– Насчет картинок. Был один такой случай, месяцев семь назад. Все началось в Роморантене. Со сливного бачка. Некоторое время спустя все оказалось выложено в интернет. Лицо женщины было вполне узнаваемо. Ее не пощадили, туалет находился в ванной комнате. – Здесь тоже. – Та женщина покончила с собой. Адамберг несколько секунд молча расхаживал по кабинету, скрестив руки и сжав кулаки. – Конечно, – снова заговорил он, – жалобу на шум воды никто рассматривать не станет. Она знает своего соседа? – Она никогда его не видела. – Откуда она знает, что это мужчина? – По имени на почтовом ящике: Реми Марлло. С двумя “л”. – Секунду, я запишу. Получается, он ее избегает. Он выходит, когда она уже ушла, и возвращается раньше ее. У нее четкое расписание? – Нет. – Значит, он, вероятно, за ней следит. А по выходным? – Он постоянно на месте. Со своим сливным бачком. – Это ваша подруга? – Что-то вроде того. Если у меня вообще есть подруги. – Больше всего меня удивляет, что вы со мной об этом заговорили. Зная вас, я бы подумал, что вы, скорее всего, решили бы проблему сами. Пришли бы на место, сняли устройство, изъяли записи, сцапали мужика и порвали бы его на куски. Вошел Вейренк и положил ксерокопии на стол Адамберга, с удивлением взглянув на напряженное лицо Ретанкур. – Тебе удалось с ними связаться? – спросил у него Адамберг. – Да. – Кто придет? – Все. – Прекрасно. У нас есть еще двадцать минут. – Я побывала у нее однажды вечером, – призналась Ретанкур. – Облазила всю ванную, искала камеру, осмотрела стены, радиатор, сушилку для волос, зеркало, вешалку для полотенец, сифоны, даже лампочки в светильниках. Ничего. – Вентиляционная решетка есть? – Конечно, во внешней стене. Я ее разобрала. Ничего. – Потом проникли к нему. – Да. Грязь, вонь. И видно, что никто там постоянно не живет, это временное убежище. Я обследовала туалет – тоже ничего. Никакой порнухи – ни журналов, ни DVD, ни фото, и на компьютере тоже ничего. Может, просто сливной бачок сломался, – добавила она с недовольной гримасой. – Нет, лейтенант, он держит картинки в другом месте. – И как он мог их получить? Говорю вам, я везде смотрела. Пусто. – Это даже к лучшему, Виолетта. В порыве нежности Адамберг, случалось, неожиданно называл лейтенанта по имени. Хотя для такой женщины, как Ретанкур, трудно было подобрать более неподходящее имя, чем Виолетта. – Если бы вы что-то сделали с камерой, – продолжал он, – он сразу заметил бы. Снял бы по-быстрому свое устройство и смылся бы вместе с картинками. Вы ничего не заметили на потолке? – Ничего подозрительного. Два классических встроенных светильника и датчик дыма. – Датчик дыма? В ванной комнате? – Да, – озадаченно проговорила Ретанкур, пожав широкими плечами. – Парень сказал ей, что, поскольку у нее в ванной стоит стиральная машина, что неправильно, а также есть настенная сушилка для волос, датчик дыма нужен обязательно. – Парень? Какой парень? – Таких полным-полно, ведь многие не умеют сами устанавливать приборы, – объяснила она с недоуменным видом человека, появившегося на свет с гаечным ключом в руке. – По дому ходил мастер. Предлагал услуги тем, кто не умеет ничего делать. И старикам, которые не полезут на стремянку с дрелью в руке. Ко мне такой тоже приходил, тут не о чем волноваться. – Как он выглядит, этот датчик? – Как датчик, насколько мне известно. Я себе такой пока не покупала. Прорези в форме веера, чтобы втягивать воздух, ажурный диск для подачи звукового сигнала, маленький глазок индикатора питания. – Глазок черный? – Черный. Но это нормально. Он загорается, когда батарейка садится. – Да, красным. Дайте мне имя этой женщины и ее адрес, – потребовал Адамберг не терпящим возражений тоном. Ретанкур замялась. – Все не так просто, – сказала она. – Черт возьми, а зачем тогда вы пришли, Виолетта? Просто чтобы мне это рассказать? Никогда не видел вас такой медлительной. Это замечание подстегнуло лейтенанта, ее тревога за “женщину” словно частично лишила ее энергии. – Фруасси, – прошептала она. – Что? – Фруасси, – повторила Ретанкур так же тихо. – Что вы сейчас имеете в виду: что нам понадобится помощь Фруасси или что она и есть эта женщина? – Это она. – Боже мой. Адамберг откинул волосы назад и зашагал взад-вперед по комнате. – Мы этим займемся, Виолетта, поверьте мне. – Не привлекая полицейских? Никто не должен ничего узнать, никогда. – Не привлекая полицейских. – Но мы сами полицейские. Адамберг небрежно отмахнулся от этого парадокса. – Картинки не должны попасть ни в чьи руки, – сказал он. – Говорят, что вуайеристы пассивны, но многие насильники подпитывают себя при помощи картинок. До совещания осталось шесть минут. Идите во двор, наденьте перчатки и проверьте, нет ли под днищем ее машины GPS-трекера. Если есть, не трогайте его. – Я могу уговорить Фруасси пожить несколько дней в гостинице. – Ни в коем случае. Мы не станем делать ничего, что могло бы спугнуть парня. Пусть она ведет себя как обычно. Где находится смежная стена ванной комнаты? На востоке, западе, юге, севере? – Это северная стена. – Прекрасно. Во время совещания сядьте рядом с ней. Придумайте, как вытащить ключи из ее сумочки. Потом суньте их в карман моей куртки. Схожу туда, осмотрюсь. У меня есть чем занять Фруасси, чтоб она здесь надолго задержалась. В любом случае она вряд ли горит желанием вернуться домой. – Спасибо, комиссар, – сказала Ретанкур, вставая. – И еще кое-что, лейтенант. Если во время совещания вы улыбнетесь, хотя бы на четверть… Ретанкур нахмурилась: – Это шантаж? – Обмен любезностями, лейтенант. Совещание началось в соборном зале – такое изысканное название Данглар однажды дал просторной комнате для совещаний, и оно вошло в обиход. А помещение, где проходили собрания в узком составе, именовалось залом капитула. Все так и говорили: “Встречаемся в соборном” или же “в зале капитула”. Адамберг поздоровался со всеми сразу, а с Дангларом отдельно, словно чтобы предупредить его о том, что сейчас будет происходить, потом с улыбкой раздал всем по два листка великолепно отредактированного Вейренком текста. Отчего в нем тем не менее не появилось весомых аргументов для расследования. – Ознакомьтесь с этим без меня, пока Эсталер приготовит нам кофе.