На следующий день в 7:05: Температура 40,1°. Некротическое пятно на ноге 17 × 10 см. Вдавленная рана глубиной 7 мм. Увеличение дозы роцефина на ¼. Результаты анализа крови: иммунная резистентность удовлетворительная. Наличие гемолиза – это уменьшение содержания красных кровяных телец, – развитие некроза внутренних органов: поражение левой почки. Подключен к аппарату диализа. 12:30: инъекция антидота. 15:10: снижение температуры до 39,6°. Высокая скорость действия яда, прежде в практике не наблюдалась. 21:10: Температура 40,1°. Увеличение скорости гемолиза, диагностирован сепсис, отказ правой почки, затронута печень. 12 мая: Пациент скончался в 6:07, причина смерти: гемолиз, сепсис, почечная недостаточность, остановка сердца. Случай стремительного развития локсосцелизма, ранее не описанный. Заказ противоядной сыворотки в ЦТ. – Ранее не описанный, – повторил Адамберг. – Умер спустя два дня и три ночи. На самом деле даже быстрее, Фруасси, – два дня и две ночи. – Как это? – Потому что Барраль солгал. Я думаю, его укусили утром, когда он надевал брюки, а не вечером рядом с кучей дров. А двое других? – Могу вам прочитать, отчеты примерно такие же: я их вам уже переслала, они у вас в компьютере. Развитие болезни и лечение похожи. С той только разницей, что им вкололи антидот при поступлении в больницу и немедленно поставили капельницу с роцефином. Но это ничего не изменило. И что теперь? Адамберг вытащил из кармана два слегка помятых листка. – Вот список из девяти членов приютской банды Клавероля. Плюс Ландрие. – Понятно. – Трое мертвы, остаются еще семеро. А вот имена одиннадцати их жертв. Мальчиков. – Из приюта? – Да. Извините, лейтенант, у меня нет времени вдаваться в детали, я понимаю, что заставляю вас работать вслепую. Вы все узнаете на совещании. Фруасси, мне нужно узнать, где они находятся, – все до одного. Меркаде я поручу найти информацию об изнасилованиях в этом департаменте. До совещания мы не узнаем, готов ли он нам помогать. – Изнасилованиях? – Лейтенант, жуки-вонючки, повзрослев, нашли себе новое развлечение. И я удивился бы, если бы они совершили это только раз. – Так значит, с той девочкой это сделал он? Ландрие? – Ландрие, Барраль и Ламбертен. Трое. – Сколько? – спросила она бесцветным голосом. – Сколько нас – тех, кто вам помогает и верит? – Помогают пятеро, верят четверо. Адамберг позвонил профессору Пюжолю. Каким бы отвратным он ни был, на звонок из полиции ответил сразу. – Я не отниму у вас много времени, профессор. Как вы думаете, могут ли три-четыре одновременных укуса пауков-отшельников спровоцировать стремительно прогрессирующий локсосцелизм? – Пауки-отшельники живут порознь. Одновременно они никогда не укусят. – Ну а чисто теоретически, профессор? – В таком случае мне придется повторить. Смертельная доза яда паука-отшельника – содержимое сорока четырех его желез, соответственно, это двадцать два паука. Так что сами можете сделать вывод: ваши три или четыре теоретических укуса не достигнут цели. Чтобы убить трех человек, понадобятся две сотни пауков. То есть по шестьдесят – семьдесят штук на каждого. Мы с вами это обсуждали. – Ваши цифры у меня есть. Но если люди умерли в результате стремительно прогрессировавшей болезни, развившейся в течение двух суток, – о чем вам это говорит, профессор? – О том, что мужики на ужин натрескались паштета из пауков-отшельников, чтобы член стоял и не падал, вот только перепутали их с другим пауком – черной вдовой, – с неприятным смешком пренебрежительно проговорил Пюжоль. Отвратный. – Очень вам признателен, профессор. До совещания оставалось менее получаса. Непристойная шутка Пюжоля вновь вернула Адамберга к мыслям об импотенции и яде. Непристойная, но вполне научная. “Вот только перепутали их с черной вдовой”, – сказал профессор. Он вбил в строку поисковика “яд пауков”, “импотенция” и схватил блокнот, чтобы записать первые появившиеся ссылки. По теме “Как вылечить импотенцию при помощи яда паука?” сразу выскочили десятки ссылок. Ничего общего с древними верованиями, о которых рассказывал Вуазне. На сайтах были вывешены серьезнейшие статьи о текущих исследованиях, развернутых после того, как было обнаружено, что укусы некоторых пауков вызывают длительный болезненный приапизм. Исходя из этого, ученые задались целью определить, выделить и ослабить токсин в надежде создать на его основе новый безвредный препарат от импотенции. Он медленно и старательно переписал следующую фразу: Некоторые составляющие токсина действуют как мощные стимуляторы выработки окиси азота, играющей главную роль в механизме эрекции. Из двухсот пяти изученных видов пауков у восьмидесяти двух были обнаружены активные токсины, но три вида превосходили все остальные, и он записал их названия внизу страницы: бразильский странствующий паук, австралийский атракс и черная вдова. Но ни слова о пауке-отшельнике. Адамберг открыл окно, изучил последние перемены, произошедшие с его липой. Какракурта – черную вдову – он знал. Этого паука все знают. Кроме других частей света, он обитает также на юге Франции. Маленькое красивое создание с красными или желтыми пятнышками, немного напоминающими сердце. Его гораздо легче заметить и поймать, чем отшельника, притаившегося в норе. И никак нельзя их перепутать. Разве что какой-нибудь кретин решил: паук – он и есть паук. И попробовал получить из отшельника такое же мощное средство для эрекции, как из черной вдовы. Он пошел к Вуазне. – Лейтенант, можно ли перепутать признаки укуса паука-отшельника и черной вдовы? – Никогда в жизни. Черная вдова впрыскивает нейротоксины, а паук-отшельник – яд, вызывающий некроз. Ничего общего. – Я вам верю. А куда это они все идут? – удивленно спросил он, увидев, как сотрудники один за другим покидают свои рабочие места. – На совещание, на которое вы всех созвали, комиссар. – Сколько времени? – Без пяти. Вы о нем забыли? О совещании? – Нет. О времени. Адамберг вернулся к себе в кабинет и не торопясь собрал свои беспорядочные записи. Он хотел прийти, когда все уже рассядутся, как два дня назад. Боже мой, два дня, прошло всего два дня с тех пор, как в команде произошел раскол. Между тем он не терял времени даром, выучил слово “локсосцелизм”, развеял тревогу лейтенанта Фруасси, узнал, почему святого Роха всюду сопровождает собака, покормил дроздов и запомнил свой сон. Возможно ли, подумал он, что эти три старых мерзавца, Клавероль, Барраль и Ландрие, заключили пари, что они вновь обретут утраченную мужскую силу, и вспрыснули себе снадобье из пауков? Предположив, что между пауками нет никакой разницы? Глава 21 Адамберг не стал нарушать тишину, в которой началось совещание: среди полного молчания слышался только привычный звон чашек и позвякивание ложек о блюдца. Тишина была ему нужна не для того, чтобы усилить напряженность, которая и без того была высока. Ему просто нужно было записать в блокноте фразу: Если можно уменьшить токсичность паучьего яда, чтобы создать из него лекарство от импотенции, то можно ли, наоборот, сделать яд более концентрированным, как перегоняют вино на коньячный спирт? Он покачал головой, отложил ручку и бросил короткий взгляд на майоров Данглара и Мордана, которые сели рядом на противоположном конце стола. Мордан был решителен, сосредоточен – таким Адамберг часто его видел. А вот у Данглара выражение лица изменилось. Напряженный и бледный, он сидел с надменным видом, изображая хладнокровного человека, который выше всяких случайных обстоятельств. А между тем Данглар никогда не умел подниматься выше мелких обстоятельств, даже ненадолго, и уж тем более не отличался хладнокровием. Эту роль он придумал для того, чтобы противостоять натиску комиссара, чтобы тот смирился с попыткой майора донести на него дивизионному комиссару. Адамберг всегда понимал проблемы своего давнего заместителя, но на сей раз от него что-то ускользало. Что-то новое. – Для меня крайне важно, – заговорил Адамберг спокойным, как и всегда, голосом, – проинформировать вас о текущем деле, и я настаиваю на том, чтобы называть его расследованием, а также на том, что три смерти следует квалифицировать как три убийства. Сейчас по делу работают только четыре человека, а этого мало. Я напомню вам имена трех первых жертв: Альбер Барраль, Фернан Клавероль и Клод Ландрие. – Вы говорите о первых трех жертвах, – заметил Мордан. – Следует ли из этого, что вы опасаетесь новых жертв? – Именно так, майор. Ретанкур подняла было свою массивную руку, потом снова опустила ее. – По делу работают пять человек, – уточнила она. – Я уже начала помогать и не собираюсь от этого отказываться. Это непонятное заявление со стороны несокрушимой позитивистки заставило сомневаться всех тех, кто говорил о незаконности – и абсурдности – следствия по делу о пауках-убийцах. Адамберг поблагодарил могучую Виолетту едва заметной улыбкой. Данглар, хоть и был выше мелких обстоятельств, поморщился: необъяснимая поддержка Ретанкур дала комиссару существенное преимущество. – Сиротский приют “Милосердие” в Гаре. Они были оттуда. Вот досье, собранное бывшим директором, за сорок четвертый – сорок седьмой годы. Давайте, Вейренк. – Извините, – перебил его Ламар, – какие даты вы назвали? – С тысяча девятьсот сорок четвертого по сорок седьмой год. За семьдесят два поколения пауков-отшельников до нынешнего. – Теперь мы считаем время поколениями пауков? – осведомился Данглар. – Почему бы нет? Вейренк вывел на экран обложку папки доктора Ковэра: “Банда пауков-отшельников. Клавероль, Барраль, Ламбертен, Миссоли, Обер и Ко”. Этот заголовок, выведенный старомодным каллиграфическим почерком, вызвал в комнате волну потрясения: послышался шепот, приглушенное ворчание, скрип стульев. Вейренк не торопился излагать факты, давая людям время осознать невероятную действительность.