— Звонок длится меньше минуты. Она говорит, что в гостинице, но не знает, где именно. Что ее схватил какой-то мужчина, что она боится и проголодалась. Потом — отбой. — Клаас верит, что это действительно Полли? — Говорит, что может поклясться. Но есть нюанс. Эту линию не прослушивали. — Вот дерьмо… Как это вышло? — Девочка живет с матерью. Они поставили прослушку там, на номере Ив Николь. Видимо, дальше этого никто не думал. — Если это была Полли, почему она позвонила папе, а не маме? — я не могу не задать этот вопрос. — Ведь большую часть времени она живет с мамой. Уилл пожимает плечами. — Может, у нее была только местная линия? Она в Сан-Франциско? В любом случае сейчас мы не знаем. Пока она не позвонит еще раз. Мои мысли перескакивают на Рода Фрейзера. Такая ошибка — не просто корм для СМИ. Она потенциально гибельна для его карьеры. А еще есть человеческие последствия. Самобичевание, которое будет жестче и громче любой внешней реакции. — Бедняга Род. Господи… — Знаю. Можешь себе представить, чтобы кто-то такое упустил? Когда СМИ об этом пронюхают, весь город взбесится. Может, и хорошо, что у нас тут нет такого цирка. — Ты берешь на себя риски, когда играешь по-крупному. По телевизору, висящему над баром, показывают футбольный матч из Аргентины, но снизу бежит строка с новостями о поисках Полли. Ее имя и лицо уже известны по всему миру, однако, если не считать того звонка, никто не видел и не слышал о ней уже целую неделю. От этого я только сильнее тревожусь о нашем собственном расследовании. — Есть какое-то движение насчет городского собрания? — Я зарезервировал на субботу общественный центр и оставил запрос на круглосуточное использование здания в качестве центра поисков. «Маяк Мендосино» согласился напечатать листовки о пропаже Кэмерон для массовой почтовой рассылки. — Суббота — хороший день. У нас будет больше людей, может, еще зайдут какие-нибудь туристы… Зал будет казаться набитым. — Я оглядываюсь на столы вокруг нас, ища подтверждения. Это те самые люди, которых мы хотим привлечь на нашу сторону. — Я собираюсь поговорить с Греем, как только мы здесь закончим, а потом с Эмили. Нам нужно, чтобы фотографии были повсюду, для камер. Фотографии трогают людей. Если они увидят снимки Кэмерон, она станет для них более реальной. Те объявления о пропаже практически невидимы. — Я понял, — говорит Уилл. — Хочется, чтобы мы могли использоваться слова посильнее, когда начнем печатать новые. Мы не можем сказать «похищена», чтобы не вводить людей в заблуждение. — И это на грани недобросовестности. Как насчет «подозревается злой умысел»? Это накроет хорошую среднюю зону и принесет чуть больше внимания. Сегодня уже шестое. Две недели, а у нас никаких успехов. Мне не нравится, какие вырисовываются шансы. Уилл серьезно кивает. Ванда приносит тарелку для Сверчка. На ней котлеты для бургеров, разобранные на удобные куски. — Тсс, — говорит она, поглядывая в сторону кухонного окошка, потом бежит за нашим счетом. Я понимаю, что это может закончиться спором, но говорю: — Уилл, а зачем ты сказал Калебу, что я работаю над этим делом? Я думала, мы договорились, что это только между нами. — Что?.. Но это же Калеб, а не какой-то журналист. — И все же?.. — Прости. Просто выскочило из головы, когда мы разговаривали. Наверное, я подумал, ему будет от этого легче. — В каком смысле? — Что мы вдвоем работаем над этим расследованием. Что мы не дадим трагедии с Дженни повториться. Он говорит то, что уже приходило мне в голову. Для любого слишком тяжело пережить такое хотя бы один раз, не говоря уже о двух. И не только для Калеба. Большинство из тех, кто старше двадцати пяти, были здесь, когда убили Дженни. И потому на этот раз история должна закончиться иначе — ради нас всех. Глава 37 Часом позже я протискиваюсь по узкой и ухабистой Гато-стрит в своем «бронко», чтобы встретить Грея на пути из школы домой. Его плечи сгорблены под лямками рюкзака, рыжие волосы собраны лаком в пирамиду или какой-то флаг протеста. — Я надеюсь, было о’кей, что я рассказал вам в тот день, — говорит он, как только я паркуюсь и подхожу к нему. — Все о’кей. Твоя помощь много для нас значит. — Мы стоим посреди улицы, но это неважно. Движения нет, нет никаких звуков, даже птичьих песен — как будто весь мир встал на паузу. — Девушки, которые пережили тяжелое время, как Кэмерон, часто с трудом сближаются с людьми. Но вы вдвоем доказали, что это не всегда правда. У вас особые отношения. И поэтому, когда мы вернем ее домой, она справится. Такие особые отношения могут изменить исход. Они могут изменить все. По взгляду Грея я вижу, что он благодарен за определенность. Не если, а когда. А еще мои слова о доверии глубоко проникают в него. Возможно, ему эта близость нужна так же сильно, как и ей. — Ты не думал, кто еще мог быть связан с Кэмерон? Любой человек, о котором она упоминала. Любой, с кем ты ее мог видеть и подумать, что тут что-то не так. — Я пытался, но не могу ничего вспомнить. Мы все время были вместе, почти каждый день. И мы все рассказывали друг другу. Если б она кого-то встретила, думаю, я бы знал. — О’кей. Продолжай вспоминать. А пока я хочу попросить тебя об услуге. В субботу вечером будет городское собрание в общественном центре. Мы будем говорить о Кэмерон. Я хочу, чтобы ты сделал какой-то коллаж о ее жизни, чтобы люди знали, кто она на самом деле. Ты самый близкий ей человек. Ты поможешь? — Попробую. — На его лице неуверенность, но я знаю, что ради нее он готов на все. — Отлично. Подумай обо всем, что делает ее ею. Что она любит. Что для нее важно. Сделай список ее любимых занятий, найди несколько ее хороших фотографий и сделай копии. Не нужно профессиональной работы. Важно, чтобы это шло от души. — Я знаю только про пару лет. Мы начали проводить с ней много времени лишь с восьмого класса. — Два года — долгий срок, когда ты по-настоящему близок с человеком. Мы идем к его двери. Он кивает, все еще обдумывая мою просьбу. Чтобы сделать все правильно, ему придется нырнуть вглубь болезненных чувств. И дальше будет только хуже. Больнее. — Кто раньше был ее лучшей подругой? — Кейтлин Манси, в шестом и седьмом классе. Но она мерзкая. — Может, и так, но, я уверена, она все равно поможет. У нее тоже есть частичка Кэмерон. Убеди ее показать тебе. — И как мне это сделать? — Грей останавливается и оттягивает лямки рюкзака, словно тот внезапно потяжелел. Все это и так слишком тяжело. — А если я облажаюсь? Я опознаю признаки паники. Он не первый раз напоминает мне саму себя. Когда ставки слишком высоки, я тоже слишком много тревожусь. Как сейчас. — Ты справишься, — мягко говорю я. — Ты ее любишь. Все это крутится вокруг любви. * * * Следующая остановка — у Кёртисов. Мне нужно как-то заручиться их поддержкой. Трой, оказывается, уехал на день. Срочное совещание в «Парамаунте», объясняет Эмили, когда впускает меня и предлагает чай. Я раздражена, но не удивляюсь. Критическая ситуация дома, вероятно, слишком трудна для него. Вдобавок его жизнь на какое-то время взорвалась. Его рук дело, да, но вполне понятно, что ему хочется быть в другом месте, пока обломки всё еще падают. — У вас есть какие-то новости? — спрашивает Эмили с противоположной стороны бледного мраморного острова посреди кухни. Вокруг нее сверкают хром и стекло. — Поступило сообщение об исчезновении еще одной девушки, в Гуалале. Мы пока не знаем, имеет ли это какое-то отношение к Кэмерон. Никто не видел ту девушку с июня. Кажется, будто Эмили, не пошевелившись, обмякла. — Все время ждать и не знать… Не представляю, смогу ли я это выдержать. — Старайтесь жить день за днем, шаг за шагом, если сможете. Иногда помогает какая-то отдушина. Вы можете говорить с Кэмерон или писать ей записки. Пусть она вас слышит. Когда она поднимает взгляд, в глазах у нее стоят слезы. — Хорошо. — Мы ездили в Напу поговорить с Дрю и Лидией. Я слышу, как у нее перехватывает дыхание. — Вы ездили туда? — Мы проверили обоих на полиграфе. Стандартная процедура. — Я не раскрываю свои карты. — Кроме того, я беседовала со Стивом Гонзалесом. Мы не считаем, что он связан с какой-либо неподобающей деятельностью. Он немного поделился впечатлением о работах Кэмерон. Похоже, она показала ему очень мрачное произведение. Он беспокоится, не было ли оно автобиографическим. — Она на самом деле была несчастна? — голос у Эмили слабый и обиженный. — Мне нужно было уделять ей больше внимания. — Мы готовим городское собрание, чтобы привлечь помощь. В субботу вечером. Вам с Троем следует участвовать. Публичное заявление привлечет больше глаз к проблеме и намного больше людей к поискам. Эмили, нам необходимо участие людей. И не только местных. — Вы хотите сказать, обратиться к СМИ… — Ее голос прерывается. — Мы с Троем это обсуждали и думаем, что сейчас это будет ошибкой. Для нас. Можете представить, какого рода репортажи они выпустят? Они будут эксплуатировать сенсацию. Эти люди — чудовища. — В своей работе мне доводилось видеть грязную сторону публичности. Не стану утверждать, что у них всегда благородные мотивы, но наши могут стать такими. Мы способны контролировать послание.