Глава 10 Когда Адамберг вернулся к себе на службу, день уже шел к концу. Из помещений почти выветрился запах рыбного порта. Окна были открыты настежь, и повсюду на бумагах лежали разнообразные предметы, чтобы не дать листкам разлететься от сквозняка. К слабому запашку примешивался аромат не то розы, не то сирени: его разбрызгала лейтенант Фруасси – кто же еще? – постоянно заботившаяся о благоденствии своих коллег. Результат получился тошнотворный, Адамберг предпочел бы, чтобы воняло просто рыбой. – Фруасси, – сообщил Вейренк, подходя к комиссару. – Кто бы сомневался, – откликнулся тот. – Главное, ничего ей не скажешь, ведь она делает это ради нашего блага. Она вылила две упаковки, и никто не осмелился ее отговаривать. Вонь пеленой не прикроешь: это ко всему относится. – Может, принести еще одну мурену, чтобы приглушить розу и сирень. Или вот это, посмотри. Адамберг достал из кармана маленькую пластмассовую коробочку. – Это подарок – паук-отшельник. Полюбуйся. Признаюсь, до сего дня еще никто не дарил мне дохлых пауков. Только он ничем не пахнет. Не то что жуки-медляки. – Ты имеешь в виду жуков-вонючек? – Их самых. Вонючек – вестников смерти. – И кто же оказался столь изысканно любезен, что подарил тебе дохлого паука? – Маленькая женщина, которую я повстречал в музее. Она приехала из самого Нима, чтобы привезти эту штуку специалисту по паукам. – Арахнологу. – Да. А поскольку этот парень ей не понравился, то она решила презентовать отшельника мне. Луи, этот подарок – большая честь. Примерно как та, которую оказал Рёгнвар нашей Ретанкур, вырезав ее портрет на деревянном весле. – Он это сделал? – Именно. Ты закончил свой отчет? – Он уже в руках у Мордана. – Мне нужно рассказать тебе, что поведала эта женщина. Но где-нибудь в сторонке. Приходи ко мне в кабинет, чтобы никто не видел. Как там Данглар? – Думаю, страсть к бумаге и подготовка “Книги” развеяли его раздражение. Адамберг положил паука на стол, уже заваленный до предела. Открыл коробочку, достал лупу, тайком позаимствованную у Фруасси, и стал изучать крошечное создание. Как они называют его тельце, эти арахнологи? Адамберг полистал блокнот: где-то он это записал. Головогрудь. Очень хорошо. С таким же успехом можно было назвать это спиной. Напрасно он ее разглядывал так и сяк, рисунок на ней мало напоминал скрипку. Он услышал шаги и торопливо захлопнул крышку. Не то чтобы он опасался своих сотрудников, но ему не хотелось причинять страдания Данглару. Это оказался Вуазне, он заметил коробочку и наклонился над ней. – Паук-отшельник, – заключил он и спросил с завистью: – Откуда он у вас? Это такая редкость. – Мне подарили. – Но кто? Как? – В музее. – Вы не бросаете это дело, комиссар? – Бросаю. Ни роста численности пауков, ни мутаций. Придется смириться. – Но трое все-таки умерли. – Я думал, вас это больше не интересует. Вы ведь твердили, что это старики. – Я знаю. А между тем во Франции никто никогда не умирал от укуса отшельника. Никаких мутаций, вы уверены? – Да. – Ладно. Во всяком случае, это работа не для нас. Адамберг чувствовал, что лейтенант колеблется, выбирая между логикой и искушением. – Я пришел поговорить с вами об отчете. Вуазне похлопал себя по круглому животику. Эта дурацкая привычка давала о себе знать, когда он был смущен или доволен собой, так что проявлялась она довольно часто. – Я о том допросе Карвена, как бы это сказать… Нельзя ли выбросить те пассажи, когда он обращается со мной как с пустым местом, разглагольствует про апперцепцию и щеголяет цитатами? – Что с вами, Вуазне? Может, вы еще захотите, чтобы мы вырезали куски из видеозаписи и склеили ее скотчем? – Эти пассажи несущественны для следствия. – Они существенны для того, чтобы показать характер Карвена. С каких это пор у вас появилась идея фальсифицировать отчеты о следственных действиях? – Начиная с той самой апперцепции. Это так и не прошло. – А мне что делать с арахнологом и головогрудью, можете сказать? Проглотите эту апперцепцию, примите как неизбежность и переварите. – Но в отчете головогрудь не упоминается. – Кто знает, Вуазне? Адамбергу позвонил Вейренк, и Вуазне вышел из кабинета, похлопывая себя по животу. – Я услышал голос Вуазне у тебя в кабинете и прошел мимо. Лучше нам встретиться в другом месте. – Где? – Давай снова сходим в “Гарбюр”. Вчера Данглар испортил нам удовольствие. Эстель, сразу же решил Адамберг. Ее рука на плече коллеги накануне вечером. Вейренк уже так долго один, а его крайняя требовательность к женщинам и их разнообразным качествам заметно снижает возможность выбора. У Адамберга, наоборот, другие проблемы из-за слишком скромных запросов. Эстель, подумал он, Вейренк возвращается туда ради нее, а вовсе не ради капустного супа, пусть даже пиренейского. Глава 11 Эстель поставила супницу с гарбюром на греющую подставку, чтобы гости могли не торопиться и блюдо не остыло: ведь это были они, Адамберг и Вейренк, особенно Вейренк. Лейтенант как бы невзначай выбрал другое место и уселся лицом к стойке, а не спиной, как накануне вечером. – Ты же мне говорил, что от укуса паука-отшельника во Франции до сих пор никто не умирал, – сказал Вейренк. – Это правда. В то время как гадюка убивает от одного до пяти человек в год. – Это все меняет. – Ты меня перестал понимать? – Я этого не говорил. Расскажи мне об этой женщине, которая подарила тебе дохлого паука. – А мужчины обычно дарят меховые манто. Какая глупость! Представь себе: ты обнимаешь женщину, у которой на спине висят шестьдесят дохлых белок. – Ты собираешься носить своего паука на спине? – Луи, он уже лежит тяжким грузом на моих плечах. – А у меня на голове – шкура леопарда, – заявил Вейренк, проводя рукой по своей густой шевелюре. Адамберг почувствовал, как нутро у него свело, – так бывало всякий раз, когда Вейренк вспоминал ту историю. Они были мальчишками, там, в горах. Маленького Луи Вейренка четырнадцать раз полоснули ножом по голове. Потом на рубцах выросли волосы – рыжие, такие, которые называют огненными. Это издали бросалось в глаза, поэтому Вейренка никогда не привлекали к слежке. Сегодня вечером под низко висящей лампой в ресторане эти пряди ослепительно сверкали в его темных волосах. Его шевелюра действительно напоминала шкуру леопарда с рисунком наоборот. – Что сказала тебе эта женщина? – спросил Вейренк. Адамберг поморщился, откинулся назад и стал раскачиваться на задних ножках стула, положив ладони на стол. – Это непросто, Луи. У меня такое впечатление… нет, не впечатление. Я думаю, что где-то я все это видел.