заметил: Нугманов нахмурился, замолчит еще опять: — Да, да, с Кадишой сами решайте, — поспешил капитан. — Это хотел сказать. Только по закону делайте... А проверять... Есть у Кадиши близкая подруга? — Правильно! — весело сверкнули глаза парня. — Есть, Гульсара... Она сейчас должна быть как раз одна — на смену ей вечером, а мать уехала к старшему сыну. И вот капитан Шурагазиев сидит у Гульсары, ждет, когда придет Кадиша... Временами щемило сердце, вроде бы давало перебои — вот черт, неужели так сказались нервные нагрузки последних дней?.. А Кадишу эту следовало бы приструнить. Но это после, сначала проверить алиби Нугманова. Потом надо сказать: пусть делают все по закону, если любовь. Закон один для всех. Да, один. Пусть не крутят. Кадиша была весьма привлекательной. Маленькая, ладная. Белое лицо, пухлые нежные губы, милая родинка у краешка верхней губы. — Кадиша, — сразу сказал ей Шурагазиев, как только Гульсара оставила их вдвоем, — вы, надеюсь, понимаете, что я, работник милиции, по пустячному делу не стал бы вас беспокоить?.. Понимаете?.. Женщина кивнула, откинулась на спинку стула. — Да, дело очень серьезное... Прошу, скажите: не было ли у вас позавчера вечером гостей? Бледное лицо молодой женщины стало совсем белым. — Что, милиция... Кто сказал?.. Известно?.. — Да, нам многое известно... А теперь, поймите, это очень серьезно... — Что, муж писал в милицию? — Слушай меня внимательно, Кадиша. — Шурагазиев боялся, что женщине сделается дурно. — Слушай очень внимательно. Один человек обвиняется в убийстве... — В убийстве?.. — глаза Кадиши округлились. — В убийстве. А он говорит, что был в то время, во время, когда произошла поножовщина, был у знакомой... И очень оберегая ее, не хотел говорить... — Он был у меня! — крикнула, перебивая, женщина. — Кто — он? — Умырзак. — Фамилия? — Нугманов. — Работает? — На комбинате стройматериалов. Подполковник Сарсенбаев — Вы — Шамов Геннадий Филиппович? — Да, я Шамов, Геннадий Филиппович... Только объясните, почему ваши сотрудники грубо обошлись со мной? Почему, на каком основании принудили. Почти насильно притащили сюда? Сарсенбаев коротко глянул на Айдарова, Кучеренко, на Бондарева — видали, какой задиристый? Шамову твердо сказал: — Давайте сменим тон, так разговора у нас не получится. — Ну, тон — пожалуйста, — потише уже возразил Шамов. — И все-таки почему меня почти насильно... — Что значит «почти?» И в чем вы видите насилие? — А в том. Мне нечего тут делать, я не хотел идти, а этот ваш: «Идемте по-хорошему или доставим под конвоем». — Так вот, молодой человек, прежде, чем нервничать, надо разобраться, что к чему, надо знать хотя бы элементарные положения нашего права. — Сарсенбаев достал из стола небольшого формата книжку в синем переплете. — Видите, — повернул лицевой стороной к Шамову, — Уголовно-процессуальный Кодекс Казахской ССР. — Полистал. — Вот, читаю: «Статья 116. Каждый гражданин, вызванный в качестве свидетеля, обязан явиться и дать правильные показания. При неявке свидетеля по неуважительным причинам он может быть подвергнут приводу или привлечен к уголовной ответственности...» Понятно или, может, дополнительно дать какие-то разъяснения? — Пусть так... Но вы должны объяснить, почему меня задержали. — Растолкуем. Но пока, как видите, приходится объяснять вам кое-что другое. К сожалению... — Сарсенбаев чуть помедлил. — Итак, Шамов Геннадий Филиппович. — Я уже говорил. Да, Шамов Геннадий Филиппович. — Год рождения? — Пятьдесят второй. — Где работаете? — В локомотивном депо. Помощником машиниста. Сарсенбаев уже знал, что Шамов из локомотивного. — Хорошо, — кивнул Шамову. — Предупреждаю: за дачу ложных показаний будете отвечать по статье 187 Уголовного Кодекса Казахской ССР. — Какие вам показания? — снова занервничал парень. — Я ничего не знаю. Ни-че-го. — Распишитесь в том, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний, — не обращая внимания на выкрик Шамова, сказал подполковник. Капитан Бондарев — он вел протокол — пододвинул его к Шамову: — Распишитесь. Вот здесь. — Зачем мне расписываться? Сарсенбаев усмехнулся. — Представляете, и подобная ситуация предусмотрена законом, — сказал Шамову. — Если вы отказываетесь расписываться, мы так и фиксируем в протоколе — а вам от этого не лучше... Ведь человек, который собирается говорить только правду — что ему бояться этой самой росписи, как раз и требующей говорить правду? — Пожалуйста, я распишусь, — согласился Шамов. — Только зачем все это? Какие-то формальности... Ему не ответили. Бондарев еще ближе пододвинул протокол к Шамову. Тот расписался. — Вот так, — кивнул Сарсенбаев. — А теперь расскажите, как вы проводите свои вечера. — Зачем все это? Сарсенбаев помедлил. — Гражданин Шамов, и чего вы попусту отнимаете время и у нас, и у себя. Ей-богу, будет легче и лучше, если вы без всего этого лишнего станете отвечать на наши вопросы... Еще раз прошу: расскажите, как вы проводите свои вечера. — Когда — в поездке... А когда дома — в кино сходим с Оксанкой, с женой, иногда на концерт... Ну, и телевизор. — А с друзьями? — Бывает, и с друзьями собираемся. — И как, без спиртного? — Ну, зачем же? Не напиваемся, а по сто пятьдесят бывает. Еще пивка... Только не пойму — зачем все это? Я же не алкоголик какой-нибудь... Нет, никак не разберусь. — Снова прошу: давайте не будем так, — доброжелательно сказал Сарсенбаев. — Как уже обещал, все разъясним. А пока припомните, пожалуйста, с кем вы за последние дни пили пиво.