Андерхилл развернул боком свой стул и позволил медленной улыбке расползтись по его бороде. – Леди Майкл, ты представить себе не можешь, как я рад видеть тебя, – проговорил он. – В первую секунду я было подумал, что «попал». В первую секунду я было подумал, что «попал». Когда Майкл Пул услышал эти слова, рогатое чудовище в теле Андерхилла ссохлось окончательно, рассыпалось в прах: Андерхилл настолько невиновен в убийствах Коко, насколько неповинен может быть любой человек, живущий в страхе стать следующей жертвой. Майкл вскочил на ноги прежде, чем осознал это, и устремился вперед мимо столиков, чтобы обнять друга под ярко горящим факелом. 22. Виктор Спитальны 1 Чуть ранее, чем за десять часов до встречи доктора Майкла Пула и Тима Андерхилла на прибрежной террасе ресторана отеля «Восточный», Тина Пумо проснулся в состоянии странной неопределенности и смятения. Сегодня ему предстояло сделать за один день больше, чем пришло бы в голову запланировать любому здравомыслящему человеку. А предстояли встречи не только с Молли Уитт и Лоури Хэпгудом, его архитекторами, и Дэвидом Диксоном, его адвокатом, вместе с которым он надеялся придумать надежный способ получения документов о натурализации Виня; сразу после обеда ему с Диксоном предстояло отправиться в его банк и договориться о кредите для покрытия оставшейся части расходов на строительство. Инспектор Департамента здравоохранения сообщил Пумо о намерении «произвести рекогносцировку примерно через шестнадцать сотен часов» с целью убедиться в том, что проблема с насекомыми наконец-то «решена до предельно допустимого уровня». Инспектор – ветеран Вьетнама со Среднего Запада – разговаривал на смеси военного жаргона, жаргона яппи и устаревшего сленга: речь его могла звучать попеременно либо абсурдно, либо угрожающе. После этих встреч – все они были когда затратными, когда разочаровывающими, а когда и пугающими – Тине пришлось съездить на окраину Чайна-тауна к своему поставщику оборудования, чтобы подобрать замену десяткам кастрюль, сковородок и столовых приборов, которые странным образом потерялись за время реконструкции. Порой ему казалось, что на своих местах остались только самые большие сковороды и чаны. Открытие «Сайгона» планировалось через три недели, и во многих отношениях способность Пумо уложиться в этот срок будет зависеть от банкиров. Ресторану предстояло работать на мощности, близкой к максимальной, не один день, прежде чем он вновь начнет приносить доход. Для Пумо ресторан был родным домом, женой и ребенком, но для банкиров – сомнительной эффективности механизмом для превращения стряпни в деньги. Все это вынуждало Пумо спешить, испытывать тревогу и напряжение, но именно присутствие Мэгги Ла, сейчас спокойно спящей на другой половине его кровати, несло главную ответственность за его чувство неуверенности. Он ничего не мог с этим поделать. Он очень расстраивался и знал: в будущем непременно настанет такой момент, когда он возненавидит себя за это, однако сейчас Мэгги раздражала его – раздражало, что она лежит, раскинувшись, на половине его кровати, как на своей собственной. Пумо не мог разделить свою жизнь надвое и отдать половину. Просто концентрация внимания на ежедневных мелких заботах отнимала столько энергии, что его глаза начинали закрываться еще до одиннадцати вечера. Когда он просыпался утром, он видел Мэгги; когда он наспех обедал – она была рядом; когда он просматривал проект, изучал прогноз прибылей и убытков или даже читал газету – она находилась поблизости. Он сопричислил Мэгги к столь многим сферам своей жизни, что теперь она с уверенностью полагала, будто ей место во всех остальных. Мэгги почувствовала, что у нее есть право находиться в офисе адвоката, в особняке архитектора, на складе поставщика. Мэгги приняла временное состояние за коренные, пожизненные перемены, умудрившись при этом забыть, что она – не близкий ему человек. Поэтому само собой разумеющимся она считала, что каждую ночь может лежать поперек половины его кровати. Поэтому она внесла свою лепту, высказав непрошеное мнение Молли Уитт – предложив поменять напольную плитку и фурнитуру на шкафах. (Молли согласилась со всеми ее предложениями, но это не имело значения.) Поэтому она заявила ему, что старое меню никуда не годится, и придумала взамен какой-то глупый макет, который, по ее мнению, он должен принять здесь и сейчас. Людям нравились описания блюд. А многим они были просто необходимы. Ни на секунду не забывая, что любит Мэгги, Тино твердо знал, что ему больше не нужна нянька. Но Мэгги усыпила, убаюкала его, заставив забыть, какой он, когда бывал нормальным. Вместе с ним убаюкала и себя настолько, что словно потерялась во времени. Сегодня ему придется взять ее с собой. И партнер Молли станет флиртовать с ней. Дэвид Диксон хороший юрист, но в остальном взрослый подросток, которого заботят только деньги, секс, спорт и раритетные автомобили, – с нескрываемым удовольствием будет терпеть ее присутствие и бросать на Тину понимающие взгляды. Если на нее посмотрит банкир, то решит, что Тина безответственный человек, и откажет в кредите. Старик-китаец Арнольд Люн, поставщик Тины, станет бросать на нее тоскливые отчаянные взгляды и заводить разговоры о том, что она губит свою молодую жизнь, связавшись с этим «старым иностранцем». Глаза Мэгги открылись. Она посмотрела на пустую подушку Тино, а затем подняла голову, чтобы одним лишь оценивающим взглядом «взвесить и упаковать» его. Мэгги даже просыпалась не так, как другие люди. И казавшаяся безупречно гладкой кожа смуглого лица, и блестевшие белки глаз, и круглые пухлые губки – все выглядело прелестно, свежо и соблазнительно. – Ясно-понятно, – проговорила она с легким вздохом. – Правда? – Не возражаешь, если я не поеду с тобой сегодня? Мне надо на Сто двадцать пятую улицу – повидаться с генералом. Уже не первый раз пренебрегаю своим долгом. А ему так одиноко. – Вот как… – К тому же ты сегодня как будто не в настроении. – Я не… вовсе нет, – нерешительно возразил Пумо. Мэгги смерила его еще одним неторопливым оценивающим взглядом и села. В полутьме ее кожа казалась совсем темной. – В последнее время он совсем захандрил. Беспокоится о потере аренды на первом этаже магазина. Она спрыгнула с кровати и проскользнула в ванную. На мгновение кровать показалась Пумо поразительно пустой. В туалете опустошился сливной бачок, по трубам наверху забурлила вода. Он представил себе, как Мэгги яростно чистит зубы, расходуя весь воздух в ванной, высасывая энергию из светильников и розетки для бритвы, заставляя скукоживаться полотенца на вешалке. – Так ты не возражаешь, а? – весело крикнула она из ванной. Голос ее прозвучал чуть невнятно из-за зубной пасты во рту. – Я не возражаю, – отозвался он, тщательно рассчитав, чтобы прозвучало тихо, но не настолько, чтобы она не расслышала ответа. Мэгги вышла из ванной и смерила его еще одним оценивающим взглядом. – Ох, Тина, – проронила она и, пройдя мимо к шкафу, начала одеваться. – Мне надо немного побыть одному. – Ты вовсе не обязан что-то объяснять. Мне вечером возвращаться? – Как хочешь. – Хорошо, поступлю как хочу, – Мэгги быстро натянула темное шерстяное платье, которое было на ней, когда он забирал ее из квартиры генерала. С этого момента и до того, как, покинув квартиру, они спустились по лестнице на Гранд-стрит, Мэгги и Пумо обмолвились едва ли парой слов. В тяжелых зимних пальто они стояли рядом на стылой улице. Неподалеку мусоровоз шумно смял какой-то деревянный предмет, который раскололся со звуком, похожим на треск человеческих костей. Рядом с Пумо Мэгги выглядела обманчиво маленькой – словно старшеклассница, собравшаяся утром в школу. Ему вдруг пришло в голову: они навсегда избавятся от всех проблем, если никогда не будут покидать постель. Вспомнив о едкой иронии в голосе Джуди Пул в разговоре с ним по телефону, он обронил: – Когда Майкл Пул с ребятами вернутся… Мэгги выжидательно наклонила голову, и Тина задался вопросом, не было ли то, что он собирался сказать, более сложным, чем ему хотелось бы. Мэгги ждала продолжения его слов. – Я к тому, что нам, наверное, следует видеться с ними почаще, вот и все. Мэгги одарила его мрачновато-грустной улыбкой: – Я всегда буду добра к твоим друзьям, Тина. Она грустно помахала ему рукой в перчатке, повернулась и пошла к станции метро. Он смотрел вслед, но Мэгги не оглянулась. 2 По большому счету, утро и начало дня Пумо прошли легче, чем ему поначалу представлялось. Молли Уитт и Лоури Хэпгуд угостили его двумя чашечками крепкого кофе и представили последние нововведения, которые, как он понял, были находчивой адаптацией идей, выдвинутых Мэгги несколькими днями ранее. Все изменения можно будет включить в небольшой объем еще предстоящих работ; единственная загвоздка в том, что фурнитуру шкафов придется заказывать заново. Но ведь даже предыдущий заказ еще не доставлен… и разве ему самому не приходило в голову именно так и собирать все? Приходило, значит, все задумано верно. И архитекторы Молли и Лоури здесь в общем-то ни при чем, а вот если бы он переосмыслил меню в свете этих изменений, сделав внешний вид макета более современным… Другими словами, он одобрил большинство идей Мэгги и по поводу меню, не исключив «упорядочивания» своих любимых описаний блюд. После совещания Дэвид Диксон, пожонглировав пригоршней юридических «мячиков-терминов» в оживленной, жизнерадостной атмосфере своего офиса, посетовал на то, что «милая миниатюрная подружка» Пумо сегодня не сопровождает его. За ланчем он вновь вернулся к этой теме. – Ты ведь не собираешься облажаться на этот раз, приятель? – спросил адвокат, просматривая меню в «Смит и Воленски»; глаза на его румяном лице бывшего спортсмена сверкнули. – Мне бы не хотелось, чтобы ты потерял эту прекрасную маленькую китаезу. – А почему бы тебе, Дэвид, не жениться на ней, а? – кисло проговорил Пумо. – Да меня родня прибьет, если приведу домой китаезу. Что я скажу им? Что наши дети станут великими математиками? – уверенный в своем обаянии, Диксон продолжал поглядывать на него с озорными искорками в глазах. – Для нее, во всяком случае, ты недостаточно умен, – отозвался Пумо и, решив смягчить свой ответ, добавил: – У нас с ней так много общего… Встречу в банке в центре города адвокат провел с некоторой холодной формальностью, которая, как могло показаться, несколько расстроила банкира, ожидавшего от Диксона присущей тому веселости: они вместе учились в Принстоне и вели жизнь счастливых сорокалетних холостяков. Само собой, ни Диксон, ни банкир во Вьетнаме не были. И считали себя настоящими американцами. (Так, по крайней мере, им казалось.) – Не волнуйся, считай, дело сделано, – сказал Диксон, когда они вышли на улицу. – Однако позволь дать тебе совет, дружище. Тебе надо встряхнуться. На свете этого добра хоть отбавляй, и мир не рухнул оттого, что у одной маленькой восточной цыпочки чемоданное настроение. – Он загоготал, выбросив изо рта длинное облако пара. – Расслабься, а? Черт, да ты никак выгнал ее? – Расскажу тебе через недельку-другую, – ответил Тина, заставив себя улыбнуться и пожать Диксону руку. По ответному пожатию адвоката он понял, что Диксон тоже рад поскорее с ним распрощаться. Диксон зашагал прочь, раскрасневшийся, улыбающийся очаровательной кривоватой улыбкой старого принстонца, безупречный в своей белоснежной сорочке, полосатом галстуке, с аккуратной стрижкой темных густых волос, в отлично сшитом пальто, и несколько мгновений Тина провожал его взглядом, как сегодня утром – Мэгги. Что с ним не так, почему он отталкивает от себя людей? У Тины мало общего с Диксоном, но этот человек был ловчилой, а ловчилы, как правило, – душа компании. Как и Мэгги утром, Диксон ушел не оглянувшись. Вот его рука взлетела вверх, рядом притормозило такси, и он нырнул в салон машины. Никто не умеет так останавливать такси, как ловчилы. Тина смотрел, как машина с адвокатом вкатилась в желтый поток занятых такси на Броуд-стрит. Внезапно он почувствовал, что в то время, как он наблюдал за бегством Диксона, кто-то наблюдал за ним самим. Волосы на затылке встали дыбом, и он обернулся в попытке поймать взгляд следившего. Конечно же, никто на него не смотрел. Пумо прошелся внимательным взглядом по толпе брокеров и банкиров, спешивших по холодной Броуд-стрит. Среди них были седовласые старые лисы – людей с подобной внешностью он почему-то ассоциировал с этими профессиями, – большинство же были ровесниками его и Диксона либо в возрасте от двадцати до тридцати с хвостиком. Выглядели они одновременно и безупречными, и лишенными чувства юмора – арифмометры на двух ногах. Ловчилы вроде Диксона брали таких в оборот и подлаживались под них, он же таких кормил и смотрел, как они накачиваются спиртным. Тина смотрел, как это племя движется по Броуд-стрит, не удостаивая его даже мимолетным взглядом, занятые каждый своими мыслями. Или же это он прозрачен? День казался еще холоднее, и небо над фонарями – темнее. Пумо подошел к краю тротуара и поднял руку. Такси он поймал минут через пятнадцать и вернулся на Гранд-стрит в четыре вечера плюс-минус десять минут. Войдя в ресторан, он обнаружил инспектора Брайана Мекленберга – тот расхаживал по кухне, постукивая шариковой ручкой себе по передним зубам и делая короткие пометки на листке, вставленном в зажим планшета. – С тех пор как мы последний раз виделись, мистер Пумо, – заявил инспектор, – вы продвинулись на несколько ярдов. – И есть еще пространство для маневра, – сказал Пумо, бросая пальто на стул. В этот день ему еще предстояло съездить к Арнольду Люну. – Даже так? – Мекленберг взглянул на него с таким интересом, каким инспектор Отдела здравоохранения не одаривал ни одну из своих жертв. – Вы хотите сказать, что мы поразили цель? – Вы имеете в виду уничтожение насекомых? – Так точно: ликвидация заражения. Что, по-вашему, еще я мог иметь в виду? В отвратном спортивном пиджаке в желто-черно-оливковую клетку и коричневом вязаном галстуке, прочно пришпиленном бросающейся в глаза булавкой, Мекленберг и сам напоминал ту самую «цель». – Завершение работ на кухне, открытие ресторана, привлечение клиентов с улицы и тому подобное, – ответил Пумо. – Вести мирную, упорядоченную, приносящую удовлетворение жизнь, что, поверьте, бывает очень интересно. И привести в порядок дела сердечные. Ему вспомнились румяная физиономия Диксона, его кривая улыбка, и в мозгу зажегся сумасшедший огонек. – Хотите поговорить о целях, Мекленберг? Ликвидация ядерного оружия и установление мира во всем мире. Чтобы все узнали, что вьетнамская кухня так же хороша, как и французская. Установка мемориалов Вьетнамской войны в каждом крупном городе. Поиск безопасного способа уничтожения всех токсичных отходов, – он остановился перевести дыхание. Мекленберг смотрел на него с раскрытым ртом. – Минуточку, насчет ядерной энергии, это… – начал было Мекленберг. – Отказ от этой дебильной программы «Звездные войны»[105]. Модернизация государственных школ. Вернуть религию в церкви, где ей самое место. – Вот тут я с вами соглашусь, – вставил Мекленберг. Голос Пумо взлетел.