Потом пришло еще одно: Будь здоров, Берг, спасибо тебе. Адамберг положил телефон перед Ретанкур. Лейтенант молча прочла. – Завтра меня не будет, Ретанкур. Съезжу в провинцию, туда и обратно. Но я на связи. – Хоть в воскресенье можно развеяться, да? Адамберг понял, что она вздохнула с облегчением по поводу Фруасси. – Да, так и есть. Хочу прогуляться. – Может, вам съездить в Лангедок? Там неплохо. – Совсем неплохо. Я еду в небольшую деревушку недалеко от Нима. – Будьте осторожны, комиссар, там развелось много пауков-отшельников. Кажется, в это время года они кусаются. – Вы так много знаете, лейтенант. Может, тоже поедете? – Нет, не могу, у меня завтра Вивальди, вы помните? – Ах да. Тоже очень неплохо. Комиссар задержался у двери кабинета Вейренка. – Поезд на Ним завтра в восемь сорок три. Подойдет? – Буду. – А сегодня вечером в половине девятого в “Гарбюре”? – Буду. Вейренк оказался прав. Расследование по делу о пауке-отшельнике, хотя все были о нем извещены, превратилось в тайный заговор, и теперь, чтобы поговорить, Адамберг вынужден был шушукаться под дверями или выходить во двор. И это, конечно, было заметно. Атмосфера секретов и секретных разговоров никому не шла на пользу. Следовало снарядить войска и объединить умственные усилия. – Берем с собой Вуазне? – осведомился Вейренк. – Хочешь увеличить численность армии? Я уже завербовал Ретанкур. – Ретанкур? Как тебе это удалось? – Чудом. – Итак? Приглашаем Вуазне? Сегодня вечером. – Почему нет? – Мы двинулись вдвоем; но воинство росло, И к берегу реки три тысячи пришло, Настолько, видя нас шагающими смело, Ободрились и те, чье сердце оробело[7]. – Это твой фальшивый Расин? – Нет, это подлинный Корнель, кроме одной детали: у него было “Нас двинулось пятьсот”. – Поэтому-то я и подумал: это лучше. Ты считаешь, что у Вуазне “сердце оробело” из-за расследования по поводу паука? – Ничуть. Кто способен столкнуться лицом к лицу с муреной, того паук-отшельник вряд ли испугает. – Тогда зови его. Адамберг разворачивался во дворе, собираясь уехать, когда у окошка с его стороны возник Данглар. Комиссар опустил стекло и дернул стояночный тормоз. – Вы видели дроздиху, Данглар? Она вернулась к нам высиживать яйца. Это к счастью. – Только что арестовали насильника из девятого округа, – возбужденно сообщил майор. – Я знаю. – А несколько часов назад вы узнавали у меня контакты Декартье. – Да. – Значит, этот арест организовали вы? – Да, это был я. – Никого не предупредив? Один? – А я так и так один, разве нет? Это был удар ниже пояса, подумал Адамберг, когда увидел, как исказилось лицо его заместителя. На лице его все эмоции отразились так же ясно, словно были нарисованы мелом на черной доске. Адамберг только что причинил ему боль. Но Данглар становился для команды серьезной проблемой. Весомостью своих знаний и точностью аргументов – кто поверит, что этих людей убили при помощи пауков-отшельников? – Данглар подрывал сплоченность коллектива. Собрав большинство сотрудников под свои знамена против комиссара. Второй раз за год. Второй раз, черт бы его побрал! Конечно, с одной стороны, майор был прав. Но, с другой стороны, Данглар проигрывал ему в силе воображения, а еще больше – в открытости ума, и уж совсем вчистую – в терпимости. И он подвергал его, Адамберга, опасности. Опасности потерять авторитет, но на это комиссару было плевать. Опасности сойти за психа, но на это ему тоже было плевать. Опасности, что над ним будут смеяться подчиненные, но и на это ему тоже было плевать, правда, немного меньше. Опасности, что история получит огласку – но она и так уже ее получила, – опасности быть уволенным за бредовые идеи и неспособность работать, а на это ему было совсем не наплевать. Не говоря уж о том, что если Данглар продолжит в том же духе, столкновение станет неизбежным. Или один, или другой. Два оленя дерутся – деревья трещат. Так или иначе, нужно как-то выпутываться. – Данглар, мы еще вернемся к этому разговору. – О насильнике из девятого округа? – О вас и обо мне. И Адамберг уехал, оставив майора в растерянности посреди двора. Глава 16 Третий вечер подряд Эстель наблюдала, как офицеры полиции устраиваются за столиком ее ресторана. На сей раз два беарнца пришли в сопровождении низкорослого лохматого мужчины с красноватым лицом. Он был ей незнаком. Полицейский с рыжими прядями улыбался ей, держался приветливо, что, видимо, свидетельствовало о том, что он проявляет к ней интерес. Накануне комиссар ушел, а он задержался и рассказывал ей о горах. Но эти регулярные собрания за кастрюлькой с супом вряд ли устраивались ради того, чтобы повидаться с ней. Нет, у них, очевидно, возникли трудности, которые требовали ежевечерних встреч. Все трое почти не разговаривали, пока она не принесла заказанное блюдо. – Вуазне, вы не обязаны есть гарбюр, – сказал Адамберг. – Надо же, – заметил Вуазне, улыбаясь и похлопывая себя по животу, – когда вы меня сюда позвали, то я решил, что нужно пройти обряд, чтобы быть принятым в тайное общество. Съесть ваш беарнский суп, сваренный из чего придется, так? – Не из чего придется, а из капусты, картошки и свиной рульки, если она есть, – поправил его Вейренк. – Годится, – сказал Вуазне, – я не привередлив. – Что касается тайного общества или, во всяком случае, секретов, – тут вы не ошиблись, – подтвердил Адамберг. – И это отвратительно. Атмосфера в комиссариате нездоровая. – Это еще слабо сказано. Снова разделились на три лагеря. Те, кто против, и те, кто не то чтобы за, а скорее попутчики, я бы сказал. Потому что есть ли на самом деле те, кто за? И третья часть – те, кто колеблется, держит нейтралитет, предпочитает не вмешиваться. Но некоторых нейтральных можно отнести к сочувствующим, например Меркаде, или к критикам, как Керноркян. Вы это хотели узнать? Что происходит в комиссариате? Но вы это понимаете так же хорошо, как и я. – Да, так же хорошо, лейтенант, и я не использую вас в качестве шпиона. Я попросил вас прийти, чтобы проинформировать о некоторых неприятных вещах. – Почему меня? – Потому что вы первым обратили внимание на похождения паука-отшельника.