— И еще, пожалуйста, запомните, — неторопливо заговорил Айдаров, поворачиваясь от окна, — запомните: криком ничего не возьмете. Мы говорим на языке фактов. Прийти к тому или иному выводу позволят только факты, которые будем искать и взвешивать мы, работники милиции, потом работники прокуратуры, судьи. Подчеркиваю: только факты, совсем не крик... Облегчить ваше положение может чистосердечное признание. — Мне не в чем признаваться, — без крика, но довольно твердо заметил арестованный. — Я не совершал преступления, которое вы мне пришиваете. — Допустим, — кивнул Айдаров. — В таком случае вы должны помочь нам — и опять же фактами, не криком — вы должны помочь нам снять с вас это тяжкое обвинение. Вы поняли? — Понял. — Очень хорошо. Так вот самым подробным образом расскажите, как вы провели десятое сентября — начиная с той минуты, как встали. Умырзаков кивнул. — Встал я поздно, часов в десять, — начал он неторопливо. — Отгул у меня — куда спешить? Попил чаю, помог матери... Ну, бабушке, покопать лук. До обеда так. Пообедал — еще поспал. Потом пошел в кино, в наш кинотеатр, на четыре часа, я люблю ходить в кино. — Какую картину показывали? — спросил Айдаров. — Название, как ее... Ну, один там чувак... парень один богатый, в царской армии служил, увез в большой город... как это... Петербург дочку старика. Ну, старик ее искал... — «Станционный смотритель»? — подсказал Айдаров. — Да, так вроде... Потом подумал я, пошел к Звонарю. — С какой целью? — спросил Айдаров. — Так... Просто поговорить. — А нам известно, что вы хотели пригласить Мамбетова поехать вместе с вами. Парень помедлил. — Кому-то я говорил об этом, — вроде раздумывая, согласился он. — Да и вам говорил... Ну, правильно, пошел к Звонарю... к Мамбетову, чтоб позвать его к дяде. — Когда это было? Время поточнее укажите. — Часов так в шесть, после кино... Ну, пришел, а Сауле говорит: Кален куда-то ушел вместе с двумя дружками. Кто эти дружки — не знает, где Кален, тоже не знает. Я и пошел... Я пошел на вокзал, узнал про поезд, про пятый. У нас тут он проходит в половине двенадцатого ночи, в Саксаульскую приезжает в семь утра — ночь проспал, и прибыл... Пошел в кассу, взял билет... Айдаров и Павлычев переглянулись. — Я понимаю... — сказал Умырзаков. — На товарнике я поехал на другой день, одиннадцатого я поехал на товарнике... — Говорите, говорите, — заметил Айдаров. — Рассказывайте, мы слушаем. Только не забывайте о времени, уточняйте, когда и что было. — Ну, билет я взял так полвосьмого... Вышел на перрон. До поезда еще долго, знакомых никого нет, пошел со станции. В железнодорожный парк не стал заходить... Я поссорился с одной девушкой, она могла там быть, я не пошел... Не хотел с ней встречаться. — Минутку, — остановил Айдаров, — запишем. Фамилия, имя девушки? Где работает? Домашний адрес? — Сарымсакова Турсун. Улица Сенная... Да, дом номер восемь. Работает тоже на хлебозаводе, садчица она. — Продолжайте. — Да, в железнодорожный не пошел я. Зашел в городской парк, походил, посидел на скамеечке. К одиннадцати время, я — на вокзал. Тут вижу: у старого здания люди, толпа, я подошел — на земле Звонарь лежит, руки в крови. И тут ваш милиционер идет, толстый такой, я испугался — скорей подальше... Забросил я билет — домой... Зря, конечно, забросил, но вот так... Дома сразу лег, долго не мог заснуть... Вот и все... — Так, уточним кое-что, — сказал Айдаров. — Значит, с половины восьмого по местному времени до одиннадцати вы гуляли по перрону, по городу, были в городском парке. Так? — Да, так. — Из знакомых кого-нибудь встретили? — Нет. — Совсем никого? — Мамбетова, Нургалиева и Жусупова не видели? — Нет. — А вы знакомы с Нургалиевым и Жусуповым? — Немного знаю... — И в тот вечер никого из них не видели? — Нет, я говорил... — Так, допустим, — кивнул Айдаров. — А теперь объясните, на какие деньги хотели купить «Жигули». — Я?.. «Жигули»?.. Да, не против. Накоплю и стану в очередь. Разве нельзя? — Нет, почему же? Пожалуйста. Только зачем же чужие вещи тащить из контейнера? — Это на другой день... — Что, на другой? Залезли в контейнер? — Я говорил... — А из-за чего вы десятого поссорились с Мамбетовым? — вставил вопрос Павлычев. — Я не ссорился... — Ах, не ссорились, — засмеялся Павлычев. — Просто мирно потолковали — побеседовали? — Я его не видел... Не видел до того, как порезали. — Да, здорово вы кружева заплетаете, — продолжил Павлычев. — Значит, десятого не видели? А одиннадцатого, в первой половине дня, вы пришли в котельную и сказали Линькову: «Дело сорвалось». О каком деле шла речь? — Не говорил я... Этого не было, — глаза опять спрятались — не достанешь. — Что ж, и это проверим, — заметил Айдаров. — Вы знаете, что такое очная ставка? — Слышал. — Так вот, пригласим Кузьму Савельевича, сведем — объяснитесь. — Пожалуйста... Я такого не говорил. Кузьма Савельевич ошибается. — Ничего, проверим, — твердо сказал Айдаров. — Теперь вот что... Вокзал, перрон. Лежит раненый Мамбетов, тут толпа. Наш работник спрашивает Мамбетова: «Скажи, кто тебя?» В ответ: «Джанибек Умырзаков». И еще: «Парковая, тридцать семь...» Как вы все это объясните? Умырзаков рванул было головой — и сразу обмяк. — Не знаю... — сказал глуховато. — Но вы же понимаете, что в те минуты тяжело раненный человек не стал бы говорить что попало? — Почему не стал? — смело вскинул голову арестованный. — Он уже бредил, он был не в себе... — А как объяснить, почему он правильно назвал свой адрес? — Это свой дом. Как забудешь? — Возможно, — согласился Айдаров. — А от кого вы услышали, что Мамбетов убит? — Я сам его видел на перроне. — Но тогда он был только ранен. — Какая разница? Все равно он уже... — ...не смог ехать? — продолжил Павлычев. — И дело сорвалось? Арестованный помолчал. Вытер пот со лба. — Все. Я все сказал, больше ничего не буду... — Все сказали? — Да, все. И про Звонаря, и про контейнер. Я никого не убивал и ничего не воровал. Айдаров опять подумал: «Да, упорный».