– Никому близко к гнезду не подходить, – приказал он и, очень довольный, ушел со двора. Он встретил по дороге Мордана и тряхнул его за плечо: – Не так уж все и плохо, правда? После того как в атмосфере радостного возбуждения птицам были выданы семь ягод малины, раскрошены два куска кекса, а в разрыхленную землю выпущен десяток червяков, Адамберг отправил Эсталера варить кофе, что стало сигналом к сбору на совещание в зале капитула, с опозданием на час. Место Данглара по-прежнему пустовало. Из своего кабинета, сидя за закрытой дверью, Данглар уловил, что в комиссариате какая-то суета, но не понял причины. Прислушавшись, он сделал вывод, что весь этот шум поднялся всего-навсего из-за появления на свет маленьких дроздов. Вуазне не преувеличивал: они были обречены на голодную смерть в этом пустынном дворе, и Адамберг принял правильные меры для их спасения. Но какое дело ему было до гибели пятерых птенцов? Никакого. Майор размышлял над сообщением, которое недавно отправил ему Адамберг: “Можете устроить семейный ужин. Путь свободен”. Как он и опасался, Адамберг все понял. Комиссар искал причину, по которой Данглар упорно препятствует расследованию, и он ее нашел: Ришар Жаррас. В яблочко. Как только возникли первые разговоры о странных смертях от укуса паука-отшельника, он сразу понял, откуда велась атака. Он все сделал для того, чтобы пресечь поиски и изолировать Адамберга от его команды. Он надеялся, что легко одержит победу над комиссаром, но ошибся. Адамберг размотал ниточку, которая тянулась к сиротскому приюту, и в конце концов убедил людей пойти за ним. Теперь, когда расследование увязло в болоте, когда Ришар Жаррас оказался вне подозрений, Данглар осознал масштаб катастрофы, к которой привели его впечатлительность, импульсивность и страх. Он вновь посеял рознь в команде, потом решил поставить под вопрос будущее комиссара и на сей раз намеренно сделал все, чтобы защитить вероятного убийцу. Правонарушение, которое можно квалифицировать как сообщничество. Он погиб. И как обычно случается, когда человек понимает, что у него ничего не вышло, что виноват в этом только он сам, защитной реакцией Данглара стало не раскаяние, а агрессия. Поскольку все потеряно, следует смести все на своем пути, в том числе и источник своего несчастья – Адамберга. Сидя в зале капитула, комиссар ждал, когда Данглар соблаговолит выйти на сцену. Все внимательно наблюдали за ним, ожидая его решения. Они знали, что Данглар разжигал бунтарские настроения и намеревался донести на него дивизионному комиссару. Но Адамберг никому, кроме трех ближайших помощников, не сообщил об ошибке Данглара и о том, что он покрывал потенциального убийцу, а это серьезный проступок. Комиссар поджал губы, схватил мобильник и послушал запись писка новорожденных дроздов, чтобы справиться со своим раздражением. Вместо того чтобы написать сообщение, он набрал номер Данглара. – Все в порядке, майор? Вы опаздываете на десять минут, – спросил он спокойно. Данглар промолчал, о чем Адамберг сообщил своим сотрудникам при помощи жестов. – Неписаный морской закон гласит, – вновь заговорил Адамберг, неизвестно почему опять сравнивая свою команду с корабельной, – что командир не покидает корабль, терпящий бедствие. Выслушав эти благородные слова, майор Мордан согласно кивнул. – Итак, мы ждем вас, – закончил Адамберг. – Вы идете? Да или нет? Я хочу услышать это от вас прямо сейчас. Данглар едва слышно сказал “да” и повесил трубку. Адамберг обвел взглядом своих молчаливых подчиненных, охваченных дурными предчувствиями. – Есть куда более важные вещи, чем дурное настроение Данглара, – проговорил он с улыбкой. – Птенцы, например, ни при чем. Именно эту глуповатую фразу услышал Данглар, открыв дверь. Он занял свое место, не взглянув ни на кого из своих коллег. – Хорошо, теперь мы все в сборе, – произнес Адамберг, – и можно наконец сказать то, что все мы и так знаем: мы потерпели полный провал. Мы ошибались. Я хочу сказать: я ошибался. Версия была многообещающая, но ложная. Банда укушенных не трогала жуков-вонючек из сиротского приюта. Можно было бы упереться и копать дальше, но это было бы ошибкой. Если ни один из них ничего не сделал Вессаку, значит, и остальным тоже. Но я продолжаю настаивать на одном пункте – на колокольне, и по-прежнему утверждаю, что существует связь между приютом “Милосердие” и тремя убийствами: Клавероля, Барраля и Ландрие. Иначе невозможно объяснить использование такой диковины, как яд пауков-отшельников. Зазвонил мобильник Адамберга, и он прервался, чтобы в него заглянуть. – Убийства уже четыре: пятнадцать минут назад Оливье Вессак скончался в больнице Рошфора. Остается спасти двоих: Алена Ламбертена и Роже Торая. По моей просьбе их уже охраняют полицейские. – Хорошо, – сказал Мордан. – Но убийца готовился четырнадцать лет, – настойчиво продолжал Адамберг. – Мы сильно отстаем от него, майор. И если путь, ведущий к банде укушенных, был ясным и понятным, тот, на который над предстоит ступить, будет мрачным и холодным. – Почему? – спросил Ламар. – Не знаю. Мы выбрали не тот проход. Неудачный. Слишком хорошо освещенный. Не впервые расследование углубляется в боковое – как это говорится? – ответвление. Так, Данглар? Ответвление? И это ни к чему не приводит. Значит, нам надо искать другой проход, другой пролив, правильный, тот, который приведет нас к убийце. – Вот видите, как все, оказывается, просто, – любезно проговорил Данглар. – И исходя из чего вы теперь собираетесь найти этот, как вы говорите, пролив, этот мрачный и холодный пролив? У вас осталась только одна достоверная деталь. Впрочем, может быть, вы надеетесь на то, что вас поведут вперед ваша вера, увлеченность, убежденность? Как Магеллана, который выбирал один ложный путь за другим? – Магеллан? – удивленно переспросил Адамберг. И все поняли, что Данглар сейчас постарается взять реванш на более удобном для него поле сражения – на поле слов и знаний. Магеллан. Никто из них, за исключением Вейренка, не сумел бы внятно сказать, кто это такой и что он сделал. – Почему бы не Магеллан, майор? – заявил Адамберг, повернув кресло и обращаясь к Данглару. – Я бы не осмелился сравнивать наше краткое путешествие с его грандиозной экспедицией. Но поскольку вы о нем заговорили, давайте продолжим. С тех пор как я увидел порт в Рошфоре, я стал думать как моряк. Адамберг поднялся и неторопливым шагом направился к большой карте мира, которую Вейренк когда-то прикрепил кнопками к стене. Чтобы освежить атмосферу в комиссариате, заявил он. И комиссар, и все остальные знали, чего добивался Данглар, упомянув Магеллана. Унизить его перед всей командой, показать его невежество и несостоятельность, чтобы в итоге он опять потерял поддержку своих подчиненных. Данглар, конечно, очень много всего знал о Магеллане, но он не подозревал о существовании путевого обходчика из деревни Адамберга. Этот человек за всю жизнь ни разу не спускался со своей пиренейской скалы. Он путешествовал, шаг за шагом изучая старинные героические экспедиции, сооружал макеты старинных кораблей, которые завораживали всех соседей на двадцать километров вокруг, воспроизводил даже блестящие детали украшений на корме. Детишки стайками собирались вокруг него и, затаив дыхание и не сводя глаз с огромных пальцев обходчика, прилаживавших к мачтам тоненькие ванты, слушали в сотый раз его бесконечные истории. Так что Адамбергу приключения Магеллана были более чем знакомы. Остановившись перед картой, он ткнул пальцем в какую-то точку на испанском берегу. Потом повернулся и встретился взглядом с Вейренком. Тот все знал и, на миг опустив веки, дал понять, что поддерживает друга. – Вот тут, – указал Адамберг, – расположен порт Севилья. Десятого августа тысяча пятьсот девятнадцатого года Магеллан – его настоящее имя Фернан Магальяйнш – вышел в море на пяти старых, наскоро починенных судах: “Сан-Антонио”, “Тринидад”, “Консепсьон”, “Виктория” и “Сантьяго”. Он командовал флагманом – кораблем “Тринидад”. Адамберг обвел пальцем Африку, потом пересек Атлантику, спустился вниз вдоль Бразилии и Аргентины и остановился в какой-то точке на восточном побережье Южной Америки. – Мы с вами на сороковом градусе южной широты. Некая карта указывала на то, что пролив, который все давно искали, ведущий в гипотетический океан, впоследствии названный Тихим, пролив, который должен был доказать всем людям и особенно Церкви, что Земля круглая, находится на этом самом сороковом градусе. Но это была ложная версия. Все офицеры, совершенно успокоенные и увлеченные рассказом, повернулись к Адамбергу и внимательно следили за перемещениями его пальца. Вейренк наблюдал за выражением лица Данглара, особенно когда Адамберг перечислил названия пяти кораблей, отправившихся в плавание под командой португальца Фернана Магеллана. – И Магеллан пошел дальше на юг, – продолжал Адамберг, – и становилось все холоднее и холоднее. Он заходил в каждый залив, в каждую бухту, надеясь найти проход в другой океан. Но заливы упирались в берег, бухты были закрытыми. Он разбивал корабли, он шел вперед через шторм, вместе с экипажем умирал от холода и голода в бухте Сан-Хулиан. Он прошел еще дальше на юг и на пятьдесят втором градусе наконец отыскал пролив, носящий теперь его имя. Его и его экипажа. Экипаж, команда – все поняли. Адамберг, не отрывая пальца от карты, провел линию дальше на юг Патагонии, вышел в Тихий океан и положил на него ладонь. – Нам надо начать все снова, – произнес он и опустил руку, – искать пролив. Именно об этом я и хотел сказать просто и коротко, пока Данглар не прервал меня, упомянув о Магеллане. – О котором вы, комиссар, судя по всему, много знаете, – ввернул Данглар, оказавшийся на краю внутренней пропасти и пытавшийся напоследок побольнее укусить Адамберга. – Это вас расстроило? – Нет, скорее удивило. При этих оскорбительных словах Ноэль рывком подскочил, опрокинув стул, и приблизился к майору, приняв драчливую позу. – Неписаный морской закон гласит, – гневно проговорил он, воспользовавшись выражением Адамберга, – что капитан не может оскорблять адмирала. Заберите назад свои слова. – Неписаный морской закон гласит, – ответил Данглар, в свою очередь поднимаясь с места, – что лейтенант не может отдавать приказы майору. Адамберг на секунду зажмурился. Данглар изменился в лице, он превратился с полного идиота. И хотя у этого человека не хватило бы сил совладать с разъяренным Ноэлем, который теперь держался как надменный и опасный уличный мальчишка, это все-таки был Данглар. Адамберг схватил Ноэля за руку, пока тот не заехал в челюсть майору. – Не надо, Ноэль, – сказал Адамберг. – Спасибо, сядьте, пожалуйста. Ноэль, ругаясь себе под нос, опустился на стул, Данглар последовал его примеру, бледный как мел, его тонкие, темные с проседью волосы были мокрыми от пота. – Инцидент исчерпан, – произнес Адамберг спокойным голосом. – На борту “Тринидада” тоже случались стычки. А сейчас перерыв, – приказал он. – Не выходите все сразу во двор, чтобы посмотреть на птенцов. Вы спугнете родителей, и они могут больше не вернуться. И вот с этим мы уже ничего не сможем поделать. Глава 30 Люди разбрелись кто куда. Ретанкур, специалист по рукопашному бою, похвалила Ноэля за точное направление несостоявшегося хука справа, Данглар укрылся в своем логове, а комиссар тем временем незаметно улизнул в свой кабинет, взял в руки пластиковую коробочку, повертел ее перед глазами, разглядывая мертвого паука, и снял трубку. – Ирен? Это Адамберг. Вы уже в курсе? – Смерти Вессака? Конечно. Я говорю шепотом, потому что я сейчас с Элизабет в коридоре больницы. Попытаюсь ее отсюда увести. – Я хотел бы знать, как на все это реагирует ваша Луиза. Она тоже знает? – Конечно знает! Во всем районе только об этом и говорят. Осторожнее, никто не знает, что это убийства, я держу слово, комиссар. Но сеть вовсю обсуждает “проклятие” пауков-отшельников. Все убеждены, что их яд мутировал. – А Луиза? Она по-прежнему их видит? – Чем дальше, тем хуже. Она заперлась в своей комнате, которую пропылесосила с пола до потолка не знаю сколько раз. Скоро она начнет пылесосить стены снаружи, я вам гарантирую. Пора бы мне вернуться. Но клянусь вам, это не самый удачный момент, у меня ведь на руках Элизабет. Такое уж мое везение – попасть на такую, как Луиза. Я не сразу заметила, что она больная на голову. Все началось с мыла. – С мыла? – Ну да, знаете, жидкое мыло с такой штукой: нажимаешь, и оно вылетает струйкой. Это все-таки более гигиенично, мне кажется. Ну вот, а она от этого как завопит, взяла и выбросила флакон в мусорное ведро. Я его оттуда, конечно, достала, у меня не так много денег, чтобы выкидывать их на помойку. – Отчего она кричала? Из-за мыла или из-за струйки? – Из-за струйки. Это какие же, извините, у нее тараканы, а вернее, пауки в голове, извините за такую шутку, простите. – Мне ваша шутка нравится. – Что ж, тем лучше. Они у меня сами собой получаются, всякие шутки. От них веселее, правда? – На то они и шутки, Ирен. А отчего еще она кричит? – От всех таких штук, на которые нажимаешь, и они что-то выплевывают. Например, увлажняющий крем. Ах да, и еще масло. Она не выносит, когда нажимаешь сверху на бутылку и масло вытекает. И как мне, спрашивается, делать салат? – И уксус тоже? – Нет, на уксус ей наплевать. Я же вам говорю, она ненормальная. А еще когда я заказываю доставку продуктов – коробки всегда привозят мужчины, – то это, уверяю вас, целая история. Я ее должна предупреждать заранее, чтобы она успела запереться в своей комнате. – Вы знаете что-нибудь о ее жизни, о том, что было раньше? – Ничегошеньки. Она никогда со мной об этом не говорит. С удовольствием выставила бы ее, но мне неудобно. Потому что кто еще согласится с ней жить? А я девушка не злая, вот и не могу ее прогнать.