Энни молча спустилась и села рядом с ним. — Она хочет в ванную. Я пообещала, что спрошу у тебя, можно или нет. Люк не поднял глаз в надежде, что Энни сочтет молчание за разрешение и уйдет, чтобы сказать об этом Мэй. Но она не ушла. Не говоря ни слова, положила руку ему на спину между лопаток и стала легонько поглаживать кругами. Тишина окутала их байковым одеялом. Из глаз хлынули слезы, которые он удерживал целый день. Из горла вырвался горестный всхлип, такой сильный, что разрывал грудь. Люк попытался задержать дыхание, однако рыдания не унимались. Почему ему так плохо? Ведь были же месяцы, целые месяцы на то, чтобы подготовиться… Ему бы держаться кремнем… И тут он вспомнил о письмах. Надо снова взглянуть на строки, написанные ее рукой. Слезы остановились, спрятались в сердце. Люк утер лицо футболкой. Энни, почувствовав, что он успокоился, слегка похлопала его по спине и убрала руку. — Сходи-ка в душ и переоденься, — шепнула она. — Пусть Мэй идет купаться, а я пока на кухне уберу. Люк все еще не мог поднять глаза на Энни. Наверняка лицо у него опухло и покраснело. Он пялился на щель в деревянном полу, собираясь отказаться от предложения, показать, что он сильный — сам уберет на кухне. Хотя какой он сильный! Даже завтрак приготовить не смог, к тому же все переругались… — Спасибо, — пробурчал Люк. Энни встала и пошла наверх. Когда хлопнула дверь в комнату Мэй, Люк тоже встал. Он примет душ, переоденется, достанет письма и перечитает их опять. И снова окажется в мире, где Натали жива. Глава 3 C тех пор как Натали тихо ускользнула во сне, дождавшись, когда Люк задремал рядом с ней на диване, прошло десять дней. Неделя со дня похорон. Пришли еще три письма, все в одинаково голубых конвертах — цвета яйца малиновки. Люк никак не мог поймать тот момент, когда их кидали в щель для почты. Не находя среди писем голубого конверта, он тут же начинал думать, что больше их не будет. Однако через день или два приходил конверт без обратного адреса. Люк уже не пытался разгадать замысел Натали. Если честно, он многого не понимал в ней еще при жизни, а уж разгадать ее теперь, когда от нее остались лишь воспоминания и несколько случайных писем… Натали рассказывала о том, как прошел день, о постоянной тошноте, о том, что выпадали волосы — постепенно; у нее не хватило духу сбрить их все разом, как делали другие пациенты. Было письмо, в котором Натали описывала, как, к своему ужасу, чуть не проглотила вместе с утренней овсянкой целый клок собственных волос. По ее словам, на вкус то же самое, только жевать дольше. В конце концов она купила парик. Люк и сам все это помнил — выпадавшие волосы, покупку парика; однако помнить — одно, а читать с ее слов — другое. Из писем складывалось впечатление, что на самом деле было весело сперва обрить ей голову машинкой, затем подшлифовать станком, а после подбирать ей парики и притворяться, будто они — шпионы, а не печальные люди, знавшие, что шансов на исцеление очень мало. Вчерашнее письмо по тону было чуть другим. Впервые после печального эпизода с блинчиками Натали обратилась к нему с просьбой, а не просто рассказывала о себе, передавая в конце приветы. День 6 Люк, если ты получил это письмо, значит, меня нет уже около недели. Мне самой не приходилось терять родителей — терять в детстве, я имею в виду. Ты больше знаешь о таком горе. Только запомни, что у наших детей есть любящий отец. Я тут подумала, что тебе стоит вернуться к работе… Так-так. Теперь минутку позлись на меня — как же можно пойти на работу, когда жена всего неделю как умерла? Быть может, ты начнешь даже меньше скучать, вспомнив, как я люблю во все совать нос. Скажи все, что думаешь, я подожду. Закончил? Послушай, ты всегда любил работу. Цифры и опытные образцы — твоя отдушина. Там люди, которые поймут, как устроены твои мозги — как раз против этого устройства я иногда и восставала. Надеюсь, погрузившись в работу, ты избавишься от воспоминаний обо мне, преследующих тебя дома. Когда кончишь читать, иди и приготовь одежду на завтра, только совсем уж меня не забывай. Да, правильно: надень что-нибудь синее — для меня. Раз уж я взялась распоряжаться, то отведи детей в школу. За время болезни я заметила, что каждодневная рутина — отличное лекарство от жизненного хаоса. Завтракать вместе, собирать еду в коробки для ланча, помогать делать домашку, водить в музыкальную школу и на бейсбол, ужинать, ложиться… Все это помогает держаться. А ночью накатывает страх — представляю, как тебя одолевают мрачные мысли, и не могу уснуть. Пусть хлопоты по работе и школьные заботы принесут тебе сон по ночам. С сегодняшнего дня начинаю учебу в старом добром Мичиганском университете. Доктор сказал, что мне нельзя возиться с первоклашками, пока не кончится химия, так что надо чем-то занять мозги. Всего два семестра, и я закончу магистратуру по педагогике. Вот будет здорово, если одновременно расправлюсь и с раком, и с учебой. На этот раз я выйду на сцену за дипломом, даже если придется нахлобучить парик под шапку с кисточкой. Напомни, чтобы я его не выкидывала. Будет круто. Хорошего дня, солнышко! Я люблю тебя. Натали Люк аккуратно сложил письмо, во всех подробностях представляя лицо Натали. Он попытался удержать перед собой ее образ. Выходить из дома и говорить с людьми не хотелось. Даже в мире цифр и компьютеров много таких, кто станет донимать расспросами. От них не уйти и не скрыться. * * * Клейтон тихо играл у себя — уже хорошо, после двух-то недель сплошного телевизора. Люк просунул голову в дверь. — Пора идти к мисс Энни! Обувайся. — К мисс Энни? — Клейтон ракетой взмыл вверх. В обоих кулаках он зажимал пиратские фигурки. — А можно взять с собой игрушки? — Только две. — Люк выставил перед собой два пальца. Клейтон обвел взглядом комнату с таким видом, как будто папа спросил, какое из своих сокровищ он первым спасет при пожаре. Десять минут спустя Люк благополучно втиснул в машину Клейтона с четырьмя игрушками. Мэй с Уиллом благополучно успели на автобус, который ушел двадцатью минутами раньше, и, скорее всего, уже добрались до школы. Натали, «по счастью», умерла во время зимних каникул. Половина дальних родственников на похоронах приговаривали: «Ну, хоть школу пропускать не придется». Люк едва сдерживался, чтобы не нахамить. Он вырулил на дорогу и оглянулся на дом. Газон замело снегом, лишь кое-где под ним просвечивала зеленая трава. В последний раз он разгребал снег примерно месяц назад. Натали наблюдала за ним из окна. Бедные Мэй и Уилл. Уходили на каникулы — мама болела, настало время вернуться в школу — она уже умерла. Мэй рассказывала, что первый день прошел неплохо: дети держались чуть отстраненно, учителя — слишком заботливо. Уилл особо не распространялся на эту тему. На вопрос Люка буркнул «нормально». Попросить, что ли, Энни, чтобы написал ей сообщение… Люк подъехал к ее дому по аккуратно расчищенной дорожке и остановился возле «Крузера» Брайана. Днем Энни присмотрит за Клейтоном, а медицинскими картами займется вечером. Обычно они отправляли Клейтона в ясли, пока Натали учительствовала; Люк собирался поступить так же, но Энни упросила доверить ей мальчика. Сперва Люку казалось, что на трехлетку и так свалилось слишком много перемен, однако Энни и Клейтон, проводя время вместе, похоже, исцеляли друг друга. Прикидывая, что бы ответила на подобную просьбу Натали, он знал заранее, что не сумела бы отказать. Но Энни не могла присматривать за детьми целый день. Натали оставила инструкции: Люку следовало позвонить какой-то студентке, с которой она познакомилась в университетском городке. Нат была уверена, что девушка поладит с детьми и поможет Уиллу с уроками. Ее звали Джесси. Но Люк еще не был готов к постоянному присутствию в доме посторонней девушки и пока работал только полдня. — Ну что, вперед, к приключениям? — Он помог сынишке выбраться из детского кресла и взял матерчатый рюкзак с четырьмя комплектами одежды на смену, двумя надувными мячами, шестью поездами и парочкой динозавров. Клейтон осторожно зашагал по дорожке, щедро посыпанной солью. Люк шел за ним, чтобы подхватить малыша, если тот поскользнется. — Буду скучать по тебе, дружок, — вздохнул он, помня, что каждый день для трехлетки наполнен кучей драматичных переживаний: соломинка в напитке не того цвета или неправильно разрезанный сэндвич — это же конец света. — Я тоже, папочка! — Клейтон натянул капюшон, вздрогнув от ветра. — Возвращайся скорее! — Постараюсь. — Люк взял сына за руку в варежке и помог взойти по ступенькам. — Люблю тебя. — Знаю. Можно я сам в дверь позвоню? — Конечно, только жми один раз. Клейтон поднялся на цыпочки и нажал на желтую кнопку. Внутри запиликал звонок. Люк придержал руку сына, чтобы один звонок не превратился в десять. — Они пришли! Ты готова? — раздался зычный голос Брайана, словно между ними и не было никакой двери. Женский голос что-то ответил, Люк не разобрал. — Ладно, понял. Давай побыстрее! Брайан будто за дверью стоял, но Люку пришлось попрыгать на ступеньках, пока тот открыл — высокий, мускулистый. Муж Энни в юности был звездой колледжской футбольной команды, но потом порвал связки колена, и это положило конец его мечтам. Теперь он работал в полиции пригорода: разбирался с домашними скандалами и отслеживал нелегалов. — Привет, как жизнь? Как жизнь? Хм. Да как сказать. Люк терпеть не мог этот вопрос. Предполагалось отвечать, что все в порядке, чтобы вопрошающему не пришлось испытывать неловкость. С Брайаном они дружили не слишком близко, и Люк ограничился формальным: — Да вроде нормально, спасибо! — Сочувствую твоей утрате, — произнес Брайан слова, которые Люк слышал столь часто, что они потеряли смысл. — Даже не знаю, как Энни будет без нее… Спасибо, что разрешил ей приглядывать за Клейтоном. — Он понизил голос: — Знаешь, она очень скучает по Мэтту; я вообще не знаю, как она держится без Натали. Люк замялся. — Клейтон обожает мисс Энни. Правда, сынок? Малыш пробурчал что-то в капюшон. Бедняга совсем замерз, но Брайан, кажется, не заметил этого. Чтобы прервать неловкое молчание, Люк решил сменить тему: — Как там твое расследование? Все нормально? — Расследование? — Ох, прости… На похоронах Энни сказала, что ты расследуешь какое-то важное дело. — А, ну да. Расследую. Ты и не представляешь, на что некоторые идут ради наркотиков. С ума сойти. — Брайан потер плечи, покрывшиеся гусиной кожей. — Да вы заходите! Люк помедлил, заглядывая ему через плечо в поисках Энни. Не слишком-то хотелось оставлять Клейтона с ее мужем. Он, конечно, отличный парень, и с ним приятно поболтать, но с детьми он сидеть не станет. — Слушай, — Люк тронул Клейтона за плечо, — может, не сегодня… Послышались торопливые шаги, и в прихожей появилась Энни с мокрыми волосами.