Конор нахмурился. – Сдается мне, ты познакомился с интересными людьми, – сказал Андерхилл. – Хочу кое-что вам рассказать. 3 Как умер Денглер (2): Видели бы вы капитана Батчитараяна, его кабинет, его стол, его лицо… Тело было жутко изувечено. Пахло смертью и лизолом. Свет лампочки над исцарапанной металлической поверхностью стола падал сначала на его аккуратные коричневые руки, затем как бы сам по себе качнулся вверх и больно плеснул мне в глаза. Да, именно его люди отреагировали на «почти-бунт», если можно так выразиться, в районе Патпонга в тот день, именно в тот день, и именно он, сержант Батчитараян, руководил транспортировкой изувеченного тела в городской морг. Именно он вытащил солдатский жетон из кровавого месива на груди погибшего. Это было отвратительно, вспоминать противно, а воспоминание о трупе белого американца еще противнее. Лежавшее перед ним тело вызывало острую неприязнь еще и своей причастностью к какой-то тайне. В его практике бывали и другие – другие американцы, которые, отправившись в отпуск на отдых и восстановление, сходили с ума. За два года до смерти Денглера сержант Уолтер Хоффи зарубил несколько посетителей бара «Секс-секс», после чего вышел на улицу и убил зазывалу массажного салона. Тихоня, любивший цитировать Библию мальчишка из Оклахомы по имени Марвин Спрингуотер, зарезал трех маленьких мальчиков, прежде чем его насмерть сбило машиной на Сукхумвит-роуд. Так что неприязнь офицера имела под собой некоторые основания. Его интересовало, откуда стало известно о ребенке. Ребенок существовал, но его так и не нашли либо не опознали. Разве вы спрашивали не о ребенке? Вопросы о ребенке привлекли внимание капитана. К счастью, она закричала, эта неизвестная девочка. Она и двое мужчин находились в узком переулке. Ее крики привлекли внимание. Она не переставала кричать, даже когда вырвалась из переулка. Девочку никто не знал. Она была не местной. Этого следовало ожидать, ведь Патпонг – не жилой район. Ясно, однако, было то, что она не барменша и не работница массажного салона – и ясно это было всем, кто видел, как она выскочила из темного переулка и с криками побежала по улицам. Не тайка. Возможно, камбоджийка, или китаянка, или вьетнамка. Предположительно, молодые солдаты этого не знали. Предположительно, для молодых солдат все юные азиатские женщины на одно лицо. И вот толпа мужчин, случайно оказавшихся в тот день и в том конкретно квартале на Фат-Понг-роуд, набросилась на американского солдата – набросилась на них обоих; один убежал, а второго растерзали. – И знаете, кто из них невиновен? – спросил капитан. Девочка невиновна. И невиновна толпа. Итак, один солдат пал жертвой толпы, а может, и второй тоже. Свидетели говорили об этом довольно туманно. Свидетели видели только бегущую девочку и в нападении на солдат, само собой, не участвовали. – Тысячу лет назад, – говорил капитан, – эта история могла бы стать великой эпопеей. Невинная девушка, напавший на нее растерзан охваченной праведным гневом толпой. Четыреста лет назад это стало бы легендой, воспетой в песне, и эту песню знал бы каждый ребенок на юге Таиланда. И та убегающая, исчезнувшая девочка – она, возможно, могла исчезнуть туда, в легенду и песню… А теперь о ней не напишут ни романа, ни рок-н-ролльной песенки, ни даже комикса. За месяц до этого разговора с капитаном Тимоти Андерхилл стоял на Фат-Понг-роуд и смотрел на бегущую ему навстречу девочку. Он был абсолютно «чист» уже почти девять недель. Он пытался писать – пытался наконец-то начать роман, в голове оживали росточки нового сюжета: что-то о мальчике, которого вырастили в сарае за домом, как животное. Он не брал в рот спиртного уже три месяца. Он услышал крики, звучавшие так, будто у рта девочки был микрофон. Он увидел ее окровавленные ладони и забрызганные кровью волосы. Она неслась прямо на него, раскинув руки и открыв рот. Никто, кроме него, не видел ее. Андерхилл рыдал, застыв на тротуаре, не замечаемый проталкивающимися мимо него людьми. Он снова был здесь. Он жил. Он обрел себя. Я пошел домой, рассказывал он Пулу. И сел писать повесть «Голубая роза». Я работал над ней шесть недель. После нее я написал повесть такого же объема «Можжевельник». На нее ушел месяц. Вот с тех пор я и пишу. Вы и вправду думали, что я опоздаю на самолет? После того как я видел ее, я должен был следовать сюжету и увидеть все остальное. Это больше не придет ко мне. Ко мне должны были прийти вы или он, но не это. Я не знал, что жду либо вас, либо Коко, но именно это я и делал – ждал… 4 Начали крутить второй фильм, но Пул закрыл глаза еще до появления титров на экране. Он вел свою машину по темной дороге, нескончаемо раскручивающейся куда-то в пустынную глушь. В пути он уже много дней. Непостижимым образом Майкл сознавал, что сейчас находится в романе Тима Андерхилла «Во тьму». Долгая прямая дорога вела его в ночь, а сам он понимал, что он – это Хэл Эстергаз, детектив отдела убийств, и его вызвали с места одного убийства на место другого, довольно отдаленное. Путешествует он уже несколько недель: перемещаясь от трупа к трупу, идет по следу убийцы, но не приближается к нему. Мертвых тел много, и все они принадлежали людям, которых он знал давным-давно, знал в своем сне, или сказочном существовании, – прежде чем все погрузилось во тьму. Далеко впереди рядом с полотном дороги засияли в темноте две желтые точки. В романе «Во тьму» он будет мчаться сквозь темень в постепенно пустеющем мире. Всякий раз будут находить новое тело, а он никогда не найдет убийцу, потому что «Во тьму» походил на музыкальную тему, повторяющуюся в тысячах вариаций, как бы кружась вокруг одной и той же последовательности аккордов. Но настоящего конца в книге не будет: убийца в один прекрасный день решает уйти на покой выращивать орхидеи или превратиться в дым, и весь замысел потеряет смысл – мелодия рассыплется капельками бессмысленных случайных звуков. Ведь его работа заключалась в том, чтобы каталогизировать убийства, и лучшим ее финалом было бы войти в один из мрачных сырых трущобных подвалов и наткнуться на убийцу, который с ножом в руке поджидает его. Теперь он разглядел, что огоньки на обочине дороги – не что иное, как фонари, испускающие желтые лучики света. И лишь поравнявшись с фонарями, он увидел, кто держит их. Его сын Робби, которого сейчас, во сне, звали Бабар, стоял на обочине дороги, поднимая один из фонарей над головой. Рядом с ним стоял на задних лапах гигантский, одного роста с Робби, кролик Эрни, держа в передних второй фонарь. Мальчик по имени Бабар и кролик проводили добрыми взглядами кротких глаз проезжавшего мимо них человека; огни ярко сияли в ночи. Он почувствовал, как охватывают душу умиротворение и согласие с самим собой. Машина проехала мимо хрупкого мальчика и огромного кролика на задних лапах, и зеркало заднего вида отразило свет их фонарей. Чувство умиротворения долго не оставляло Майкла – до тех пор, пока дорога не закончилась на берегу мрачной стремнины широкой реки. Он вышел из машины и стал наблюдать, как бежит мимо мощный поток, обнажая то напряженный бицепс буруна, то упругое широкое бедро волны. И тут он понял, что и сам он, и убийца – части огромного живого тела стремительной реки, и его захлестнуло жуткое смешение боли и радости, острых, всепроникающих, оно прокатилось через него и заговорило-запело в нем как бы двумя голосами, слившимися затем в оглушающем гимне… Он закричал и проснулся – глаза его заливали слезы. Река исчезла. – Эй, Майки. – Конор почти застенчиво улыбался ему. А затем он понял еще одну вещь. Он понял, что теперь знает, кто такой Коко. Однако следом это знание угасло, и он смог вспомнить лишь то, что ему снилось, – как он смотрел на широкую реку и как проезжал на машине мимо Робби по имени Бабар, державшего над головой фонарь. Во тьму. – Майки, ты в порядке? – спросил Конор. Пул кивнул. – Ты тут малость пошумел… – «Пошумел» не то слово, – встрял Андерхилл. – Ты практически пропел «Усыпанное звездами знамя». Пул потер щетину на лице. Экран задвинули обратно в переборку; большая часть салона пребывала в темноте. – Во сне я вдруг кое-что понял о Коко, но когда проснулся – все исчезло. Конор выдал восклицание – бессловесное, но полное одобрения. – И у тебя такое бывает? – поинтересовался Андерхилл у Конора. – Не сказал бы, но как-то раз в голове мелькнуло, будто я тоже кое-что понял, – пробормотал Конор. – Странное, скажу тебе, ощущение… – Он вскинул голову и посмотрел на Андерхилла: – А ведь ты был там, а? Где застрелили девушку? – Мне порой кажется, будто у меня есть двойник-злодей, – проговорил Андерхилл. – Как человек в железной маске. Они замолчали, и потерянное понимание вновь ворохнулось в Майкле. Будто фонарь его сына осветил события в той деревне пятнадцать лет назад: он увидел долгий пологий склон холма, сбегающий к кругу хижин, женщину, несущую воду вниз, пасущихся волов. Узкой серой струйкой поднимающийся дым. Во тьму, вот оно. 24. В пещере 1 Руку Денглеру обернули марлей и лентой-липучкой; лицо его было белым, а глаза – расфокусированными. Он заверил, что боли не чувствует, и отказался лечь и ждать, пока за ним вернутся. Предполагалось, что снайпер Элвис пришел из Я-Тука – деревни, где его прятали и кормили, – и Денглер хотел быть вместе со своим взводом, когда они войдут туда. Со времени событий в Драконовой долине лейтенант Биверс руководил поисково-разведывательными операциями с приказом не вступать в столкновения, действуя осмотрительно и хладнокровно, и Я-Тук был его шансом отличиться. По донесениям разведки, в деревне хранились запасы продовольствия и оружия, и Железный Дровосек горел желанием разжиться богатыми трофеями, увеличить счет убитых врагов, продвинуться еще немного по пути к званию полковника. Железный Дровосек всегда требовал точного отчета по телам убитых, потому что лишь половина подполковников во Вьетнаме когда-либо получали повышение, и теперь, сделав все возможное на пути к своей цели, он не собирался отказываться от нее. Он видел себя будущим командиром дивизии с двумя звездами и отчаянно хотел покинуть средний командный состав, пока война для него не закончилась. Знал ли об этом лейтенант Биверс? Можете поставить свою задницу, что знал. Они увидели бегущую вниз по склону холма женщину в тот момент, когда вышли из джунглей. Вода выплескивалась из ведер на концах коромысла каждый раз, когда ее ноги касались земли, однако она приноровилась двигаться так, чтобы, когда доберется до деревни, ведра останутся полны больше чем наполовину. Пул не знал, почему она не шла, а бежала. Это стало прискорбной ошибкой. – Пристрелить ее, пока не добежала до деревни, – приказал Биверс. – Лейтенант… – начал было Пул. – Я сказал, пристрелить! – велел Биверс. Спитальны уже взял ее на мушку, и Пул увидел его улыбочку над прикладом винтовки. А за их спинами, только-только выйдя из-за деревьев, несколько человек стали свидетелями происходящего: вниз по склону мчится женщина, Спитальны с оружием на изготовку. – Не переборщи с упреждением, Спит, – произнес кто-то. Над Спитальны насмехались все кому не лень.