– Чудесно, – огрызнулся Филипп, даже не стараясь скрыть своего раздражения. Я взяла мужа под руку и больно ущипнула. На самом деле мне хотелось дать ему знатного пинка, а еще лучше выписать подзатыльник, но я спиной чувствовала на себе обжигающие гневные взгляды короля. Он смотрел нам вслед, наверняка мысленно проклиная Альваро, а меня осыпая нелицеприятными эпитетами. – Что ты делаешь? – обиженно спросила я, как только мы отошли на приличное от лужайки расстояние. – Тише. – Герцог остановился и поднес к моим губам указательный палец. Его прикосновение тут же вызвало внутри меня бурю желаний. Как можно нормально ругаться в таком состоянии? – Ты позволишь ему сделать это? – В моем взгляде скользила горечь от того оскорбления, которое нанес мне король своим заявлением про повитуху. – Ты правда способен так сильно унизить меня? – Ты разве не видишь, чего он добивается? Твое здоровье – лишь предлог. Плохой, неубедительный, но предлог. – И какова же истинная цель? – Несмотря на наши слова, на вывешенную на балконе простыню, он не верит, что ты стала моей. Он пытается найти доказательства подлога. И повитуха нужна только для того, чтобы подтвердить твою невинность. Холодок прошелся по моей коже. Этот идиот оказался не таким уж идиотом. Решил устроить мне гинекологический досмотр. Абсурдность происходящего не укладывалась у меня в голове. – Но ведь тогда все наверняка станет ясно. Он проиграет! – А ты думаешь, эта женщина скажет то, что есть на самом деле, или то, что хочет услышать король? Вопрос Альваро заставил меня сжаться от ужаса. Комок встал в горле, а в груди начало разрастаться черное пятно страха. – Он отнимет меня у тебя! Альваро, сделай что-нибудь! Отчаяние, охватившее меня, придало моему голосу нотки трагизма. Я схватила его за руку и до боли сжала ее. Герцог не шолохнулся. Я видела по его глазам, что у него есть ответ. У него было решение, и я ждала его слов, как главного откровения в своей жизни. – Именно потому, что он всерьез вознамерился это сделать, прямо сейчас я не пойду ни в какую библиотеку, дорогая супруга. А ты не станешь прикидываться больной. Я ни за что не отдам тебя ни королю, ни Богу, ни дьяволу. Пусть он будет хоть самим Аполлоном, спустившимся с Олимпа. Ты моя! Легкая, едва уловимая победная усмешка тронула мои губы. Он назвал меня своей! – Что ты задумал? – Ему придется смириться, когда в твоем чреве будет мой ребенок. Его ответ вызвал во мне невероятное, ни с чем не сравнимое волнение. Это было похоже на предвкушение волшебства новогодней ночи, на ожидание сказки, на свет в конце тоннеля. Он хочет сделать меня матерью своего ребенка! Но смогу ли я? «Пустая ты…» – в голове прозвучали слова чертовки Ванды. Что-то острое больно резануло по самому сокровенному у меня в душе. Затихшая давным-давно в тайниках моего сердца боль вновь вырвалась наружу, разрушая все на своем пути. Альваро сосредоточенно смотрел мне в глаза, читая в них разительные перемены настроения – отчаяние сменял страх, за страхом шла тоска, а за тоской бесконечная боль. – В чем дело? – Он ласково коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. – Я не уверена, что смогу стать… – Слова застряли у меня в горле, вертелись на кончике языка, но никак не могли с него сорваться. – Что это за сомнения? – Герцог обеими руками обхватил меня за лицо и пристально посмотрел в глаза. В его взгляде отражались облака, бегущие по небу, и теплый солнечный свет. – Или ты не любишь меня? Я не поверю, что сегодня ночью ты лишь притворялась! Не пытайся меня обмануть. Люблю! Еще как люблю! Неужели он не видит, что с ума схожу от одного его взгляда? Но как мне ответить ему? Что сказать? Что в прошлом теле и в прошлой жизни я была бесплодной разведенкой, которая уже потеряла всякую надежду взять на руки своего малыша? Или соврать ему о неведомой болезни, которая открылась из-за «иезуитских пыток» во время моего лжезаточения? И вновь в голове прозвучал противный голос бабки-ежки: «Мужа вернуть хочешь? Ребенка хочешь?» Может быть, теперь все иначе? Может быть, теперь есть надежда? Ведь она знала, зачем отправляет меня в прошлое! Она знала, что я смогу все исправить! А если это так – зачем мне расстраивать любимого человека на пустом месте? – Нет-нет, – я отрицательно закачала головой, – ничего такого нет. Никаких сомнений. Больше всего на свете я хочу взять на руки нашего ребенка! Я посмотрела в его теплые карие глаза и улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ, а затем наклонился и поцеловал меня, заставляя бабочек в моем животе очнуться ото сна и порхать, задевая крыльями душу. – Идем. – Он взял мою руку и потянул меня за собой. – Отныне и до того момента, пока я не услышу хороших новостей, мы каждую свободную минуту будем любить друг друга. – А потом? – с тревогой спросила я. – Что будет после того, как я забеременею? Ты вернешься к ней? Подозрения в голове роились, как мухи, отравляя своим ядом мое счастье. Я все еще не разгадала герцога до конца. Альваро хотел от меня ребенка, но так и не рассказал мне, что он делает с этой мулаткой в хамаме. Более того – он все еще не сказал мне, что любит. Я не услышала от него самых важных слов – «я тебя люблю». Все эти его басни на тему «не отдам» и «ты моя» – это лишь голос эгоизма, его мужского достоинства. Это голос охотника, поймавшего в свои силки добычу. Это голос гладиатора, победившего на арене более сильного соперника. Или он все еще не доверяет мне, опасаясь раскрыть свои секреты до конца, или не любит. Последний вывод заставил меня нахмурить брови. – Ты опять за свое? – Герцог посмотрел на меня так, словно я стала главным разочарованием в его жизни. – Ты не сказал мне, что любишь… И я не знаю, зачем вы закрываетесь в бане, – озвучила я свои опасения. – Если в моем сердце есть женщина – другой женщине нет места даже в моей постели, – сурово ответил он. – То есть?.. – Сегодня вечером ты узнаешь, почему Зола входит со мной в хамам. А теперь, если ты все еще хочешь остаться моей женой, идем в спальню. Я соскучился. Я закусила губу, почувствовав, как по венам и мышцам горячей волной растекается желание. – Я тоже… Глава 21 Сквозь плотно задернутые шторы все так же, как и утром, пробивался яркий солнечный свет. Его не мог остановить ни тяжелый бархат портьер, ни тень от посаженных под окнами каштанов. Он золотил свежее постельное белье на кровати, скользил своими лучами по резным деревянным столбикам, поддерживающим балдахин, рисовал затейливые узоры на стене и полу. Альваро, едва переступив порог супружеской спальни, сбросил с себя слишком плотный жакет из серого сукна и ослабил галстук на шее. У меня же от одного взгляда на гладкие прохладные простыни кровь прилила к голове. Все мое тело сковало блаженное оцепенение, от которого мне вовсе не хотелось избавляться. – Иди сюда, – тихо приказал герцог, отодвигая штору. Я подошла к нему и встала рядом, наблюдая с высоты за королем, герцогиней Гарибальди и маркизом Пиларом. – Ты опять хочешь разыграть представление? – спросила я дрожащим от волнения голосом. Мне хотелось, чтобы он отрицательно покачал головой, чтобы цокнул языком для пущей убедительности, чтобы схватил меня в охапку и прижал к себе так сильно, что у меня перехватило бы дыхание. Но вместо этого Альваро лишь искоса посмотрел на меня, пытаясь что-то прочесть в моих глазах. Я не могла понять, что таится внутри этого человека. Не могла предугадать, что он сделает в следующую минуту, о чем он думает, что замышляет, какие планы строит. Несмотря на нашу недавнюю близость, на сократившееся между нами расстояние, я все еще не понимала его. Создавалось впечатление, что он проверяет меня на вшивость, нарочно удерживает меня то на длинном, то на коротком поводке, чтобы сделать определенные выводы. Казалось, будто он все еще не до конца доверяет мне и это гложет его. Гложет гораздо сильнее, нежели эти подозрения мучили меня. – А чего хочешь ты? – спросил мужчина таким сладко-тягучим голосом, что его можно было бы вместо сахара добавлять в чай или кофе. – Если хочешь, мы разыграем очередное представление. Или же… – Никаких «или же». – Я вскинула вверх руку в каком-то отчаянном жесте, словно отмахнулась от опасного насекомого. – Очередное представление говоришь? – Мое лицо исказила печальная ухмылка. – Как это понимать? По-твоему, то, что мы пережили этой ночью, – всего лишь очередное представление? Где же правда, Альваро? Мужчина оскалился, блеснув ровной полоской белоснежных зубов, которые на фоне его черной маски казались кипенно-белыми. – С тобой невозможно разговаривать, – как ни в чем не бывало резюмировал он мою пламенную речь. – Ты как порох. Стоит одной искре упасть – случается мощный взрыв, который нельзя погасить ни водой, ни песком. – Но ты погасил! Сегодня ночью ты погасил мой пожар! – возразила я, чувствуя, что эти словесные баталии опять доведут меня до слез. – Зачем ты разжигаешь его вновь? Что ты делаешь? Ты доверился мне, показал портрет своей настоящей семьи, снял в моем присутствии маску, сказал – «ты моя», а теперь предлагаешь разыграть очередное представление? Я не понимаю тебя! Отказываюсь понимать! Сил спорить больше не было никаких. Еще одно слово – и из меня хлынет соленый поток. – Но ты же не дала мне возможности договорить. – Он повернулся ко мне вполоборота и медленно завел за ухо выбившуюся из прически прядь волос. Прикосновение его теплых пальцев заставило мое тело покрыться мурашками. От удовольствия я смежила веки, словно мартовский кот, получивший свою порцию сметаны. – Ты терзаешь меня, – ответила я, прикладываясь щекой к его горячей ладони, точно котенок, ищущий ласки в руках хозяина. – Ты испытываешь мое терпение, мучаешь… – Испытываю… – эхом повторил он, – но не мучаю. – Мучаешь, – как капризный ребенок, запротестовала я. – Я даю тебе свободу выбора. Я открыла глаза и сосредоточенно посмотрела на него. Что он имеет в виду? Есть ли в этой фразе скрытый смысл? – Ты хочешь, чтобы я выбрала не тебя? Ты провоцируешь меня, заставляешь выбрать другую сторону. Ты предлагаешь мне выбрать фиктивность вместо любви, представление вместо реальности, сожаление вместо триумфа. – Я уже сказал тебе, что ты в моем сердце. Но где я? – Альваро задумчиво склонил голову набок и прошелся взглядом по моему лицу и груди.