– Что такое “банда пауков-отшельников”? – спросил Эсталер. – Банда пауков, которая напала на сиротский приют? Вопрос Эсталера в очередной раз пришелся к месту, потому что никто ничего не понимал, как и он. Вейренк повернулся к бригадиру. Его неподвижное лицо этим утром напоминало античную голову, высеченную из светлого мрамора: прямой нос, четко очерченные губы, тугие завитки волос на лбу. – Нет, – объяснил он, – это банда мальчишек, которые мучили более слабых, подкладывая им пауков-отшельников. В этой банде было девять человек, в том числе первый и второй умершие, Барраль и Клавероль. От банды пострадали одиннадцать малышей. Первые четверо мальчиков, – продолжал он, по очереди выводя на экран снимки, – Жильбер Прейи, Рене Киссоль, Ришар Жаррас и Андре Ривлен, были укушены пауками, но это были неядовитые укусы. Тем не менее не стоит сбрасывать их со счетов. Двое следующих, Анри Тремон и Жак Сантье, получили только половинную дозу яда. Но даже на черно-белых снимках ясно различимы следы воспаления, вызванного ядом, – темно-серые пятна, на самом деле фиолетовые. Эти пострадавшие выздоровели сами. Луи Аржала – все звали его малыш Луи – повезло меньше. Паук укусил его в ногу, разрядив обе ядовитые железы. Ему было четыре года, – добавил он, обведя пальцем изъеденную некрозом ногу. Снова послышались ворчание и звук сдвигаемых стульев. Вейренк не стал давать коллегам передышку. – На дворе сорок четвертый год, пенициллина нет. – Но в сорок четвертом году пенициллин уже был, – возразил Жюстен. – Он появился незадолго до того. Первые партии отправлялись в Нормандию, где высадились союзники и шли бои. – Понятно, – произнес Жюстен гораздо тише. – Ногу пришлось отнять. А вот это Жан Эсканд – “малыш Жанно”, – пострадавший от укуса в том же году. Он потерял ступню. Ему было пять лет. Следующего мальчика, Эрнеста Видо, укусили в сорок шестом году, на руке образовалась большая язва. На сей раз пенициллин нашелся, руку спасли, но остался шрам, который врачи определили как обезображивающий. Одиннадцатая жертва – юный Марсель Корбьер, одиннадцати лет, лишился щеки, ее разъело до костей. При виде мальчика люди отворачивались. К вашему сведению, яд паука-отшельника оказывает некротическое действие, он разлагает ткани. И наконец, Морис Берлеан, двенадцати лет, укушенный в левое яичко в сорок седьмом году. Ткани начали отмирать, процесс затронул и член. Парень стал импотентом. Адамберг взглянул в замкнутое, каменное лицо Вейренка, которое менялось в один миг, когда на нем появлялась даже легкая улыбка. Лейтенант не прерывал своего трагического выступления, не давая коллегам перевести дух. Вид отсутствующей щеки Марселя и остатков гениталий Мориса перенесли их в зону эмоций, где не было места теоретическому вопросу, входит или не входит следствие по делу пауков-отшельников в круг их профессиональных обязанностей. Не время было рассуждать логически. Вейренк изложил гипотезу, что одна или несколько жертв решили отплатить своим прежним мучителям, использовав против них тех же пауков-отшельников, и упомянул о разговоре десятилетней давности, когда “малыш Луи” угрожал Клаверолю. – Такой старый? – удивился Эсталер. – Я имею в виду, что им уже было, наверное, лет по семьдесят? – Такой старый, – согласился Адамберг, что-то рисовавший в своем блокноте. – Согласно записям Ковэра-отца, жертвы были детьми пассивными, пугливыми, ничуть не похожими на жуков-вонючек, скорее на божьих коровок. Тогда как члены банды пауков-отшельников были воинственными и агрессивными. Жуки-вонючки. – Жуки-вонючки? – Вот такие, – пояснил Адамберг, показав очень точный рисунок большого пузатого жука тусклого черного цвета, собирающего длинными лапками маленькие темные крупинки. – Жуки-медляки, они же жуки-вонючки, – уточнил он, – их еще называют вестниками смерти. – А темные шарики – это что? – поинтересовался Эсталер. – Крысиные какашки. Они ими питаются. А если вы к ним приближаетесь, они выпускают из зада раздражающую жидкость. Девять мальчишек из банды пауков-отшельников – это жуки-вонючки. – Ага, понятно, – удовлетворенно произнес Эсталер. – Но члены банды укушенных не таковы, – продолжал Адамберг. – Тем не менее, когда приближается час ухода, многие вещи, которые раньше казались невозможными, становятся возможны. – А третий покойник? – спросил Керноркян. – Клод Ландрие. – Получается, он тоже был в той банде? Вы его не упоминали. – Он не входил в банду. Ваша очередь, Вуазне. Лейтенант перешел к случаю с Ландрие и своей поездке к Жюстине Повель. Вейренк вывел на экран фото шоколадной лавки. – Вот владелец лавки Клод Ландрие, – показал Адамберг кончиком карандаша. – Фото сделано в восемьдесят восьмом году, спустя два дня после изнасилования Жюстины Повель. В веренице покупателей мы обнаружили кое-что примечательное. Двое мужчин, этот и вон тот, кажется, просто стоят в очереди. Перед вами Клавероль и Ламбертен собственной персоной. Они втроем изнасиловали Жюстину. Банда пауков-отшельников никуда не делась. Но ее члены больше не забавлялись с пауками. Они насиловали. – Их жертвы известны? – спросил Мордан, который не мог решить, когда был прав: когда с самого начала не соглашался с комиссаром или когда не позволил Данглару донести на него. – Только эта. – Тогда почему вы говорите, что пострадали и другие? – Потому что уже в подростковом возрасте жуки-вонючки из “Милосердия” преследовали и пытались изнасиловать девочек из сиротского приюта. Разрисовывали пенисами стены в их спальне. Вытаскивали свои члены и эякулировали на девочек через решетчатую ограду во дворе. Сбегали из приюта и ездили на велосипедах в Ним. Чтобы там уж точно найти и поиметь девочек. Банда пауков-отшельников превратилась в банду насильников. – Вы это утверждаете на основании всего одного случая, – продолжал настаивать Мордан. – Что касается фотографии в магазине, то на ней сорокалетние мужчины, и изображение нечеткое. Адамберг сделал знак Вейренку, и тот вывел на экран снимки восемнадцатилетних Клавероля и Ламбертена анфас и в профиль. – Честно говоря, связь не прослеживается, – заявил Ноэль. – Это они, можно не сомневаться, – спокойно и уверенно произнес Адамберг. В комнате снова воцарилось молчание. Снова все упиралось в ничем не подкрепленные утверждения комиссара. – Фруасси это докажет, – продолжал он. – Нельзя делать выводы, основываясь на том, что челюсти отяжелели, шеи расплылись, вокруг глаз появились морщины. Всегда сохраняется линия верхней части лица, от лба до основания носа. И еще один элемент, почти не подверженный изменениям, почти резиновый, – ушная раковина. Когда Фруасси улучшит качество газетной фотографии, она сможет сравнить изображения этих типов с фотографиями восемнадцатилетних юношей. Это они. Меркаде подчеркнуто кивнул. Лейтенант перешел в другой лагерь. Теперь их было шестеро. – Я над этим работаю, – отозвалась Фруасси, не отрывая глаз от компьютера. – Можно было бы заключить, – согласился Мордан, – что жертвы укусов хотят отомстить, используя тех же самых пауков. Но с практической и научной точек зрения это невозможно. – Да, – сказал Адамберг. – Это подводный камень, – произнес Вуазне. – Нельзя также исключать, что отомстить решила женщина, пострадавшая от насилия, – добавил Вейренк. – Это еще хуже, – прокомментировал Мордан. – Зачем какой-то женщине прибегать к такому неочевидному средству, как паучий яд, когда существует миллион способов убить мужчину? – Продолжайте, Вуазне, – приказал Адамберг. И Вуазне обстоятельно, как вечером в “Гарбюре”, поведал об отношении древнего человека к ядовитым тварям, о поверье, будто их непобедимая сила переходит к тому, кто их убьет, о том, что существует глубинная связь между могуществом яда и силой, приписываемой другой жидкости – сперме. Адамбергу вдруг пришло в голову, что как только Вуазне заговаривал о животных, у него менялись фигура и манера речи. Данглар, сам того не желая, стал слушать очень внимательно. И это при том, что он всегда считал страсть лейтенанта к рыбам чем-то вроде неотвязной привычки ходить на рыбалку по воскресеньям. И напрасно. – И еще кое-что напоследок, – заговорил Адамберг, когда Вуазне наконец закончил выступление. – В ходе сбора информации о трех умерших мужчинах, проведенного Фруасси, выяснилось, что развитие локсосцелизма – это болезнь, вызванная укусом паука-отшельника, – протекало стремительно. Врачи отмечают: “Прежде не описано”. – Есть, – перебила его Фруасси, – их уши и верхняя часть профиля. Как не бывает двух одинаковых одуванчиков, так нет двух идентичных ушных раковин, не так ли? Адамберг подтащил к себе ее компьютер и улыбнулся: – Это они. Спасибо, Фруасси. – Не за что. Вы и сами это знали. – А они – нет. Компьютер переходил из рук в руки, и каждый из сотрудников, одобрительно кивнув, передавал его соседу. – Это они, – повторил Адамберг. – Клавероль и Ламбертен, пришедшие на встречу с Ландрие после изнасилования. – Пусть так, – согласился Мордан. – Идем дальше, – продолжал Адамберг. – Стремительное развитие локсосцелизма. То, что убило этих троих, – не просто укус паука-отшельника. Бурная, необычная реакция организма – не следствие их преклонного возраста. С их иммунной защитой все было в порядке, разве что печень пострадала из-за пристрастия к пастису. Они были убиты. – Если убийца существует, – проговорил Мордан, с осторожностью подбирая слова, – то как он сумел все это проделать? Раздобыл несколько пауков? – Нет, майор. Паук-отшельник – существо пугливое, скрытное, его очень трудно поймать. Для того чтобы наверняка убить человека, нужно двадцать две особи. Но поскольку половина из них кусает всухую или впрыскивает только половину яда, потребуется шестьдесят пауков, и тогда смерть гарантирована. На троих понадобилось бы почти две сотни этих тварей. – Такое возможно? – Нет. – А если взять у паука яд? – Со змеями это вполне осуществимо, но с пауками – нет, если не располагаешь сложным лабораторным оборудованием. К тому же паук выделяет такое ничтожное количество жидкости, что она может засохнуть на стенках пробирки, прежде чем ее успеют собрать. Мордан вытянул шею и развел руками. – И что же дальше? – спросил он. – А дальше мы наталкиваемся на особенно коварный подводный камень. Адамберг весело взглянул на Вуазне, выражение которого – подводный камень – очень понравилось комиссару. – И что же дальше? – повторил за Морданом Данглар. – А дальше будем проводить расследование, майор, – ответил Адамберг, подчеркнув роковое слово. – Мы найдем оставшихся в живых членов банды пауков-отшельников. Только они ясно понимают, что случилось с тремя их товарищами. И им страшно, впервые в жизни страшно. Наша задача – спасти им жизнь. – Зачем это? – поморщившись, спросил Вуазне. – Потому что это наша работа, даже если они жуки-вонючки. И потому что они могут вывести нас на женщин, ставших жертвами насилия. – А что с детьми, пострадавшими от укусов? – поинтересовался Керноркян. – Фруасси нам составит список тех, кто еще жив. Нужно будет также поискать нераскрытые изнасилования, скажем, с пятидесятого по двухтысячный год: будем считать, что эти типы примерно к шестидесяти пяти годам прекратили совершать подобные преступления. Хотя не факт: Клавероль в свои восемьдесят четыре продолжал принимать средство от импотенции.