Уже через несколько минут они сидели в такси, продвигаясь в пробке по сверкающим вывесками улицам. Мимо проносились стайки юнцов на мопедах. Двери ночных клубов не закрывались, впуская и выпуская потоки посетителей. Рассказывая что-то Чаму, Конор на мгновение отвернулся и вдруг увидел, как в его окно заглядывает костистое, изможденное, бесполое лицо призрака, не выражавшее ничего, кроме голода. – Позволь спросить тебя кое о чем? – Конор услышал собственный голос будто бы со стороны – голос пьяного человека, но следом решил, что ему в общем-то наплевать. Ведь этот маленький гей его друг. Чам похлопал его по колену. – Откуда у тебя на лице эти чертовы шрамики? Врезался в фабрику рыболовных крючков или что? Рука Чама застыла на его колене. – Видать, история будь здоров, а? – сказал Конор. Чам наклонился вперед к водителю и проговорил: – Крэп кроп крэп кланг той. – Крэп крэп крэп, – отозвался тот. – Катой? – спросил Конор. – Эти парни меня уже достали. – Кланг Той. Портовый район. – Еще долго? – Мы уже приехали, – ответил Чам. Конор выбрался из такси где-то у черта на рогах. В нос ударил резкий, отдающий рыбой запах морской воды. В памяти всплыло жутковатое лицо призрака, прижавшееся к окну такси. – Телефон! – заорал он. – Первый корпус! А?! Чам потянул его за руку, прочь от открывшегося вдалеке вида реки, к бару под названием «Венера». Они пили в «Венере», пили в «У Джимми», пили в клубе «Ханг»; они пили в безымянных забегаловках. Очнулся Конор в такси – от того, что прислонился к Чаму (или Чам – к нему?), когда машина повернула за угол. Он покосился на Чама, убирая его руку со своей ноги, и вновь увидел перед собой костлявое изнуренное лицо, заглядывающее в окно машины мертвыми глазами. Конор похолодел, будто стоял мокрый и голый на холодном ветру. Он закричал, и лицо, замерцав, растворилось в воздухе. – Ничего, ничего, – проговорил Чам. Они поднимались по ступеням лестничных пролетов, заходили в какие-то плохо освещенные помещения, пропахшие марихуаной, где в изголовьях пустых диванов лежали керамические подушки, а китайцы прерывали свою игру в маджонг на достаточно долгое рассматривание фотографии Андерхилла. В самом первом заведении они хмурились и качали головами, во втором нахмурились и покачали головами, а в третьем нахмурились и кивнули. – Здесь его знали? – спросил Конор. – Его отсюда вышвыривали, – ответил Чам. Затем Конор обнаружил, что сидит в вестибюле отеля за накрытым льняной скатертью столом. Далеко-далеко от него за стойкой регистрации читал книгу в мягкой обложке молодой таиландец в синей куртке. Перед Конором курилась парком чашка кофе, он взял ее и отхлебнул чуть-чуть. За каждым столиком сидели парни и девушки, на диванах, расставленных кругом в вестибюле, тоже сидели девушки, скрестив ноги. Кофе обжег рот Конора. – Он иногда заходит сюда, – сообщил Чам. – Все иногда заходят сюда. Конор наклонился сделать еще глоточек кофе. Когда он поднял глаза, вестибюля уже не было, а он сидел на заднем сиденье такси, вцепившись в ручку двери. – Твой друг был плохой, совсем плохой, – твердил Чам. – Его больше нигде не хотеть видеть. Он – что, совсем плохой или просто больной? Пожалуйста, расскажи мне. Я хочу знать об этом человеке. – Он был охренительно классным парнем, твою мать, – проговорил Конор. Тема «охренительной классности» Андерхилла сейчас казалась Конору невыразимо беспредельной, настолько беспредельной, что передать ее простыми словами было невозможно. – Но он очень неумный. – Ты тоже. – Но я не извергаю содержимое моего желудка в общественных местах. Я не вызываю у окружающих ужаса и отчаяния. Я не угрожаю и не оскорбляю тех, кто иметь хоть какая-то власть надо мной. – Ну да, звучит очень похоже на Андерхилла, – пробормотал Конор и заснул. В краткое мгновение сна ему привиделось лицо призрака, прильнувшее к окну машины, и, вздрогнув, он проснулся с твердой уверенностью, что лицо принадлежало Андерхиллу. Придя в себя, Конор обнаружил, что он один на заднем сиденье машины. – Чего? – разлепил он губы. – Крэп кроп кроп кроп, – с этими словами водитель развернулся к нему и протянул сложенный листок бумаги. – А где все? Смутно соображая, Конор взял записку и посмотрел в окно. Такси остановилось в довольно широком переулке между высоким бетонным, похожим на многоэтажный гараж, зданием и одноэтажным, тоже бетонным, строением без окон. Натриевая лампа заливала стены и асфальт переулка резким желтым светом. – А мы где? Водитель запиской показал Конору на его ногу. Конор растерянно проследил за направлением жеста и увидел свой пенис – в темноте салона такси белый, как макрель, лежащий на его правом бедре. Он подался телом вперед, чтобы укрыться от глаз водителя, и спрятал хозяйство в джинсы. Сердце бешено колотилось, и болела голова. Все это больше не имело смысла. Наконец он взял у водителя записку, развернул ее и увидел несколько строк, словно черных паутинок: «Ты выпил слишком много. Твой друг может оказаться здесь. Если пойдешь, будь осторожен. Водителю хорошо заплачено». Внизу листка значился номер телефона. Конор скомкал записку и вылез из машины. Водитель объехал его, включив фары. Конор бросил под ноги записку и пнул ее в сторону. Откуда ни возьмись полдюжины мужчин в облегающих тайских костюмах появились перед одноэтажным бетонным строением и медленно дрейфовали к нему через переулок. Конор почувствовал, что надо бежать: эти неулыбчивые люди напоминали ему стаю гладких акул. Однако ноги едва держали его в вертикальном положении. Фары объезжавшего такси ослепили его. А еще очень хотелось выпить. – Зайдете? – подошедший ближе остальных таиландец улыбался, как труп, подготовленный работником бюро ритуальных услуг. – Чам говорил с нами. Мы вас ждали. – Чам мне никакой не друг, – сказал Конор. Все замахали ему руками в сторону двери здания без окон. – Да не пойду я никуда. Что у тебя там, кстати? – Секс-шоу, – ответил Мертвая Голова. – О, черт, – пробормотал Конор, позволяя им подтолкнуть себя к двери. – И только-то? Внутри он заплатил за вход триста батов женщине в темных очках и серьгах в форме бутылочек кока-колы с женской грудью. – Какие милые сережки, – сказал он ей. – Знаешь Тима Андерхилла? – Еще не приходил, – ответила женщина. Бутылочки кока-колы с грудями раскачивались, как висельники. Конор проследовал за одним из мужчин по длинному темному коридору в большую комнату с низким потолком и стенами, выкрашенными в черный цвет. Над рядами складных стульев горели красные лампы, и красные же прожекторы подсвечивали две сцены, одна из которых располагалась прямо перед стульями, а вторая – рядом с переполненным баром. На каждой сцене танцевала обнаженная девушка, вскидывая длинные волосы и щелкая пальцами. У девиц были некрепкие болтающиеся груди, узкие бедра и волосы на лобке, похожие на маленькие черные бейджики. В красном освещении их губы казались черными. Большинство клиентов на стульях и стоявших в баре были местными, но в толпе проглядывались несколько пьяных белых мужчин, таких как он, и даже белые пары в американской одежде. Едва Конор наполовину сел, наполовину упал на пустой стул в задних рядах, как рядом материализовалась полуголая девица, которой он заказал пиво стоимостью в сто батов. «Этот ублюдок вытянул мой член из штанов, – размышлял Конор. – Может, мне еще повезло, что он не отрезал его к черту и не унес домой в бутылке как сувенир». Конор выпил пиво, затем еще целую череду порций, пока девицы на сцене меняли лица и тела, короткие волосы на длинные, бейсбольные грудки на футбольные груди, пышные бедра на сухие, как у гончих собак. Они пускали дым и улыбались, как девушки на первом свидании. Конор решил, что эти девицы ему нравятся. Одна из них могла открывать бутылку с колой своим влагалищем – крышка отскакивала с громким пшиком и эхом. Выражение лица этой девушки, с высокими точеными скулами и сверкающими узкими, как бы прорезанными, глазами, было странно суровым и мечтательным. Откупорив бутылки, она села, прислонившись задом к стене сцены, подняла стройные ноги и влила в себя газировку. Когда она встала, жидкость с шипением вылилась обратно в бутылку. Насколько Конор знал, ни одна девица из «Донована» не могла бы проделать этот трюк. Конор вдруг понял, что достиг той «железобетонной» стадии опьянения, на которую уже не повлияет даже дюжина порций сверху. Когда он посмотрел на боковую сцену, то почувствовал, что лицо его покраснело и уши запылали: стройное юное создание выскользнуло из своего платья, обнажив маленькие красивые груди и эрегированный член – другая стройная «катой» опустилась на колени, чтобы взять его в рот. Конор вновь перевел взгляд на центральную сцену, где девушка с невозмутимым лицом диктаторской жены собиралась что-то сделать с большим рыжеватым псом. – Принесите виски, – попросил Конор официантку. Когда «жена диктатора» и пес покинули сцену, их сменили невысокий мускулистый таиландец и девушка с волосами до талии. Вскоре они принялись совокупляться, меняя позы, вытягивая и сгибая колени, вертясь и вращаясь, словно подвешенные в воздухе. Один из «катоев» рядом с Конором шумно вздохнул и выгнул свою девичью спину. Конор заказал еще виски. Ему вдруг почудилось, что рядом сидит и аплодирует призрак Тима Андерхилла. Вернув внимание сцене, Конор вдруг понял, что не в силах разобрать, кто из уже четверых спаривающихся на сцене мужчина, а кто женщина: мужчины были с женской грудью, а женщины – с эрекцией. Они стали как бы единым телом: мелькали то девичья улыбка, то пухлые ягодицы, то широкое бедро. Затем все четверо исполнителей встали и поклонились, как актеры, лицо и верхнюю часть грудей молодой женщины заливал легкий румянец. Все четверо, в хмельном дурмане думал Конор, еще купаются в воспоминаниях о наслаждениях, они такие же не похожие на тех, кто подбадривал их и аплодировал им, они как марсиане, они такие же недоступные и недосягаемые, как ангелы. Вот оно! Конора осенило: только что он стал свидетелем мгновения полной ясности и истины. Он будто увидел себя самого перед высоченной стеной ослепительной яркости, за которой открывался непознанный, недосягаемый мир, в котором не существовало границ между полами, языком служила музыка, а все, что двигалось, – двигалось так стремительно и ярко, что больно слепило глаза. А затем к нему вернулась трезвость суждений. Артисты, закутавшиеся в халаты и шаркающие в пустеющем клубе, – наркоманы и шлюхи, живущие в лачугах на берегу реки, а он… он просто пьян. А Тим Андерхилл такой же жалкий пьяница, как и он сам. Конор заглянул в себя, пытаясь нащупать тот момент ясности, чтобы решительно отбросить его, но память выдала лишь воспоминание о сидении в барах и такси, о бесплодном поиске Андерхилла – таком же бесплодном, как если бы он искал не человека, а единорога. А еще он подумал, что вся его жизнь – это история неспособности осознать и понять, что же, черт возьми, происходит вокруг. Конор вытер ладони о джинсы и вяло побрел за последними клиентами по темному коридору и далее на улицу, в теплую ночь. Горстка покинувших клуб мужчин направилась к гаражу. Все они были одеты в облегающие тайские костюмы и походили на солдат-наемников в увольнительной. Один из них прятал лицо за темными очками. Покачиваясь, Конор шагнул за порог клуба, чувствуя, что они ждут, пока он уйдет. Ему вдруг стало ясно: все, что они увидели в клубе, – лишь прелюдия к главному событию этой ночи. Тем, что удовлетворяло остальных, эти люди не довольствовались. «А ведь и я тоже, – подумал Конор, припомнив чувства, охватившие его в тот момент, когда исполнители отвешивали поклоны. – Это далеко не все. Есть что-то чертовски покруче». И еще кое-что заставило Конора направиться к поджидавшим его: Андерхилл наверняка был бы одним из них. Вот почему Чам привел его сюда. Чего бы ни дожидались эти люди, это наверняка станет впечатляющим финалом настолько захватившего его спектакля. Когда Конор сделал пару шагов к мужчинам, таиландец в темных очках что-то негромко бросил своим спутникам и, отделившись от группы, направился ему навстречу. Он поднял руку, как полицейский, останавливающий уличное движение, а затем махнул ею, давая Конору понять, чтобы уходил. – Представление закончиться, – сказал он. – Ты надо уходить. – Я хочу посмотреть, что вы, ребята, припасли еще, – ответил Конор. – Больше ничего. Уходите, – таиландец повторил свой «выметающий» жест. Все остальные каким-то образом оказались намного ближе к Конору: он не заметил, чтобы они сходили с места, и почувствовал такой знакомый всплеск волнения и предвкушения близкой опасности. Насилие, словно туман, соткалось в воздухе вокруг группы мужчин. – Прийти сюда мне посоветовал Тим Андерхилл, – громко объявил Конор. – Вы ведь знаете Тима, верно? За спиной мужчины в темных очках послышался шелест негромкого разговора. Слух Конора уловил что-то похожее на «Андерхилл», за которым последовал сдавленный смех. Напряжение чуть отпустило его. Таиландец в темных очках оглянулся на него, безмолвно приказав оставаться на месте. Мужчины снова заговорили, один их них как будто отпустил шутку, развеселив остальных: улыбнулись даже Темные Очки. – Ребята, давайте посмотрим, что тут еще будет, – сказал Конор. – Крэп кроп крэп! – крикнул один из мужчин, а остальные желтозубо улыбнулись. Очки с офицерской выправкой приблизился к Конору: – Вы знаете, где находитесь, а? – Бангкок. Бог мой, я же не до такой степени пьян. Бангкок, Таиланд. Королевство Сиам, черт побери.