Быстрее! Быстрее... Письменный стол! Я выдвинул ящик и отпрянул, опасаясь, что улика выскочит и отхватит мне палец. Увы! В груде пыльной мелочи и бритвенных лезвий валялся пакет семян, ёршик от трубки и несколько журнальных вырезок весьма фривольного толка. Ну, правильно. А что я ожидал найти? Розовый бриллиант? Коллекцию зубных коронок? Удостоверение члена партии в обложке из человечьей кожи? «Например, карту, — подсказал внутренний голос. — Гегер — землемер, а значит...» И, посмотрев направо, я её увидел. *** Сверху Альбиген походил на военный аэродром. Вытянутый на север, он был плотно нарезан в середке и рассыпан по краям изгибистыми участками, границы которых обозначал лиловый пунктир. Приглядевшись, я нашёл центр — разреженная штриховка означала общественную территорию. Вокруг теснились домовладения. Дальше — поля. Мои плантации и латифундии выглядели игрушечной грядкой по сравнению с наделами местных фермеров. Прищурившись, я разглядывал квадраты и закорючки, соотнося их с именами соседей. «Hub.Kf» — это, без сомнения, Хуби Койффиген. " SchT’’" — Штирер младший. Ближний к лесу участок изгибался червеобразной полоской — вся семейка Хохгрейзеров, включая старого Коби, и заканчивался почти в распадке, где погибла третья девчёшка. Кому принадлежал этот участок? Он был арендован и помечен цифрами. Шифр следовало, по-видимому, искать в записной книжке, которую Гегер вечно таскал с собой, как пособие по склерозу. Или в гроссбухе, содержащем кадастровый план и книгу собственности — этот документ хранился в администрации. Знак судьбы. Мне всё равно нужно было туда заглянуть. Я взял карту и засунул в карман, подивившись её тяжести. Казалось, бумага была сделана из земли. Из той самой каменистой земли, которую делили на пиды и арпенты, гектары и квадратные футы, но никогда не наедались досыта. — Гегер? Никто не ответил. Быстрее... Я и так потерял много времени. Пружина внутри требовала рывка, но куда? Куда? *** Одинокая луна, а точнее ущербный месяц, торчала на небе как семафорный глаз. Горизонт разбавился фиолетовым. Будто кто-то подмешал воду в банку чернил. Прошедший дождь наградил деревья утренней дозой росы. Очень медленно я двинулся наугад, раздвигая мокрые, тяжёлые листья, — ребёнок в чужом саду, — а туман окутывал землю, и шелест шагов принадлежал кому-то другому, как отяжелевшие руки, и голова, наполненная сонным предутренним шепотом. Не спать! Одной половиной сознания я видел Афрани, её глаза, расширенные от изумления, тёмные от переполняющего их ужаса, другая же часть рассудка мёртво отсчитывала мгновения — от пропажи до этой самой секунды. Сколько времени требуется, чтобы выпотрошить человека как рыбу? Пара минут. А может, часов? Или дней — в зависимости от того,чего хочет рыбак. Куда я должен идти — к дому или к дороге? Если бы Полли похитил Афрани, он обязательно сказал бы об этом, непременно сказал, но удивление на его лице, когда я упомянул про девчёшек, было искренним, и компас внутри меня уже показывал в направлении, о котором я не мог или боялся помыслить. Что если люди ночью перерождаются? Рука — серая в сумраке — на ощупь точь-в-точь пластик на манекене. Кто мог желать зла моей Франхен? Кто мог желать мне зла? Гегер как квинтэссенция угрюмого отрицания, обобщенный насупленный лоб человечества, поджидающего нас в этой дыре. В этом грешном ответвлении Рая. Добрососедство... Никто из нас, живущих, не свободен от подозрения, уж мне ли не знать, как это бывает? И если Гегер — это Фолькрат, то Франхен — идеальная жертва, а я — неудачливый муж-Эдип, включивший маховик судьбы одним неосторожным ударом. Ерунда. Всё очень просто: нужно найти Гегера и тогда найдёшь точку отсчёта. Так всегда бывает в тумане. Дом величиной с гору и палец размером с дом. Дикая злость и затем подозрение — дикое, но не сказать, чтобы беспочвенное: чем дольше я размышлял, тем больше «за» грозили одинокому «против». Пойдём методом совпадений. Совпадений и исключений. Пойдём хоть каким-нибудь методом. Главное — двигаться. Если логика спит и нельзя останавливаться, то единственный путь — это брести и брести наугад во мраке, до тех пор, пока... Нога запнулась о корень. Он подался — гнилой и слишком мягкий, чтобы быть корнем. Я присел. Это действительно был не корень. Локоть, высунутый из-под попоны, накрывающей свежую грядку, определенно принадлежал мужчине. Угрюмому и скандальному. Строчащему на меня доносы. Несдержанному на язык, закушенный теперь между лиловых губ в мучительном спазме боли и изумления. Выпученные глаза невидяще уставились в небо, а пальцы вцепились в леску, почти утонувшую в складках багровой плоти. — Эй, сосед, — тихо позвал я, но он не откликнулся. Просто не мог. Видимо, он стоял и смотрел на дом напротив, на освещенные окна, и женщину, и ребёнка, а потом петля опустилась, пережимая крик,— хоп и готово! — рыба нашла своего удильщика. А я потерял точку отсчёта. Глава 17. Находка Дорога до администрации оказалась вдвое длинней, потому что я брёл по окраинной Кобленц-штрассе, то и дело вздрагивая и прислушиваясь к каждому звуку. Шелест листьев. Робкое цивиканье птиц. Пару раз мне почудилось, что я различаю обрывки пьяной ругани — но шёпот леса перекрыл всё, а потом пошёл дождь, и в ушах застучали барабанные палочки. Наконец, показалось и здание — острая крыша с прямоугольным окном, снабженным навесом. Окно было распахнуто, и я заметил свет, но не движение. Судя по всему, наблюдательный пункт пустовал. Со стороны выгона доносились раскаты гогота, похожего на конское ржание. У ворот, тем не менее, тоже кто-то курил. Я подошёл ближе. Это были Франкеров Паули, какой-то незнакомый мне парень и один из сыновей Шнаффи — плотный и наглоглазый, с вечно закушенной нижней губой. Все трое были расхлюстаны и укурены вхлам. От их мокрой одежды разило как от пивной бочки. — Кто тут у нас? — лениво прогнусил один из подростков. — Это Эрих. — Кто-кто? — Краузе. Из мастерской. — Ух ты ж... А чего он тут делает? Огонёк сигареты дёрнулся и упал в лужу. Мелкая рябь на воде обещала, что дождь зарядил надолго. — Я ищу жену, — сказал я. — Афрани Краузе. Вы её не видали? Паули покачал головой. Стоящий рядом с ним парень осклабился, показав червивые зубы: — Тю-у, мимо. Дырка, мужик. Никаких пакис. Если б я ей присунул, то наверняка бы заметил, а так уж звиняй, мы никого... Не сбавляя шага, я приблизился и врезал ему под ложечку. Он охнул и скрючился в три погибели, а потом упал на колени, ловя воздух пересохшим ртом. — Эй, — тревожно и протестующее начал второй. — Ты чего... Тратить слов я не стал. Руки действовали сами — молниеносно и точно, я лишь ощутил слабую боль в сбитых костяшках. — Эрих! Франкеров Паули пятился и смотрел на меня, как прежде — Матти, застигнутый столбняком. Он даже попытался мне улыбнуться. — Я не... Эрих... он просто шутил. Мы шутили... — Зря, — тихо сказал я. В горле словно песок застрял. — Где она?