– Ретанкур! Вы в больнице? – Подъезжаю. – Вы не могли бы заехать за нами с Вейренком завтра утром в половине восьмого? – В Париж? За семь часов? В комиссариате не осталось ни одной машины? – Мы в Ниме, лейтенант, и без машины. – Какой адрес? – Гостиница “Телец”. – Ясно. – Лейтенант, у вас есть с собой базовый комплект? Чтобы взять пробы? – Комиссар, он у меня всегда в дорожной сумке. А у вас нет? – Мы уехали налегке. – Как обычно. – Привезите комплект, а еще прихватите свой фотоаппарат. – Я повторяю, комиссар: никто не входил, никто не выходил. Абсолютно никто. Обзор был хороший. Мы видели весь двор, а от дороги – еще и на пять метров вокруг. Мимо нас не проскользнула бы ни одна тень. – Не вините себя. Даже вам не под силу перехватить плевок с небес. Адамберг положил телефон и стоя допил кофе, внимательно рассматривая стену зала, на которой хозяин кафе развесил коллекцию оружия. Полтора десятка тщательно начищенных ружей, сверкающих старинных “винчестеров”. – Плевки с небес, Луи. Мы полные идиоты. Вот как она это сделала. – Ну да, она в них плюнула, – сказал Вейренк, которого известие о двух последних жертвах окончательно добило. – Но это так и есть, – подтвердил Адамберг, шумно подвинув стул и снова садясь. – Ты издеваешься? – Пей кофе и слушай меня. Из ружья. Она стреляла из ружья. – Плевками. – Да, жидкостью, раствором. Из инъекционного ружья. При помощи карабина для инъекций, если тебе так больше нравится. На сей раз Вейренк резко поднял голову. – Ружья, которыми пользуются ветеринары, – произнес он. – Стреляют шприцами. – Они самые. Оснащенные прицелом ночного видения. Дальность поражения – сорок метров, может шестьдесят. При попадании в цель игла разблокируется, и впрыскивание происходит автоматически. – Откуда ты все это знаешь? – Если ты помнишь, я был первоклассным стрелком и до сих пор получаю кучи рекламных буклетов. Наше ружье – простое, пневматическое, а значит, находится в свободной продаже, вместе со шприцами. Оно превращается в смертельное оружие, если тебе в голову вдруг взбредет наполнить шприц раствором мышьяка или ядом паука-отшельника. – Ядом двадцати двух пауков-отшельников, Жан-Батист. А умножив на шесть жертв, получим сто тридцать два паука. – Забудь ты всех этих пауков. Она стреляла из ружья, только это сейчас имеет значение. – Что-то не сходится. Ни одна из жертв не сообщала о том, что ей в руку или ногу воткнулся шприц. Уж это они бы заметили. Человек, почувствовав боль, смотрит на это место или трогает его. – Это верно. – Ну, предположим, что шприц вывалился и упал на землю – правда, меня это очень удивило бы. Мы нашли бы его в Сен-Поршере, в траве около дома Вессака. Разве что убийца вскоре пришел туда и его забрал. Что было бы нелепо и крайне опасно. Адамберг подпер подбородок рукой и задумался, нахмурив брови. – Но в Сен-Поршере мы нашли в траве кое-что другое, – проговорил он после недолгого раздумья. – Кусочек рыболовной лески, принесенной ветром. – Не принесенной, а застрявшей. Вот послушай. Представь себе, что я убийца. Мне нужно, чтобы шприц исчез любой ценой. – А зачем, по сути, тебе это нужно? Ну, найдет кто-то твой шприц. Какая разница? Это не такая серьезная улика, как пуля. Ни следов от бороздок ствола, ни возможности идентифицировать оружие. Зачем тебе забирать шприц? – Чтобы никто не мог даже на секунду заподозрить, что это убийство. Если бы мы не обнаружили связь между жертвами и жуками-вонючками из “Милосердия”, то так бы и топтались на месте: пауки подверглись мутации, а старики умерли, потому что были старыми. Ни тебе убийств, ни расследования – убийце нечего бояться. Я ничего не боюсь. Если, конечно, заберу свой шприц. – И как ты собираешься это сделать? – Я посажу его на привязь. Продену тонкую, но прочную леску, к примеру толщиной три десятых миллиметра, в выходное отверстие ствола и вытащу ее у затвора. Конец лески прикреплю к шприцу и заряжу им ружье. Когда шприц вылетит, он вытянет шестьдесят метров лески, которая намотана на катушку для спиннинга. Ты понимаешь? – Не согласен. Катушке нужно разматываться, а значит, твой шприц полетит значительно медленнее. – Разумеется. Поэтому, прежде чем выстрелить, я отмотаю шестьдесят метров лески, или тридцать, в зависимости от расстояния до мишени. – Так что леска полетит свободно, не раскручивая катушку. Ну, предположим. – Когда шприц втыкается в жертву, я сразу же дергаю за леску и резким рывком вытаскиваю его из кожи. Человек смотрит на укус – а шприца уже нет. Потом я запускаю инерционную намотку, и пустой шприц возвращается ко мне, как послушная собака на свист хозяина. Что произошло в Сен-Поршере? Уколов Вессака, я сразу же потянул леску к себе. Но шприц зацепился за крапиву. Я включил намотку, старался вытащить леску, но она порвалась. Как только Вессак вместе с Элизабет вошел в дом, я подкрался к калитке, обрезал застрявшую леску и забрал шприц. В траве остался маленький кусочек нейлоновой нити. Кто его заметит? Кто насторожится? – Ты. Но шприц, Жан-Батист, как и пуля, должен точно соответствовать размеру ствола. Из-за нейлоновой нити в канале ствола шприц будет вылетать с трудом, его траектория изменится, он станет вращаться. – Это ружья гладкоствольные, а не нарезные, и шприц не будет вращаться. Но я согласен: если зарядить шприцем калибра тринадцать миллиметров ружье с таким же калибром ствола, то, учитывая толщину лески, шприц может застрять. Так что я заряжу свое ружье с диаметром ствола тринадцать миллиметров шприцем диаметром одиннадцать миллиметров. – Зазор два миллиметра? Шприц будет болтаться. И в этом случае ты тоже не сможешь контролировать траекторию. – Буду, если чем-то оберну шприц, чтобы нарастить его диаметр почти до двенадцати с половиной миллиметров. Как делали наши предки: поскольку их мушкеты и пули были плохо откалиброваны, они оборачивали пулю бумагой, чтобы она плотно входила в канал ствола. А чтобы дополнительно подстраховаться, ты все это еще и смазываешь маслом. И тогда пуля летит куда нужно, поверь мне. Старый солдатский способ. У инъекционного ружья имеется преимущество: оно пневматическое, а не пороховое, а значит, издает совсем тихий хлопок – и на расстоянии сорок или шестьдесят метров, а может и меньше, ты ничего не услышишь. – А как ты собираешься таскаться с этим ружьем, чтобы тебя никто не заметил ни на сельской дороге, ни на улицах Нима, даже если уже стемнело? – Я возьму складную модель: такая существует, она помещается в обычной дорожной сумке. А к ней – инерционную катушку и прицел ночного видения. – Это вполне осуществимо. – Уже осуществилось, Луи. Это и есть плевок с небес. Глава 39 Утром Ретанкур с грозным видом разгневанного великана уже ждала их, прислонившись к ярко-желтой арендованной машине. – Десять, – произнесла она вместо приветствия, – она замочила десять человек! – Она или он. Вейренк иногда склоняется к тому, что это может быть Энзо, брат нимских узниц. У вас нашлось время прочитать отчет Фруасси? – По диагонали. Читать во время засады не так-то просто. Энзо это или кто другой, он – или она – убил десятерых! Притом что вы почувствовали неладное после первых двух трупов. Притом что после третьего бригада уже поднялась по тревоге. – Часть бригады, – напомнил Адамберг, когда Ретанкур яростно заводила мотор. – Пусть даже так, комиссар. Мы пахали, рылись в архивах, прорабатывали версии, опрашивали население, вели наблюдение, катались туда-сюда, а убийца разделался с ними у нас под носом! Меня это бесит, и все тут. После вчерашнего провала, который унес еще двух человек, Ретанкур, конечно же, была в бешенстве, да к тому же чувствовала себя униженной. Она должна была их защитить и не сумела. – Поверните направо, Ретанкур, мы едем в Лединьян, к Тораю. Да, – добавил он, – это бесит. Но вы ничего не смогли бы сделать даже вдесятером. – Но почему? Потому что убийца прилетел по воздуху? – В каком-то смысле прилетел. Это моя вина. Мне нужно было быстрее думать. Адамберг откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. Если бы он думал побыстрее! Прошло уже четыре дня с тех пор, как он нашел эту леску. Ведь он сам ее обнаружил, сам настоял, что нужно ее сохранить. Он сам почувствовал, что это важно. И что он предпринял? Ничего. Его накрыли мощные волны, которые и унесли на дно его памяти маленький обрывок лески: болезненная операция на острове Ре, крах версии укушенных, спятивший Данглар, нимские узницы. В этом хаосе кусочек прозрачной нити был забыт.