— Она хочет быть актрисой, — добавляет Джиллиан. — Она без ума от Мела Гибсона. У нее в комнате висит плакат с черно-белыми кошками и далматинцем, там написано: «Не повторяй, выделяйся!» Это она. Полли ни на кого не похожа. После беседы по экрану проплывает обычный номер для звонков «если вам что-то известно». Потом экран чернеет. Запись кончилась. Я оборачиваюсь к Уиллу. Я отупела, у меня отходняк после нашего разговора, но шестеренки все равно начинают крутиться. — Это именно то, что нам нужно было устроить на городском собрании вчера, — говорю я. — Гренки с корицей. Практически никто в городе ничего не знает о Кэмерон. Нельзя заботиться о том, что ты не можешь представить. — Да, разумеется. Но слушай дальше. Ты знаешь актрису Вайнону Райдер? Похоже, она завтра прилетает в Петалуму на самолете Харрисона Форда. Я разговаривал с Фрейзером. Судя по всему, она собрала пожертвования с кучки суперзвезд для частного вознаграждения, если Полли найдут. Анна, это два миллиона долларов. — Что? Это безумие! Даже если они смогли собрать столько денег, с чего тратить их на Полли? И вообще, почему Райдер так заинтересована? — Часть ее детства прошла в Петалуме. У них с Эмили даже был один преподаватель актерского мастерства. Похоже, она следила за новостями и решила, что пора действовать. Она позвонила сегодня. Вот и говори теперь про шумиху в СМИ… — Тогда мы возвращаемся к Эмили. У нее есть два миллиона долларов. — Анна, деньги тут не главное, ты сама это знаешь. Проблема в том, что у нас нет доказательств. ФБР считает, что Кэмерон сбежала. С такой историей не выбить время в «Их разыскивает Америка». Я даже не знаю, есть ли у нас теперь шанс на местные СМИ, даже с помощью Эмили. Все будут снимать приезд Райдер. — Думаю, мы все равно попытаемся. Мы не можем контролировать интересы СМИ, но можем как следует засветиться, верно? — Попробуем. В любом случае это еще не всё. — Полли звонила еще раз? — Нет. Фрейзер практически уверен, что это был розыгрыш. Но в игру вступила Кремниевая долина. Какие-то умники-компьютерщики смотрели новости и родили светлую идею отсканировать листовку о пропаже Полли и загнать ее в компьютер. Куча сетевых компаний выделила оборудование. Они рассылают факсом тысячи листовок по всему миру и еще интернет используют. Кто-то сказал мне, что объявление уже видели десять миллионов человек в пяти странах. — Ничего себе! Вот это число. — Знаю. Дивный новый мир, правда? Можешь представить, если б у нас было что-то в этом роде десять лет назад или двадцать? — его взгляд полыхает. Дженни… В один миг передо мной начинает мерцать ее лицо. Ее смех. Ее походка. Ее голос на утесах, мелькает во тьме, а потом исчезает. Со времен ее исчезновения и задолго до него размытые фотографии пропавших детей и подростков появлялись на плакатах, расклеенных на телефонных столбах или почтовых отделениях. Что изменилось бы, если б в 1973 году существовал интернет? Если б отчетливые изображения Дженни рассылали бы повсюду в мгновение ока? Возможно, ничего, а может, все. Возможно, изменилась бы вся направленность наших жизней. — Мы можем сделать что-то подобное для Кэмерон? И для Шеннан? — Я уже сделал пару звонков. — Что ты думаешь, если я съезжу поговорить с матерью Шеннан Руссо? — Зачем? — Понять, нет ли какой-то связи между этими двумя девушками. — Лично для меня они выглядят похожими примерно как день и ночь. Если ты не увидела связи с Полли, почему ищешь ее здесь? — Обещай, что не станешь смеяться. У него уклончивый взгляд. — Я встречалась с Тэлли Холландер. — С ясновидящей?.. Дружище, вот теперь я всерьез начинаю о тебе беспокоиться. — Да ладно, Уилл. Потерпи меня секунду. Тэлли кое-что сказала насчет Шеннан и ее детства, и я думаю, у этих девушек общая эмоциональная ДНК. Я просто хочу проверить. — Мои руки сжимают стол, холодный, ровный и настоящий. — Я говорю не о каких-то видениях. Когда Тэлли звонила Карен, та раскрылась и поделилась с ней разными вещами: какое хаотичное детство было у Шеннан, как появлялись и исчезали мужчины, сколько рядом с ней было жестокости. Я знаю, она была крепче гвоздей, когда говорила с тобой, но, если мне удастся ее разговорить, мы сможем узнать намного больше о том, как Шеннан столкнулась с каким-то психопатом. Уилл вздыхает; я вижу, как он устал. У нас обоих заканчивается бензин. — Ладно. — Ладно? — Шансов мало, но, если честно, сейчас важны все хлебные крошки. — Верно. Важны. Глава 45 Ранним утром следующего дня я еду в Гуалалу, на работу к Карен Руссо, в старенький салон под названием «Ничего, кроме волос». Когда я вхожу, она опирается на стойку у входа. Симпатичная, хотя слегка очерствевшая брюнетка в темном рабочем халате, из-под которого выглядывают джинсы-клеш и туфли на высокой пробковой танкетке. На вид ей лет тридцать пять — значит, она родила Шеннан в восемнадцать или девятнадцать. Как только я представляюсь, взгляд Карен становится тусклым. Ей уже хватило копов и репортеров. Может, мне стоило взять с собой Тэлли? — Я тут работаю, ясно? — бросает она. — Всего пятнадцать минут на кофе… — Мне нечего рассказать. — Не страшно. Я буду ждать в ресторанчике напротив. У меня всего пара вопросов. * * * Через сорок пять минут она наконец появляется. Во мне уже три чашки. Кофе водянистый, но пальцы все равно влажные, а оптимизм почти испарился. — У меня запись на одиннадцать, — говорит Карен. — Постоянный клиент. Я не могу опаздывать. — Понятно. Я просто хочу как можно яснее представить себе вашу дочь. Что вы можете рассказать мне о привычках Шеннан? В смысле до ее исчезновения? — Она скучала и часто попадала в неприятности. — Она была в старших классах, когда исчезла, верно? — Ее никогда не заботила школа, и я бросила пытаться запихнуть ее туда. Честно, я много чего бросила. Знаю, звучит паршиво. Шеннан не хотела мать. Она вообще не хотела, чтобы о ней кто-нибудь заботился. Возможно, жесткость Карен действительно защита, как предполагала Тэлли, но впечатляюще солидная. — Должно быть, нелегко, когда она отстраняется от вас. Карен прищуривается; на ресницах столько черной туши, что они кажутся синими. — У меня было полно времени привыкнуть. — Расскажите мне о последнем дне, когда вы видели дочь. — Я перелистываю свои заметки. — Второе июня. Она в тот день пошла в школу? — Ваши догадки не хуже моих. Она встала с кровати и оделась, но могла пойти куда угодно. У нее была куча друзей, которые не были друзьями. Ну, вы поняли. — Мужчин? Вы говорите, что ваша дочь занималась проституцией? — Возможно. — Она достает из кармана куртки узорный футляр для сигарет, подносит зажигалку к кончику «Мальборо лайт», затягивается, потом привычным жестом разгоняет дым. — Не знаю, как она зарабатывала деньги. Я ее не выручала, сразу скажу. Я знала, что она пила все, что дают, нюхала и кололась. Я перестала спрашивать. — Эти друзья… Она упоминала чье-нибудь имя? — Я такого не помню. Правда, хотя бы у одного были деньги. Как-то Шеннан принесла домой новую камеру «Никон». И кто-то дал ей куртку, симпатичную. Это привлекает мое внимание. — Вы можете ее описать? — Она была короткая и коричневая, из какого-то натурального меха. Может, не настоящая, но выглядела как натуральный мех и дорого. Шеннан точно не купила ее где-то здесь. — В тот день она была в этой куртке? — Может, была. Не помню. Ясно, что больше ничего полезного я из нее не вытащу. Если и можно каким-то трюком убедить ее говорить открыто, я такого не знаю. — А что вы думаете о ясновидящей, которая вам звонила? — А что я могу подумать? — Карен строит возмущенное лицо и снова затягивается; дым расходится веером, словно ядовитый щит. — Шеннан всегда делала, что хотела. Если ее кто-то убил, возможно, она об этом просила. Резкость ее слов на несколько секунд оглушает меня. Я знакома с женщинами вроде Карен, жесткими и замкнутыми. Но еще я понимаю, что любой, кто обзавелся такой раковиной, сделал это неспроста. У нее были причины защищать себя. И до сих пор есть.