4 – Так вы полагаете, что мне следует сегодня вернуться к нему? – Мэгги шла за генералом, едва ли не прижимаясь к его широкой военной спине, словно та могла придать ей немного тепла и силы. – Я этого не говорил, – быстрым шагом генерал устремился в один из проходов своей импровизированной церкви, чтобы якобы выровнять стул. Все вокруг – красный винил обивки сидений, желтые стены с аляповатыми изображениями Иисуса, противостоящего демонам на фоне туманного китайского пейзажа, дешевое светлое дерево алтаря – сверкало, искрилось и переливалось в резком ярком свете, который генерал и его прихожане предпочитали любому другому освещению. Оба они говорили на столь же цветистом и трудном кантонском языке, на котором генерал проводил свои службы. И он, и Мэгги, стоявшая в одиночестве перед закрытым ставнями окном на улицу Гарлема, выглядели каким-то потерянными. – Тогда прошу прощения. Я не поняла. Генерал выпрямился и одобрительно кивнул. Он вернулся к проходу, обошел Мэгги и вдоль стены направился к алтарю. Мэгги последовала за ним до самой ограды. Генерал расправил невидимые складки на белой ткани алтаря и наконец вновь взглянул на Мэгги. – Ты всегда была умной девочкой! Просто никогда не понимала себя до конца. Но то, что ты творишь сейчас! То, как ты живешь! – Не так уж и плохо я живу, – возразила Мэгги. Ситуация напомнила ей еще одно повторение их давнишнего спора, и ей вдруг страстно захотелось уйти, поехать в центр города, встретиться с Жюлем и Перри в одном из ветхих многоквартирных домов Ист-Вилледж, пуститься в бездумное шатание по клубам вместе с ними – так же бездумно и легко принимавшими ее такой, какая она есть. – Я хочу сказать, что живешь ты, не зная себя, – мягко пояснил генерал. – Тогда уже скажите, что мне нужно сделать? – спросила Мэгги, не в силах скрыть в голосе иронию. – По сути своей ты опекун, – сказал генерал. – Человек, который всегда спешит туда, где в нем нуждаются. Твой друг очень нуждался в твоей помощи. Ты вернула ему здоровье настолько успешно, что он перестал нуждаться в твоей помощи, твоей опеке – и сразу же все его проблемы вернулись к нему. Мне знаком такой тип людей. Пройдут годы, прежде чем в душе его уляжется то, что разворошила в ней война. – Вы считаете, американцы слишком сентиментальны, чтобы быть хорошими солдатами? – спросила Мэгги: мнение генерала на этот счет было на самом деле ей интересно. – Я не философ, – проговорил генерал. Он прошел в ризницу за алтарем и вернулся со стопкой церковных гимнов. Зная, чего от нее ждут, Мэгги шагнула генералу навстречу и забрала их у него. – Но ты, возможно, была бы лучшим солдатом, чем твой друг. Я знаю несколько «опекунов», которые были отличными офицерами. Кстати, в этом вы со своим отцом очень схожи – в нем хватало «опекунских» черт. – И он всегда шел туда, где в нем нуждались? – Он часто приходил туда, где он нужен был мне. Они шли почти вровень по параллельным проходам, раскладывая гимны текстом вверх на сиденья стульев. – И наверное, вы хотите, чтобы я куда-нибудь уехала, – подумав, предположила она. – Ты ведь сейчас ничем не занята, Мэгги. Помогаешь мне здесь, в церкви. Живешь со своим старым солдатом. Наверняка делаешь много полезного для его ресторана. – Пытаюсь… – сказала Мэгги. – А если бы ты жила с художником, ты бы искала ему лучшие в городе кисти, готовила бы ему холсты так, как никто прежде не готовил, и в итоге сделала бы все, чтобы его картины выставлялись в знаменитых галереях и музеях. – Да, все так, – сказала она, пораженная проницательностью генерала. – Так что либо ты выходишь здесь замуж за какого-нибудь мужчину и, оставаясь его партнером, живешь его жизнью по доверенности, если он тебе позволит. Либо не выходишь и живешь собственной жизнью. – В Тайване, – сказала она, уверенная, что их разговор к этому и идет. – Тайвань ничем не хуже других, а для тебя даже лучше. Я забуду о твоем брате. Джимми не меняется, где бы ни находился, так что он мог бы остаться здесь. А в Тайбэе ты можешь хоть сейчас поступить в колледж, а потом готовиться строить свою карьеру. – Какую карьеру? – Карьеру врача. – Он устремил на нее прямой искренний взгляд. – И я могу оплатить твое обучение. Она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, а потом попыталась отшутиться: – Хорошо хоть, не сказал «сестринского ухода»! – Что ж, я и об этом тоже думал, – генерал продолжил раскладывать гимны на стулья. – На это ушло бы меньше времени и денег. Но ты, наверное, предпочла бы стать врачом? Мэгги вспомнился Пумо, она сказала: – Или, например, психиатром! – Возможно, – согласился генерал, и она поняла, что он словно читает ее мысли. – Ты непременно должна о ком-нибудь заботиться, в этом твое призвание, – сказал он. – Помнишь, как в детстве твоя мама читала тебе о «Бабаре»? Книжку про слоненка? – Книжки, – поправила Мэгги: она сохранила ясные воспоминания о французских детских книгах, которые оба родителя читали Мэгги в раннем детстве. – Знаешь, как сейчас помню фразу из одной из них – король Бабар говорит: «Сказать по правде, воспитывать свою семью так нелегко». – Ну, вы-то с этим хорошо справились, – сказала Мэгги. – Хотелось бы чуточку получше. – Ну, я была лишь самой маленькой из ваших семей, – Мэгги улыбнулась поверх разделявшего их ряда стульев и погладила пухлую ладонь старика. – Я уже много лет не вспоминала об этих книгах. Кстати, где они? – Я храню их. – Когда-нибудь я их заберу, хорошо? – Теперь они оба улыбались. – Всегда любила мать. – Вот видишь? Еще одна опекунша. Мэгги от души рассмеялась, и если бы Пумо видел ее в этот момент, он бы сказал, что она начала левитировать. – Знаешь, я бы никогда не стал настаивать на том, чтобы ты следовала каким-то моим замыслам, – сказал генерал. – Если решишь выйти за старого солдата, я порадуюсь за тебя. Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты была его опекуном, а станешь ему еще и женой. Мэгги показалось, что это уже слишком, и она повернула разговор в более безопасное русло. – Я даже сейчас могу напеть песенку слонов. А ты ее помнишь? Генерал кивнул гладко выбритой властной головой. Мэгги была очень благодарна ему за то, что он хотя бы познакомился с Тиной Пумо, и пообещала себе, что непременно представит генералу любого мужчину или мужчин, которые станут ей дороги. – Единственное, что я помню, – то, что эта песня, должно быть, совсем древняя, – он улыбнулся и продолжил: – Из тех времен, когда жили мамонты, – заявил он с видом долгожителя, видевшего мамонтов живьем. Мэгги напела песенку из мультфильма «Король Бабар»: «Патали ди рапато, Кромда кромда рипало, Пата Пата, Ко ко ко». – Это первый куплет. Второй и третий не помню, помню только, что концовки у них такие же: «Пата пата, Ко ко ко». Как только она пропела эти слова, Мэгги поняла, что вернется на Гранд-стрит. 5 Примерно в то же самое время, когда Тина Пумо нажал кнопку открытия входной двери, а Мэгги Ла поднималась по ступенькам к станции метро „Сто двадцать пятая улица“, задаваясь вопросом, прошло ли у Тины инфантильное настроение, Джуди Пул, намереваясь серьезно поговорить с Пэт Колдуэлл, набирала номер ее телефона. Джуди вообразила себе, будто Пэт Колдуэлл с большой долей вероятности именно тот самый подходящий в мире человек, с которым можно вести серьезный разговор. Пэт не перемывала косточки другим, как это делали большинство знакомых Джуди, да и она сама. Джуди объясняла это «эффектом раскрепощенности» вследствие того, что Пэт родилась наследницей огромного состояния и выросла кем-то вроде покинувшей привычную среду принцессы, то и дело притворяющейся бедной. Пэт Колдуэлл родилась гораздо богаче, чем даже Боб Банс, и Джуди считала, что, родись она сама с такой огромной серебряной ложкой во рту, ей бы тоже не составило труда так бесхитростно скрывать это. Очень богатые люди – едва ли не самые убедительные либералы. А Пэт Колдуэлл знала Джуди уже более десяти лет, с тех пор как Майкл и Гарри Биверс демобилизовались; они были идеальной четверкой – так думала Джуди. Или же могли бы быть таковыми, не будь Гарри настолько неуверенным в себе. Гарри почти разрушил их дружбу. Он не нравился даже Майклу. – Все из-за Я-Тука, – сказала она Пэт, как только женщины заговорили. – Знаешь, кого они мне напоминают? Мужчин, сбросивших бомбу на Хиросиму. Тех, кто впоследствии расклеились и окончательно спились. Они позволили этому испытанию взять верх над собой: почти как если бы они ожидали, что их накажут за содеянное. – Гарри никогда не ждал, что его накажут, – возразила Пэт. – Но он не ждал, что его вообще могут наказать за что-либо. И не стоит быть слишком строгой к Майклу. – Раньше я пыталась, – ответила Джуди. – А теперь не уверена, что стоит продолжать. – Ох!.. – Ну, а вы-то развелись. – Лично у меня были на то причины, – сказала Пэт. – Причины вдобавок к причинам. Причины внутри причин. Вряд ли тебе будет интересно все это выслушивать. Джуди было бы очень интересно – Майкл как-то высказал предположение, что Биверс поколачивает жену, – но она не могла вот так просто взять и спросить в лоб. – Майкл звонил из Бангкока, – немного помолчав, сообщила она. – И я повела себя просто отвратительно. Ненавижу себя, когда я такая. Даже сказала ему, что иду обедать с другом. – Понимаю, – сказала Пэт. – «Кот из дома…» – Боб очень милый, очень преданный, очень стабильный человек, – заговорила Джуди, как бы защищаясь. – Мы с Майклом не были по-настоящему близки с того дня, как умер Робби. – Понимаю, – повторила Пэт. – У тебя с этим твоим другом серьезно? – Могло бы быть. Понимаешь, он… нормальный. Он никого не застрелил. Занимается парусным спортом. Играет в теннис. Ему не снятся кошмары. Он не носит в себе постоянно яд и болезни, – Джуди неожиданно для себя начала плакать. – Я очень одинока. И одинокой делает меня Майкл. Ведь я всего лишь хочу быть обычным человеком и жить обычной жизнью среднего класса, – она снова начала плакать и ненадолго умолкла, чтобы из голоса ушла дрожь. – Разве я многого прошу?