Камень оборвался и с грохотом ухнул в желудок. Я услышал свой хриплый голос, доносящийся откуда-то со стороны: — Что?.. Что ещё случилось? — Эрих, — сказал Траудгельд. — Эрих, дружище... В его интонации прозвучала вина. Я всё понял: — Франхен? Он скорбно кивнул. — Прости. Прости, если можешь, старого глухаря. Я следил и не уследил. Её нигде нет, Эрих. Во дворе, в подвале... Я и наружу выходил... Мы тут всё обыскали, но её нигде нет... — Он долго и по-стариковски всхлипнул. Помолчал и добавил: — Знаешь, я думаю, она сбежала! __________________________________ [1] По мотивам песни «Im Frühtau zu Berge!». Здесь и далее вольный перевод отрывков немецких народных песен. [2] Энциан (айнциан) — водка, настоянная на альпийских травах. Глава 16. Пропажа Мне показалось, что я ослышался: — Сбежала? Что ещё за дичь! Это не лезло ни в какие ворота. Стоило на пару часов отлучиться, и весь мир принялся тараторить по-фризски! Стражи переглянулись. На лице Траудгельда отобразилось замешательство: — Матти говорит, во дворе был человек. — Человек? — Она с кем-то разговаривала. Ещё не лучше. — Она сказала: «Добрый вечер!» — пояснил Матти. — И «что вы так поздно»? А он стоял в саду. А она на него смотрела. И потом вышла. Я не понял, что он сказал. У меня экскаватор заехал под шкаф, и там застрял, когда она... — А я был наверху, — покаянно добавил Траудгельд. — Смотрел в окошко в сторону мастерской. Оттуда донеслись какие-то крики, вроде как Франкеров Паули с охламонами, как будто драка какая-то и кто-то выпалил петардой... — Да, — Матти возбуждённо кивнул. — Здоровски бахнуло! Как тогда, помнишь? Как же не помнить. — Так это был взрыв? Или петарда? — Петарда, — решительно сказал Траудгельд, и его ответ слился с не менее решительным дискантом, прозвеневшим: «Взрыв». — Точно тебе говорю, Эрих. Просто подростки, гадёныши, баловались! — Так, — сказал я. Мысли разбегались как тараканы. Франхен исчезла. Это неоспоримый факт. Ушла или сбежала — да что за мерзкое словечко — «сбежала»! Или её похитили. Одно из трёх «или». Или же она спряталась где-то в доме, что уже полная и бесповоротная чушь. Я обратился к Матти: — Там, на улице, стоял мужчина? — Угу, — с готовностью кивнул он, по-прежнему зачарованно глядя на моё лицо, расписанное розами и вензелями. — Точно мужчина. — Удалось его разглядеть? — Неа. Но у Франи был такой голос, каким разговаривают с мужчиной. — Какой ещё «такой»? — Вежливый. «Вежливый». Я скрипнул зубами от бешенства. Я хорошо знал, что имеет в виду Матти. Хрупкость и беззащитность Франхен определялись единством крови и почвы, взрастившей её, но не давшей ей пропитания. Вот именно, кровь! Если я найду этого выродка, то пущу ему кровь раньше, чем он успеет хотя бы хрюкнуть! Если найду... Кулаки сжимались и разжимались. Точно так же сжимался и воздух, в один момент ставший пульсирующим и горячим. Думай, Эрих, думай! Даже если это занятие кажется тебе непривычным. Полли удивился намёку об убийстве девчёшек — можно ли верить его удивлению? Можно ли верить его словам, о том, что слежка велась только в Бюлле — не в деревне? Кто стрелял в Афрани? Тот, кто её похитил? Или какой-нибудь спятивший жидормот, глухо ненавидящий всё, что посягает на его землю и на его яблоки? По крайней мере, это-то я могу проверить прямо сейчас! *** Говорят, что сад — это характер. В таком случае, характер Гегера требовал генеральной уборки. Продвигаясь в потёмках с зажатым в зубах фонариком, я умудрился собрать на штаны горсть лиловатых слизней и полный комплект репьёв — знаки пластунской доблести. Под ногами хрустели листья и мелкие сучья. Откуда они здесь? К ночи ветер усилился, но добросовестный хозяин не лёг бы спать, не прибрав весь этот валежник... ...если, конечно, у него не нашлось занятия поинтереснее. В зеркальных стёклах отражалась луна. Окна зашторены, тёмнота наводила на мысль, что внутри все отдыхают. Вход воспрещён. Первый импульс — вломиться и прервать эту идиллию, но воображение моментально нарисовало кухонный стол, Афрани, лежащую в позе главного блюда, и Гегера с занесённым над ней ножом... Рука дрогнет и... И что? Если я не попаду внутрь, то могу дождаться выноса тела. При условии, что я не ошибся. Или, наоборот, ошибся... — Чёрт! Я весь взмок. Насколько же проще ходить в разведку, рискуя только собой! Может, стоило позвать Траудгельда? Зайти с двух сторон? Этакий внезапный козырь — штурм унд дранг, резкий боевой натиск. Но как это помешает ножу опуститься? Никак. Ладно. Спокойно, Эрих! Ты уже это делал и делал не раз. Не всегда чисто, что верно, то верно, но теперь лучше подумать о чём-нибудь другом. Например, об открытом окне... ... или входной двери. Я осторожно потянул за ручку, и дверь отворилась. Вот так-так! Кто-то оставил в корзине яблочные огрызки. Теперь они потемнели и источали сладковатый аромат гниения. Кислая вонь белья — симфония простынь с лидирующей партией потных носков. У выхода — в ряд, как солдатики — колонна пивных банок под предводительством пузатого унтер-шнапса. Типичное жилище холостяка. Где-то деревянно такали стенные часы. Лунный свет проложил квадраты на противоположной стене. Я прислушался, надеясь услышать храп. Тихо. Гегер спал. Вот только где? Там же, где нормальные люди, — в спальне. А может, валяется, пьяный в дупель, под настенным ковриком с надписью «Гельвеция, восстань!» и грезит о пришествии Народного фронта? Или развалился на кухне, в окружении ополовиненных пивных кружек? Спустя пять минут мне стало ясно, что в доме пусто. Умеренный беспорядок, но вещи не выброшены из шкафа. Простыни смяты, но это ничего не значит — многие заправляют кровать волшебной палочкой фрау Фантазии. Но если он не ночует в доме, то где? И куда утащил Афрани? Подсвечивая себе фонариком, я обшарил прихожую, кухню и кладовую. Заглянул в спальню-гостиную. Дыхание сдавливало всё сильнее, я почти слышал пулевой свист пролетающих мимо секунд.