— Ох, Брайан, впусти гостей, что ж они мерзнут на пороге! — А я им говорил, Энни, я ж не тупой. — Хозяин дома посмотрел на Люка в поисках сочувствия, будто тот тоже знал, какими занудами бывают жены. — Заходите, пока она меня живьем не съела. — Давай, Брайан, иди уже! — Она нырнула ему под локоть и беззвучно прошептала «прости». — Люк, рад был тебя видеть! Заходи как-нибудь вечером к Уилли, в дартс поиграем. Я тебе еще пиво должен, ну, ты помнишь… А теперь, извините, я — спать. Вечером на дежурство. — Да, конечно. До встречи! — Люк выдавил из себя улыбку. — Не забудь про пиво! — крикнул Брайан с лестницы. — Не забуду! — натужно ответил Люк, выдохнув с облегчением, когда тот скрылся из виду. — Прости, пожалуйста, — вздохнула Энни, прислушиваясь, как муж возится в спальне на втором этаже. — Он сегодня в ночь, и мы будем сидеть тихо, как мышки. Она подмигнула Клейтону, и тот важно кивнул в ответ. Энни сноровисто расстегнула ему куртку и стянула ботинки. — Знаешь, дружок, я откопала целую кучу Мэттовых игрушек. Приберегла на тот случай, когда стану бабушкой. Посмотришь? Я оставляла только самые хорошие. Она повесила его пальто на дверную ручку и сунула в карман варежки. Клейтон улыбнулся и ринулся в гостиную. — Не надо было нам сегодня приходить, да, Энни? — Люк устало оперся о дверной косяк, не в силах притворяться, что всё в порядке. — Начальник почти умолял меня побыть еще дома. Энни наморщила лоб. — Ты из-за Брайана? Не волнуйся, мы ему не помешаем, он так и так проспит весь день. — Нет-нет! — Все же хорошо, когда можно говорить откровенно. — Просто не знаю, готов я вернуться на работу или еще нет. — А зачем себя заставлять? — Она положила руку ему на плечо. Люк уже привык, что люди постоянно пытаются утешить его прикосновениями. Наверное, что-то вроде негласного общественного уговора: надо потрогать живот беременной женщины и похлопать по плечу вдовца. — Взял бы еще недельку, никто бы не возражал… — Знаю. — Люк сунул руку в портфель и погладил конверты, с которыми не расставался. Он дал слово Натали, что выйдет на работу. — Ничего, сегодня поработаю до обеда; буду входить в ритм постепенно. — И правильно. А мы сегодня дома посидим. Но вообще я записала Клейтона на детские чтения в нашу библиотеку, и еще что-нибудь придумаем… Кончатся морозы, станем в парке гулять, гонять на скутере… — Мальчишки такое обожают. Да, пусть лучше Клейтон проводит время с Энни, чем торчит в яслях, где ему не станут уделять столько внимания, или валяется дома в постели и ест что попало. — Энни, пообещай, что скажешь, когда устанешь. И позволишь мне платить тебе хоть что-то. — Ни за что. Натали просила меня перед смертью присмотреть за детьми… Полагаю, она имела в виду и тебя. — Серьезно? Она просила? Что ж тут удивляться, если Натали, лежа на смертном одре, сумела организовать отправку писем… Само собой, у нее был запасной план. — Слушай, ты что-нибудь знаешь об этих письмах? — Люк вытянул из портфеля стопку конвертов и расправил их веером. Энни внимательно осмотрела их. — Никогда не видела. Ну, только в тот день, когда ты показал. Почерк ее… Ты что, до сих пор их получаешь? — Ну да. — Люк сложил письма обратно в портфель. Энни пристально за ним наблюдала. — Кто же их отправляет? — Я думал, ты знаешь. — Люк передернул плечами, отгоняя разочарование. — Впрочем, это было бы слишком просто… Тяжело притворяться. Он прикидывался все свое детство, но прошло много лет, и он совсем забыл, каково это. Люк посмотрел на часы — синий циферблат на серебряном браслете, подарок Натали на пятое совместное Рождество. Вот в чем проблема: все напоминает о ней, и от этих воспоминаний холодно и одиноко, не то что от писем… — Ладно, я пойду. Клейтон складывал башню из разноцветных кубиков. Если она обрушится, Брайан будет недоволен. — Попрощаешься? Или боишься, что он начнет реветь? — Думаю, все будет нормально. Ему хотелось выйти из дома. К тому же он в тебе души не чает. Клейтон говорил об Энни едва ли не больше, чем о маме, Люку даже было не по себе. В три года не понимаешь различий между «ушла на время» и «ушла навсегда». — Что ж, — Энни чуть покраснела, — это взаимно. Давай, иди уже на свою работу, а то опоздаешь. Энни шутливо погрозила ему пальцем. Конечно, он не стал меньше скучать по Натали, но все же хорошо, когда кто-то заботится о твоей семье. Люк достал ключи из кармана пальто. — Клейтон, папа уходит! Люблю тебя! — Люк улыбнулся и помахал. Сын едва глянул на него, водружая новый кубик на вершину башни. В распахнутую дверь ворвался январский мороз. — Ты звони, если вдруг что, ладно? — Хорошо, — мурлыкнула Энни, вздрогнув от ветра. Укрывшись за дверью, она сунула в голову щель и крикнула вслед: — Хорошего дня! Подойдя к машине, Люк обернулся. Рядом с Энни стоял Клейтон, обвив ее ноги ручонками. Итак, старшие в школе, а младший только рад весь день провести в гостях. Наверное, Натали права: пора вернуться к работе. Когда Люк сел в машину, еще не остывшую от предыдущей поездки, его захлестнула волна паники. Как-то все слишком быстро. Натали хотелось, чтобы он притворился, будто жизнь продолжается. Но неужели она и впрямь продолжалась? Пусть в последний год творился настоящий ад, она все равно была рядом — лежала на больничной койке в гостиной, приоткрывала глаза и улыбалась, когда он проходил мимо. А однажды утром не открыла. Как же можно жить прежней жизнью — вроде как, а что тут такого, земля еще вертится, — если отныне каждую ночь подушка справа пуста? Люк уронил голову на руль. Поехать домой и поспать? Никто никогда не узнает. На работе точно никто волноваться не станет. Не исключено, что даже вздохнут с облегчением — не надо носиться с только что овдовевшим коллегой. В окно постучали, и Люк вздрогнул от неожиданности. Снаружи дрожала Энни в серых леггинсах и хлопковой футболке с коротким рукавом, сжимая в руке конверт, похожий на те, что приходили от Натали. Люк инстинктивно сунул руку в карман, затем, прищурившись, разглядел сквозь тонированное стекло, что на том конверте стоит имя Энни. Он нажал на кнопку, стекло поехало вниз. — Она мне тоже одно прислала, за неделю до того… Ну, до смерти. Она велела не говорить тебе, но я решила ослушаться. Люк съежился. Выходит, Энни могла поступить наперекор призраку из прошлого, а он — нет… — Ты его открывала? — Да. Натали сказала, что письмо надо прочесть в день ее смерти. Какой пухлый конверт, ему она никогда так много не писала… — Можно взглянуть? — Он протянул руку. Энни покачала головой. — Прости, Люк. Она заставила меня поклясться, что я не дам тебе его читать. Как ты сам говоришь, это слишком личное. Энни вернула назад его блинно-утренние слова. Люк сердито отвернулся. — А зачем ты мне его показала? Обычно он не позволял себе срываться, держал себя в руках, чтобы не стать похожим на отца. Сегодня его ждут несколько сеансов у боксерской груши в подвале. — Чтобы ты не думал, будто только ты их получаешь. — Энни сложила на груди руки, пар от дыхания вился вокруг ее головы. Должно быть, замерзла. — Что-то странное творится с этими письмами, кто-то словно в игру играет. Не знаю, кто, но точно не я. На твоем месте я бы разузнала, откуда они приходят, до того как открыть следующее. Люк кивнул, однако в душе не согласился. Конечно, ему хотелось узнать, кто их отправляет. Этот вопрос значился под номером один в длинном списке его вопросов. Но он не собирался прекращать читать письма. Они настоящие, вот что главное. — Иди в дом, Энни, а то совсем замерзнешь. — Люк положил руки на руль. Женщина не сводила с него глаз цвета морской волны. — Ты поразмысли об этом, ладно? — Она постучала конвертом по дверце машины. — Ладно! — Люк натужно улыбнулся и повернул ключ. — Хорошо, жду тебя вечером. — Энни отступила на несколько шагов — ждала, что он ответит. Но он и так едва сдерживался. Когда она скрылась в дверях, Люк выжал педаль газа и поехал на работу.