Широкая желтозубая улыбка – Темные Очки покачал головой: – На какой улице? В каком районе? – Да мне пофиг, – ответил Конор. Кое-кто из мужчин, должно быть, понимали его, поскольку что-то насмешливо крикнули Темным Очкам, и в их интонациях Конору послышались такие циничные нотки, которых ему не доводилось слышать нигде в мире за последние четырнадцать лет. Эти восклицания могли значить либо «Убей его, и пойдем уже», либо «Да ладно, пусть этот козлина-американец идет с нами». Темные Очки, прищурившись, сверлил Конора взглядом, в котором мешались сомнение и веселье. – Двенадцать сотен батов, – наконец решил он. – Надеюсь, шоу будет раза в четыре круче предыдущего, – пробормотал Конор и вытащил из кармана мятую пачку банкнот. Небольшая группа мужчин уже начала двигаться к возвышающемуся над ними бетонному гаражу, и Конор поплелся за ними, спотыкаясь, но слишком стараясь двигаться по прямой. Темные Очки обогнал всех и распахнул дверь, расположенную рядом с выездным пандусом гаража. Маленькая группа начала проникать через дверь на тускло освещенную лестничную клетку. Темные Очки покрутил рукой в воздухе и зашипел, подзывая Конора. – Здесь я, здесь, – сказал Конор и поспешил за остальными. 3 На следующий день Конор сказал себе, что не может быть твердо уверенным в том, что произошло после того, как он последовал за другими в глубины гаража. Он так много тогда выпил, что едва держался на ногах. В секс-клубе ему явилось видение – чего? ангелов? благолепия? – всецело овладевшее его рассудком. Из всего, что говорилось в гараже, понял он не более одного слова, да и в том слове не был уверен. Он пребывал в состоянии легкого полубреда, чтобы слышать невысказанные слова и видеть воображаемые вещи: Конор чувствовал, что состояние это начало понемногу овладевать им с той самой минуты, когда Майки, Биверс и он сели в Лос-Анджелесе на самолет Сингапурских авиалиний. С того момента реальность причудливо искривилась, поместив его в мир, где люди смотрят сцены из ада, в которых пухлые миниатюрные девицы выдувают колечки дыма из своих кисок, где мужчины превращаются в женщин и женщины – в мужчин. По словам Майки, они все ближе к Андерхиллу, и близость эту Конор чувствовал каждый раз, когда задавался вопросом, что же происходило в гараже. Приближение к Андерхиллу, вероятно, означало, что ты попадаешь на некую территорию, где все перевернуто с ног на голову, где нельзя доверять даже собственным чувствам. Андерхиллу по душе такие места – ему нравился Вьетнам. Будто летучая мышь, он комфортно чувствовал себя, вися в темноте вниз головой. И Коко тоже, полагал Конор. На следующий день он решил никому не рассказывать о том, что видел или не видел, даже Майку Пулу. * * * Конор последовал за мужчинами вниз по бетонной лестнице в темноте, думая, что гражданские всегда неверно истолковывают понятие насилия. Гражданские считают, что насилие – это действие: один бьет другого, хрустят кости и брызжет кровь. Простые люди считают, что насилие – это то, что можно видеть. И считают, что насилия можно избежать, просто отведя глаза. Но насилие никогда не являлось действием. Главным образом насилие есть чувство. Этакий ледяной конверт, а в нем – действия, связанные с ударами, ножами и пистолетами. И чувство это даже не связано с людьми, использующими оружие, – они просто вложили свои мысли в ледяной конверт. И внутри конверта сделали то, что сочли необходимым. Это холодное, отстраненное чувство владело Конором, когда он спускался по лестнице. Вскоре он потерял счет преодоленным лестничным пролетам. Шесть этажей вниз, или семь, или восемь…Бетонные ступени заканчивались на два этажа ниже уровня, на котором они в последний раз видели припаркованный автомобиль. Широкая ступень вела вниз к серому полу, выглядевшему будто из комковатого цемента, но оказавшемуся плотно утрамбованной землей. Светильник у основания лестницы бросал тусклый свет на двадцать-тридцать футов в темную серость, переходящую в черноту, которая, казалось, уходит в бесконечность. Воздух был стылым, затхлым и вязким. Один из мужчин что-то громко спросил. Из темноты донесся шорох, и в дальнем конце подвала зажегся свет лампы. Под ней, только что отняв руку от шнура с выключателем, стоял таиландец лет под шестьдесят с осторожно-неуверенной улыбкой на лице. Перед мужчиной располагалась длинная барная стойка со стаканами различной высоты, ведерками со льдом и двойным рядом бутылок. Мужчина медленно вытянул руки, чтобы опереться на стойку. Лысая макушка его сияла. Таиландцы двинулись к бару. Они негромко переговаривались, но в их голосах Конору все еще слышались боевитые нотки. Он заказал себе виски в надежде, что эта дружественная теплая субстанция поддержит его и придаст сил, а не оттяпает ноги ниже колен, как субстанция холодная. – И немного льда, приятель, – велел он бармену, чью лысую голову покрывали крошечные капельки пота, такие же калиброванные, как яйца в картонке. Виски ему налили какой-то односолодовый с непроизносимым шотландским названием и удивительным привкусом дегтя, старых веревок, тумана, дыма и обугленной древесины. Пить эту дрянь было все равно что глотать пробу земли с маленького острова у шотландского побережья. Темные Очки коротко кивнул на Конора и глотнул из своего стакана того же виски. Кто были эти парни в дорогих облегающих костюмах? Гангстеры? Банкиры? Страховые менеджеры? В них чувствовалась уверенность людей, которых никогда не вынуждали беспокоиться о деньгах. «Как говорил Гарри Биверс, – вспомнил он слова друга, – они сидят и наблюдают, как деньги сами возвращаются домой через дверь». Темные Очки отделился на шаг от группы своих приятелей, поднял руку и помахал кому-то в другой стороне подвала. Из темноты послышались звуки тихих шагов. Конор глотнул еще немного животворящего виски. На краю света и тени возникли два силуэта. Маленький круглоголовый таиландец в костюме хаки, лысый как пуля, с глубокими складками на щеках и заметными оспинами на неулыбающемся лице направился к стоящим у бара мужчинам. Одной рукой он придерживал за локоть красивую азиатскую женщину, одетую только в черный халатик свободного покроя и слишком большого для нее размера. Женщину как будто ослепил свет. «Она не таиландка, – подумал Конор. – Совсем другие черты лица. Китаянка или вьетнамка». Мужчина, ведя женщину за локоть, казалось, почти без усилия заставлял ее двигаться. Голову она склонила чуть набок, а рот раздвинулся в полуулыбке. Мужчина подвел ее еще на несколько шагов вперед. Теперь Конор разглядел у него на носу слегка тонированные очки в тонкой металлической оправе. Конору хорошо был знаком такой тип людей – до мозга костей вояка. Круглоголовый не производил впечатления человека богатого, но держался с достоинством генерала. Конору послышалось, будто кто-то из стоявших рядом прошептал: «телефон». Когда эти двое оказались в круге света, маленький мужчина отпустил локоть женщины – она слегка качнулась, затем выровнялась, выпрямив спину и расправив плечи. Она смотрела из-под полуприкрытых век, загадочно улыбаясь. Генерал стал у нее за спиной и стянул халат с ее плеч, и женщина сразу сделалась загадочным образом крупнее и крепче, вовсе не напоминая пленницу. Плечи женщины были изящно хрупкими, и в округлости предплечий, в том, как тонко, словно паутинки, проступали голубые штришки вен в ямках на сгибах локтей, была трогательная беззащитность, но все ее тело, даже то, как икры сужались к лодыжкам, имело отполированную идеальную округлость, отчего обнаженная женщина казалась такой же прочной, как отлитая из бронзы статуя. Цвет ее кожи, темно-золотистой, как пляжный песок, окончательно убедил Конора в том, что перед ними китаянка, а не таиландка: все остальные мужчины рядом с ней казались желтолицыми. Когда Конор столкнулся, как ему показалось, с прекрасным бессознательным вызовом женщины, первым его побуждением было завернуть ее в халат и увезти с собой. Однако четыре десятилетия воспитания американского мужчины взяли свое. Ведь ей хорошо заплатят или уже заплатили; то, что выглядела она куда более здоровой, чем девушки из секс-клуба через дорогу, означало только то, что она получит в разы больше по сравнению с ними за согласие на групповушку в исполнении полудюжины респектабельных граждан Бангкока. Конору вовсе не хотелось присоединяться, также он считал, что эта женщина нуждается в защите. И то, что она исключительно красива, было не более чем профессиональным достоинством. Конор обвел взглядом своих спутников. «Они же клуб по интересам, – подумал он. – И это их ритуал». Каждую неделю они собираются в каком-нибудь неподходящем и уединенном месте и один за другим занимаются сексом с накачанной наркотиками красавицей. О женщинах они говорили так, как винные снобы говорят о вине. Все это было омерзительно. Конор попросил у бармена еще порцию и пообещал себе, что уйдет, как только все остальные займутся тем, зачем пришли сюда. Если такое же вытворял Андерхилл, когда хотел заняться свингом, он стал гаже себя прежнего. Однако зачем Андерхиллу объединяться с группой, целью которой был секс с девушкой?! «Если они займутся сексом друг с другом, – подумал Конор, – я пошел отсюда». Затем он похвалил себя за то, что выпил еще одну порцию, потому что Генерал стал перед женщиной, отвел правую руку назад и влепил пощечину достаточно сильную, чтобы она отшатнулась и отступила. Он выкрикнул несколько слов – «крэп крэп», – и она выпрямилась и вновь шагнула к нему. Лицо она подняла, будто щит, и продолжала улыбаться. Красное пятно в форме ладони запылало на ее левой щеке. Конор набрал из стакана полный рот виски и сделал большой, «обезболивающий» глоток. Генерал снова дал ей пощечину, и китаянка, качнувшись, попятилась, но выпрямилась, не упав. Слезы оставили две аккуратные блестящие дорожки на ее щеках. В третий раз Генерал нанес женщине боковой удар в подбородок, и она упала навзничь. Она что-то пробормотала и перевернулась, показав пыльные ягодицы и длинную царапину на золотистой, тоже покрытой пылью коже спины. Когда ей удалось рывком подняться на четвереньки, свесившиеся кончики волос мазнули грязный пол. Генерал с силой пнул ее по бедру. Женщина охнула и снова упала. Генерал сделал стремительный шаг к ней и ударил ногой в бок, под ребра, – на этот раз не столь сильно. Скорчившись от боли, она откатилась в тень, и Генерал без резких движений склонился над ней, чтобы подать руку и помочь выползти на освещенное место. Затем он с твердой решимостью ударил ее ногой в бедро, почти мгновенно оставив синяк размером с тарелку для салата, после чего продолжил ходить вокруг, нанося девушке удар за ударом. «Все в точности то же, что я видел в секс-клубе, – думал Конор. – Разница лишь в том, что секс-клуб – просто ширма, маска. Здесь маску срывали, и ты видел, как крепкий маленький человек избивает женщину на глазах у зрителей-мужчин. Вот, значит, как ты развлекался. Здесь, в гараже, у тебя твой самый лучший секс-клуб». Так или иначе, ему стало ясно, отчего так остро он чувствовал витавший здесь дух насилия. Генерал оглядел скорчившуюся на полу женщину, прежде чем принять стакан с напитком от Темных Очков. Он сделал добрый глоток, прополоскал рот и проглотил. Он стоял и смотрел на свою работу, согнув в локте правую руку и с бессознательной силой сжимая полупустой стакан. Генерал выглядел как человек, решивший передохнуть в процессе трудной работы, с удовлетворением сознавая, что до сих пор показывал отменную производительность. Конору захотелось поскорее убраться отсюда. Генерал поставил свой стакан и наклонился помочь женщине встать. Сделать это было нелегко. От боли ей никак не удавалось подняться с корточек, и она охотно взяла протянутую Генералом руку. Ее темно-золотистую кожу покрывали фиолетовые и черные синяки, и обширная припухлость искажала линию челюсти. Встав на колени, она замерла, отдыхая и тихо дыша, – маленький солдат, стойкий боец. Генерал ткнул мокасином ее пухлую попку, а затем сильно ударил ногой. – Крэп кроп крэп, – пробормотал он, как будто смущенный тем, что другие слышат его. Женщина повернула лицо к свету, и Конор понял, как далеко она готова пойти. Им не сломить ее. Им даже не сделать ей больно. Ее лицо снова стало щитом, а тот уголок рта, который остался не распухшим, тронул отголосок недавней улыбки. Тыльной стороной ладони Генерал ударил ее по виску. Женщина едва не опрокинулась, но, вытянув руку, обрела равновесие и снова выпрямилась. Она вздохнула. Уголок одного глаза налился кровью. Губы Генерала шевельнулись в неслышном приказе, и женщина, собравшись с силами, поднялась на одно колено. Затем встала. Конор едва не зааплодировал ей. Глаза женщины сияли. Словно обезумевшая птица, из горла Конора вырвалась громкая отрыжка, наполнив рот вкусом дегтя и дыма. Большинство мужчин рассмеялись. Конора поразило то, что женщина смеялась тоже. Генерал поднял подол своей рубашки навыпуск и вытянул из-за пояса брюк револьвер. Продел указательный палец в спусковую скобу и продемонстрировал револьвер в развернутой ладони. Конор не слишком разбирался в револьверах, но у этого вычурные плашки рукоятки были из какого-то материала молочного цвета – слоновой кости или перламутра; на пластине под барабаном и вдоль ствола вился замысловатый узор. Оружие сутенера. Конор сделал шаг назад, затем еще один. Мозг наконец обрел контроль над телом. Он не мог просто стоять и смотреть, как Генерал стреляет в женщину, и не мог спасти ее, и его пронзила жуткая догадка, что женщина станет отчаянно сопротивляться этому: она не хотела, чтобы ее спасали. Стараясь ступать как можно тише, Конор сделал еще несколько шагов назад. Генерал заговорил. Он так и продолжал демонстрировать револьвер на ладони. Его голос звучал мягко и настойчиво, утешительно и в то же время требовательно. «В точности как генерал», – подумалось Конору. – Кроп кроп крэп кроп кроп кроп крэп, – интонировал Генерал. «Отдайте мне ваши жалкие, ваши сбившиеся в кучу толпы. Слава нам!» – Кроп кроп кроп кроп крэп. – «Джентльмены, сегодня мы снова собрались здесь». Конор отступил еще дальше в тень. Взгляд бармена метнулся к нему, но остальные не сдвинулись с места. – Кроп крэп! – «Слава слава небеса небеса любовь любовь небеса небеса слава слава!» Как только Конор решил, что подобрался достаточно близко к подножию лестницы, он развернулся. До лестницы оставалось еще шесть футов. – Крэп кроп кроп, – донеслось до его слуха и следом – характерный сухой щелчок взводимого курка. Выстрел оглушительным эхом пронесся под сводами подвала. Конор прыгнул к лестнице, ударился ногой о нижнюю ступеньку и стал карабкаться вверх, нимало уже не заботясь о том, насколько шумно это делает. Добравшись до первой лестничной площадки, он услышал второй выстрел. Звук приглушил потолок подвала, и Конор понял, что Генерал стрелял не в него, однако уже бежал вверх по лестнице, пока не достиг уровня земли и не выскочил наружу, задыхаясь и с трудом держась на неверных ногах. Покачиваясь и жадно глотая ртом горячий влажный воздух, он побрел из переулка к шоссе. Ухмыляющийся однорукий водитель тук-тука просигналил Конору и подкатил на своей дребезжащей маленькой железяке прямо к нему. Остановившись, он покачал головой и спросил: – Патпонг? Конор кивнул и забрался в колымагу, уверенный, что оттуда пешком доберется до своего отеля. На Фат-Понг-роуд Конор, пошатываясь, пробрался сквозь толпу в отель, доковылял до своего номера и рухнул на кровать. Он скинул ботинки и лежал, не в силах избавиться от видения голой китаянки в синяках и маленького Генерала с сутенерским пистолетом. Когда Конор наконец стал проваливаться в забытье глубокого сна, угасающее сознание подсказало ему значение, которое местные вкладывают в слово «телефон». 21. Терраса на берегу реки 1 Слон явился Майклу Пулу вскоре после того, как Конор увидел того садящимся в такси возле бара на Сой Ковбой. Майкл к тому времени успел дважды потерпеть неудачу, как и Конору не везло весь остаток дня, и появление слона настолько удивило его, что он сразу же воспринял это как залог успеха. Эта поддержка была ему необходима. В Сой Ковбой Майкл показал фото Андерхилла двадцати барменам, пятидесяти посетителям и горстке вышибал – никто даже не удосужился повнимательнее взглянуть на снимок, прежде чем пожать плечами и отвернуться. Затем Майкла посетило вдохновение – он решил заглянуть на городской цветочный рынок Банг Лук, как пояснил один из барменов, и такси доставило его через весь город в Банг Лук – узкую полоску вымощенной брусчаткой улицы у реки. Оптовые торговцы цветами разместили свои товары в череде пустых гаражей, тянувшихся по левой стороне узкого переулка, и выставили их на тележках и столах перед ними. Из переулка то и дело выезжали и въезжали фургоны. По правой его стороне вдоль первых этажей трехэтажных жилых домов с французскими окнами тянулся ряд магазинов. Почти перед половиной открытых французских окон висело на веревках белье, а третий по счету балкончик, над магазином под названием «Джимми Сиам», был увит зелеными растениями и заставлен глиняными горшками с кустами. Майкл неспешно шагал по булыжной мостовой, вдыхая аромат тысяч цветов. Люди наблюдали за ним из-за плетеных клеток с райскими птицами и карликовых гибискусов на тележках. Иностранных туристов сюда не возили, и на любого, кто выглядел как Майкл Пул – высокий белый мужчина в джинсах и белой куртке-сафари с короткими рукавами от «Брукс Бразерс», – смотрели здесь как на чужака. Не ощущая никакой угрозы, Майкл все же чувствовал себя крайне нежеланным гостем. Некоторые мужчины, занятые загрузкой плоских ящиков с цветами в фургон горчичного цвета, лишь бросали на него беглые взгляды и возвращались к работе; другие же наблюдали за ним так пристально, что он ощущал на себе их взгляды еще какое-то время после того, как проходил мимо. Так он проделал весь путь до конца переулка и остановился взглянуть за низкую бетонную стену на илистую реку Чаупхрая, бурлящую от начавшегося прилива. Вниз по реке медленно двигалась длинная белая посудина с двухэтажной надстройкой с названием «Отель Ориентал». Он обернулся, и несколько наблюдавших за ним мужчин неспешно вернулись к своей работе. Майкл вернулся на тротуар Чароен-Крунг-роуд, заставленный цветочными киосками, заглядывая в каждый магазин, мимо которого шел, в надежде увидеть Тима Андерхилла. В грязноватой сомнительного вида закусочной таиландцы в грязных джинсах и футболках пили за стойкой кофе; в окне компании «Золотое поле» взглядом ему ответила администратор, выглянув из-за веток папоротника на конторке; в «Бангкок Иксчейнж, лтд» за большим темными столами двое мужчин говорили по телефону; в «Джимми Сиам» скучающая девушка, чуть склонив голову набок, уткнулась невидящим взглядом в прилавок, заваленный срезанными розами и лилиями; в магазине «Моды Бангкока» одинокая покупательница, посадив себе на бедро ребенка, перебирала плечики с платьями. Последним в ряду зданием оказался закрытый банк с цепями на дверях и картонными квадратами в окнах. Миновав знак «стоп», Майкл вновь очутился на Чароен-Крунг-роуд – он не только не увидел Андерхилла: ничто даже не указало на вероятность его присутствия здесь. Он всего лишь детский доктор, а не полицейский, и все, что знал о Бангкоке, почерпнул из путеводителей. И тут его внимание привлекло движение чего-то массивного на углу перекрестка и улицы. Он пригляделся и вдруг понял, что смотрит на слона – настоящего, занятого работой слона. Старый слон-работяга, обернув хоботом полдюжины бревен, нес их с такой кажущейся легкостью, словно полдюжины сигарет. Он брел посередине улицы мимо не обращавших на него внимания толп. Майкл застыл на месте, зачарованный словно ребенок при виде сказочного зверя. Слоны вне пределов зоопарка всегда кажутся сказочными, и в этом слоне Майкл увидел то, что когда-то мечтал увидеть. Бредущий по городской улице слон: Майкл вспомнил картинку из «Истории Бабара, маленького слоненка», одной из самых любимых книжек Робби, и в душе больно ворохнулась застарелая горькая печаль.