– Да. Более того, при должной финансовой поддержке с вашей стороны он наберет еще столько же наемников. – Крепко же его обидел Филипп. – Меня обидел! Не забывайте об этом, Альваро! Он обидел не только графа, но и меня! Голос герцогини был эмоциональным, взвинченным. Как будто разговор коснулся чего-то очень личного. – Я помню, дорогая герцогиня. И вы знаете, что я всегда на вашей стороне. Это такая глупость, разлучать вас с любимым из-за его происхождения. – Филипп разлучил меня не только с графом. Вам известно, что он отнял у меня сына. Я ненавижу его! Последние слова герцогиня выкрикнула слишком громко, я даже была вынуждена отпрянуть от стены, чтобы защитить свою барабанную перепонку от раскатов ее громогласного голоса. Ничего себе подробности! Значит, король разлучил свою тетушку с супругом (или любовником) и сыном, ибо возлюбленный был какого-то не такого происхождения. Бастард, что ли? Почему она называет его графом? – Он побоялся, что в случае бунта ваш сын будет воспринят частью аристократии в качестве наследника. Ведь вы дочь короля Альфонсо I. – Ему было мало отказной от престолонаследования, которую подписали и я, и граф. Он захотел лишить меня единственной радости в этой жизни – он забрал и спрятал мое дитя. Разговор был весьма любопытен, но Зола не дала мне дослушать. Она вновь потянула меня за рукав, приложив палец к губам. Когда я увидела, что она тащит меня к резному деревянному шкафу, то и вовсе растерялась. Неужели теперь тихонько тюкнет по темечку или применит ко мне какое-нибудь восточное искусство ведения боя (то бишь успокоения соперника), а тело в шкафу спрячет? Через день-другой вытащит незаметно в сад – и пишите письма. Но все оказалось гораздо интереснее. Она резко открыла дверки, и я вынуждена была закрыть рот рукой, чтобы не закричать. В шкафу, задняя спинка которого углублялась в сторону гостиной, приложив ухо к стене, сидела Тара. Она внимательно слушала все, что говорили герцог с герцогиней, а затем конспектировала важные детали в небольшой блокнот, который уложила себе на колени. Чуть выше располагалась полка, на которой стоял подсвечник с тремя свечками. Девушка явно не ожидала нашего появления и испуганно замерла с пером и чернильницей в руках, пронзая ошарашенным взглядом то меня, то Золу. – Я давно заподозрила, что в доме не все чисто, – тихонько проговорила Зола, улыбнувшись пойманной шпионке какой-то зловещей улыбкой, – но странным казался тот факт, что книга в гостиной двигается в том самом стеллаже, который стоит у смежной с моим будуаром стены. Я подумала – если расскажу, подозрения сразу же падут на меня. Мол, ревнивая принцесса собирает досье на неблагодарного герцога. – Ты же не выдашь меня? – дрожащим голосом проблеяла Тара, которая от волнения не удержала в руках чернильницу и опрокинула ее, испачкав платье. – Выдам, еще как выдам! – в темноте мелькнули белые зубы Золы. – Я увидела тебя выходящей из будуара еще днем, когда здесь был король. И решила проверить, что тут творится ночью. Конечно, я видела, как ты прокралась в свое укрытие. Но мне нужен был свидетель. И тут удача улыбнулась мне – герцогиня Федерика решила лишний раз убедиться, что герцог не имеет со мной тайной связи. – Я не за этим спустилась, – возразила я, горделиво задрав подбородок. – Мне всего лишь было одиноко, я пошла искать мужа. – Не важно, – фыркнула Зола. – Вор пойман с поличным. Девушка виновато опустила глаза и заплакала, утирая слезы испачканными в чернилах пальцами. Через минуту все ее лицо было похоже на одну сплошную кляксу. – Как ты могла, Тара? Как ты могла? – спросила я, все еще не веря в происходящее. – Я люблю его! – вдруг выкрикнула она с яростью и страстью. – Если бы не ты – он бы мог стать моим! Но твое появление все испортило! – Но ты так радушно встретила меня, – непонимающе возразила я. – И что? За время бродяжничества я прекрасно изучила актерское мастерство. – Ладно я, но как ты могла навредить ему? Ты же говоришь, что любишь Альваро! Но то, что ты делаешь, – для герцога это верный путь на плаху! – Король пообещал мне, что Альваро будет жить. Он просто сошлет его подальше от столицы. А ты – ты бы досталась королю и освободила мне дорогу к сердцу любимого мужчины. Я стояла, не веря ни глазам своим, ни ушам. Эта тихоня, эта серая мышка, которую не было ни видно, ни слышно, вдруг купилась на королевские байки и пошла против любимого человека. Слова застряли у меня в горле, вертелись на кончике языка, но никак не могли сорваться с него. На подмогу пришла Зола: – Ты не любишь его по-настоящему, маленькая стерва. Он приютил тебя, дал тебе кров, хлеб, образование, шанс на счастливое будущее, но тебе оказалось мало. Ты не любишь его, ты любишь только себя. – И это мне будешь говорить ты? – ехидно бросила Тара, пронзая Золу полными ненависти глазами. – Да ты сама с ума сходишь от ревности! Признайся, не появись здесь эта Фике – нам обеим спалось бы легче и дышалось бы свободнее. – Да, я ревную. Но еще я знаю, что любить по-настоящему – это значит желать любимому счастья. Это значит видеть свое спокойствие в его счастье. Альваро счастлив с этой вертихвосткой. И я убедилась, что она любит его. Да будет так. У меня немного дернулся глаз на слове «вертихвостка», но я прикусила язык, дабы не останавливать это словесное цунами. Глядишь, и еще чего интересного выдаст. За несколько минут уже столько открытий, что можно написать томик стихов о любви и счастье. – И как ты спишь? Как ты можешь спокойно спать, зная, что он целует, ласкает ее? Тебя не терзают на части клыки ярости и ненависти? – Выходи отсюда, маленькая чертовка! – Зола со злостью дернула ее за руку, заставив покинуть это тайное убежище. – Я не могла спать, зная, что на Альваро донесли! Зато теперь, можешь быть уверена, мой сон будет крепок и спокоен, как сон младенца! Любить – значит быть преданной! Заруби это себе на носу. У тебя же не любовь, а лишь эгоистичное желание обладать. Надо сказать, Зола поразила меня. Я даже была готова броситься ей на шею, чтобы обнять и расцеловать, но уверена, она не из тех, кто позволит так с собой поступить. В лучшем случае в ответ я бы получила удар локтем в бок. Мысли об этом заставили меня улыбнуться. Шум в шкафу привлек внимание собеседников за стеной. И через минуту в будуар ворвались двое – сначала герцогиня, которая чуть не снесла двери своей пышной грудью, а за ней герцог. – Что здесь происходит? – Голос Альваро прозвучал, как раскаленный металл. – Зола поймала шпионку, – ответила я, взглядом указав на Тару. – Тебя, что ли? – недоверчиво улыбнулся герцог, видимо, отказываясь верить в действительность и пытаясь перевести ситуацию в затейливую арабеску. – Нет, ее. – Зола без обиняков ткнула пальцем в сторону Тары. – Я всего лишь хотела заполучить тебя! – Девушка бросилась на колени к ногам герцога и закрыла лицо руками. Противный звук ее рыданий заполнил тишину. Альваро тяжело вздохнул, а затем провел рукой по склоненной голове невольницы. – Ты могла получить все, что только захотела бы. Кроме меня. Теперь же ты получишь только то, чего заслуживаешь. Тон его голоса не вызывал сомнений – Таре больше нет места ни в этом дворце, ни в нашей жизни. Глава 25 День клонился к закату. Прохладный ветер подул с запада, принося с собой запахи свежескошенного сена с лугов и ароматы хвойных лесов, которые очерчивали границы Сан-Альенсо. Именно туда, по проторенной дороге, через луга и поля, через дремучие леса лежал путь в приют Святой Себастьяны – что-то наподобие наших институтов благородных девиц, в которых обучались сиротки и девочки из бедных семей, чьей участью впоследствии становилась должность гувернантки в богатом доме. Эти девушки редко выходили замуж, их жизнь была ограничена стенами хозяйского дома, а свою любовь они могли растрачивать только на чужих детей. Повозка, груженная сундуками, уже стояла на подъездной дорожке у парадной лестницы. Там же поджидал свою пассажирку запряженный экипаж. На крыльце выстроилась прислуга. Все как один с понурыми лицами. Женщины тайком смахивали с лица слезинки, мужчины сердито хмурили брови и накручивали на палец усы. Роза и Флора стояли в сторонке и смотрели печальными глазами в темноту открытой двери – туда, откуда с минуты на минуту должна была появиться Тара. Мне тоже было жаль девушку. Особенно в те секунды, когда мой взгляд падал на Пришу, которая в знак траура надела белое сари, а на шею повесила погребальный венок. Она прощалась со своим ребенком, прощалась навсегда, отрекалась от нее, и в то же время я видела, как горит от боли ее душа, как щиплет ее глаза от слез, как побледнела ее кожа и как дрожат ее тонкие красивые руки. – Ты можешь видеться с ней, когда захочешь. – Альваро положил ей руки на плечи и попытался увещевать, но та резко качнула головой: – Не смогу. – Это твой ребенок. Что бы она ни сделала – это не ее вина. Это ты и я недосмотрели. Это наша вина. Смотри, я не отрекаюсь от нее. Я просто хочу проучить ее, дать ей возможность получить прощение, заслужить его. И ты дай. – Это против наших правил. Она предала не только тебя. Она меня предала. – Приша, – вмешалась я, будучи больше не в силах наблюдать за этой душераздирающей сценой, – неужели твое материнское сердце не дрогнет? Пожалуйста! Даже я не так сержусь на нее, как ты. – Ты и не должна сердиться на нее так, как я. Женщина жестом дала понять, что разговор окончен, затем быстро смахнула с лица слезинку и вновь выпрямилась, пронзая даль невидящим взглядом. И вдруг по шеренге слуг прошелся шепот. Все повернули головы в сторону входной двери – оттуда в легком дорожном платье, с красными от слез глазами и маленьким несессером в руках появилась Тара. Она окинула присутствующих полным мольбы взглядом, а затем бросилась в ноги к матери, ухватилась рукой за подол ее наряда и начала что-то причитать на хинди. Приша оставалась непреклонна. Ни один мускул не шелохнулся на ее лице. Поняв, что стенания не помогут, девушка поднялась и медленно, втянув голову в плечи, поплелась к лестнице. У первой ступени ее остановил Альваро. Он слегка тронул ее за плечо, заставив девушку обернуться. – Я обещаю тебе, она простит. Я привезу ее к тебе. – Спасибо. – В глазах Тары загорелся огонек надежды. – Вы простите меня? – Я сделаю для тебя все, что в моих силах. Альваро кивнул, и она молча продолжила свой спуск к карете. Я еще никогда не видела человека, который вынужден покинуть дом, но теперь знала, что ни за что на свете не хотела бы оказаться на ее месте. Тара спускалась сгорбившись, как-то сразу постарев, едва переставляла ноги, точно побитая собака, которая уползает в свою конуру с единственной мыслью – еще раз поласкаться у ног хозяина. Когда за девушкой захлопнулась дверца кареты и экипаж тронулся с места, зашуршав колесами, Приша упала на колени. Она держалась из последних сил во время проводов дочери, изображала из себя каменную статую, неприступную крепость, горделиво задирала подбородок и даже не посмотрела Таре в глаза. Но теперь она сняла маску. Приша закрыла лицо руками и заплакала. Ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий. Несколько горничных склонились над ней и начали успокаивать, оглаживая спину. Я больше не могла выносить это зрелище. Мое сердце рвалось на части. Ошибку совершила Тара. Она предала человека, ставшего ей отцом, но больно почему-то в этом доме было абсолютно всем.