Он скучал и по Лусио, старику понравилась бы история с пауками, но он этим утром уехал в Испанию навестить родных. Адамберг открыл дверь, выходившую в маленький садик, внимательно посмотрел на деревянный ящик под деревом, служивший им скамейкой. Подошел и сел, закурил сигарету Кромса и решил, несмотря ни на что, подумать. В итоге не так уж и плохо, что его сына сейчас нет, что он не стал свидетелем путаницы у него в голове, в которой ножки паука бессмысленно дергаются среди густой вони мурены. Он, конечно, не станет рисовать эту картину сотрудникам комиссариата, информируя о первых шагах своего расследования. Он прислонился к стволу дерева, вытянув ноги на ящике. Или соврать, скруглить углы? Но, даже скругленные, они все равно будут слишком заметны. Думать, нужно думать. Глава 12 Утром Фруасси встретила Адамберга встревоженным взглядом, и тот сразу определил причину ее беспокойства. – Вы не завтракали, комиссар? – Это не важно, лейтенант. По дороге к себе в кабинет он сделал Вейренку знак зайти. – Луи, я заснул как-то неожиданно. А в пять часов, проснувшись под деревом, написал вот это. Ровно две страницы, где собраны имеющиеся у нас данные о пауке-отшельнике, об этих смертях, о сиротском приюте и выводах профессора Пюжоля. Не мог бы ты хоть немного привести в порядок этот текст и напечатать его на нормальном французском языке? – Дай мне десять минут. – Кто сегодня на месте? – спросил Адамберг, изучая график на доске. – Народу немного. В прошлую субботу и воскресенье сотрудники выходили на работу сверхурочно из-за внедорожника. Сегодня взяли отгул. – И кто в наличии? – Жюстен, Керноркян, Ретанкур, Фруасси. Мордан завершает вторую фазу отчета, но не здесь, а дома. – Вызови еще кое-кого, Луи. Будет лучше, если это сделаешь ты. – Ты решил уведомить команду? – Разве не ты посоветовал мне это сделать? И был прав. Собери их. Данглара, разумеется, а еще Мордана, Вуазне, Ламара, Ноэля, Эсталера, Меркаде. Подготовь нужное количество копий моего текста, когда его поправишь. Начнем совещание в одиннадцать часов, не стоит слишком рано поднимать людей с постели, а то приедут в плохом настроении. Пусть лучше оно испортится во время встречи. – Вполне вероятно, так и случится, – пробормотал Вейренк, просматривая записи Адамберга. – Обычный ксерокс не работает, придется снимать кота. В этот момент вошла Фруасси с полным комплектом для завтрака. Поднос слегка дрожал у нее в руках, чашки позвякивали. – Я завернула кофейник в полотенце, – сообщила она. – Так он подольше не остынет. Я и вам принесла чашку, лейтенант, – добавила она, выходя. – Что ты ей сказал? – удивился Вейренк, обнаружив на подносе целую гору круассанов. – Что ты неделю не ел? Он освободил место на столе Адамберга, отодвинув вправо коробочку с пауком, и налил кофе в обе чашки. – Не такой вкусный, как у Эсталера, – прокомментировал он. – Но пусть это останется между нами. – По-моему, Фруасси нервничает. Она бледная. – Очень. И сильно похудела. На пороге появилась Ретанкур. А когда Ретанкур занимала дверной проем, зона видимости сужалась до предела – и в направлении дальней комнаты, и в направлении потолка. – Присоединяйтесь, лейтенант, – пригласил ее Адамберг. – Фруасси принесла круассаны. Ни слова не говоря, Ретанкур положила себе еды и уселась на место Вейренка, который отправился приводить в порядок заметки Адамберга. Она совершенно не беспокоилась по поводу своего солидного веса и, казалось, превращала каждую новую порцию жира в чистую мышечную массу. – Я могу с вами поговорить? – спросила она. – Потому что это такое дело, которое нас обычно не касается. – Немного времени у нас есть, лейтенант, я назначил совещание на одиннадцать часов. – По поводу чего? – По поводу дела, которое нас обычно не касается. – Правда? – недоверчиво спросила Ретанкур. – Получается, я такой не один. Услуга за услугу. Рассказывайте, что там у вас. – Случай преследования на сексуальной почве. Скорее всего. Но женщина живет не в нашем округе, а в девятом. – Она подала жалобу? – Она никогда не решится на это. И должна сказать, нет ни малейших доказательств, ничего, что могло бы стать основанием для обращения в полицию. Она говорит, что все это ерунда. Но на самом деле она боится худшего, замкнулась и почти не спит. – Но вы уверены, что она не ошибается. Почему? – Прежде всего, комиссар, потому, что это нечто гнусное, невидимое и непонятное. – У меня такое же дело. Невидимое и непонятное. Бывает. Что еще? – За последний месяц в девятом округе произошли два изнасилования. В трехстах и пятистах метрах от ее дома. – Ближе к делу. Расскажите, что знаете. – Это происходит в ванной комнате. Ни угроз, ни слежки, ни телефонных звонков. Только эта проклятая ванная. Напротив нее строений нет. В ванной есть окно, выходящее во двор, стекло в нем матовое. Ретанкур замолчала. – И?.. – поторопил ее Адамберг. – Если вы будете смеяться, даже просто улыбнетесь, хотя бы на четверть, я разорву вас на куски. – Преследование на сексуальной почве не кажется мне поводом для смеха, лейтенант. – Но есть только одна деталь, да и то она ничего не доказывает. – Вы уже говорили. Продолжайте. – Как только она входит в эту проклятую ванную комнату, сосед по другую сторону смежной стены сразу включает воду. Каждый раз. И все. Вам кажется, это весело? – А у меня такой вид, как будто мне весело? – Нет. – Какую воду, Ретанкур? – Сливной бачок. Адамберг нахмурился. – Она живет одна? – Да. – Сколько времени это продолжается? – Больше двух месяцев. Вроде бы полная ерунда, но… – Лейтенант, это не похоже на полную ерунду. Комиссар встал и медленно прошелся по кабинету, скрестив руки на груди. – Что-то вроде сигнала, не так ли? – произнес он. – Как будто всякий раз, как она входит, он ей говорит: “Я здесь”. – Или того хуже: “Я тебя вижу”. – Она так думает? Что там камера? – Да. – И вы тоже. – Да.