Прижавшись спиной к задней стенке, он затаивается в воняющей резиновыми сапогами темноте. Дыхание замирает в груди, Том почти слышит тиканье невидимых часов, которые отсчитывают мгновения до его неизбежного разоблачения. Закрыл ли он вообще дверь черного хода? Том не знает, помнит только, как споткнулся на пороге. И если Муты вернулись домой в облике животных, то наверняка учуют его запах и с визгом бросятся казнить. Тома обнимает затхлый занавес из барбуровских курток[10], старых дождевиков и непромокаемых плащей. Пробираясь сквозь него, он отступает дальше и оставляет лишь небольшое пространство, из которого выглядывает его побледневшее лицо. А вот ноги и ступни ему не спрятать. Том уже ничего не видит в шкафу. С крючков напротив его лица свисают смутные силуэты. За дверцей шкафа шаркают ноги. Том крепче сжимает резиновую рукоятку молотка. Откуда-то из глубины дома, дальше кабинета, который он только что обыскивал, доносится голос. Том не может разобрать слова, но звучат они, по крайней мере, по-человечески. В щель между дверцей и косяком падает тень. Совсем рядом раздается громкий голос Маги Мута. – Да, Медея. Чашку чая. Замечательно. Дверца открывается. В шкаф, сжавшийся до размеров гроба, проникает красноватый свет. Он падает на лицо Тома. Тот сильнее вжимается плечами в заднюю стенку. С трудом сдерживаемое дыхание раздувается в горле воздушным шариком. И когда Том видит еще больший ужас, карикатурно ухмыляющийся со стены напротив плащей, в которых он прячется, запертый внутри воздух грозит вырваться криком. На деревянных крючках висят две заросшие щетиной морды с пустыми глазницами. У одной жуткие клыки и приоткрытые челюсти, через которые владелец может смотреть. Вторая напоминает потрепанного зайца с кривыми зубами и костлявой мордой. Полнейший кошмар. Маски, скорее всего, сделаны из плоти и шерсти настоящих животных, а то и чего хуже. Том вспоминает мерцание чешуйчатого переплета гримуара, и у него сжимается в животе. Кажется, во рту появляется привкус кожаного, почерневшего от пота материала ужасных масок. Возможно, во время трансформации они действительно сливаются с человеческими головами. Или только подразумевается сходство с тем, что физически будет представлять надевший их человек? «Господь Всемогущий. Пусть это закончится». Полоса света выхватывает лежащую под масками одну из потерянных игрушек Грейси. Маленького мягкого пингвина, у которого не хватает одного глаза. Том опускает веки, чтобы помочь своему телу сдержать нечто большее, чем боль и тошноту. Но ему приходится снова открыть глаза, когда две покрытые пеплом руки просовываются в вонючее пространство шкафа и проходят в нескольких дюймах от носа Тома. Худые руки Маги разукрашены полосами и брызгами крови животного. Они сжимают еще одну маску свиньи. Артефакт возвращается с какой-то темной поляны в лесу. И, похоже, свиная голова недавно терзала добычу, возможно, тыкалась рылом в распоротое брюхо, выдирала и разбрасывала потроха кривыми зубами. Щетина все еще блестит от непросохшей крови. «Это мог бы быть ты. Мог быть ты». Испачканные руки колдуна вешают головной убор на пустой деревянный крючок, затем исчезают. Сдерживаемый выдох Тома начинает просачиваться наружу, и тут руки появляются снова, чтобы повесить столь же отвратительную маску зайца: почерневшую, влажную и беззвучно визжащую, уши торчат, клыки побурели от крови. Грязные руки исчезают. Четыре звериные морды, парящие в воздухе и лишенные тел, злобно смотрят на Тома. Дверь закрывается, запирая его внутри вместе с масками, но, по крайней мере, можно больше не пялиться в пустые отверстия их глазниц. Словно у человека, который почти утонул, но все же вынырнул на поверхность, воздух вырывается из легких Тома. Он как раз собирается согнуться пополам и обхватить колени, когда дверца снова распахивается, на этот раз шире. Красноватый свет снова заливает пространство, в котором каменеет Том. Когда в шкаф забрасывают две плетеные корзины, губы сами приоткрываются для крика. Одна корзина поворачивается, прежде чем упереться в носок его ботинка. Бледные, в пятнах крови руки появляются в четвертый раз, и Том думает, что ночь никогда не закончится, что Маги точно знает, где прячется, дрожа среди старых плащей, незваный гость. Все это часть издевательств – предвкушение нарастает, пока кровь самого Тома не станет смолой в зияющих пастях дьявольских голов, которые носят эти психи. Но перепачканные руки Маги просто вешают серп на крючок в полуметре от кончика носа Тома. Взгляд того останавливается на темном и зловещем лезвии, и в ногах появляется слабость. Дверь, наконец, захлопывается, и Тома окутывает тьма. Снаружи раздается звук удаляющихся босых ног. * * * Несколько часов спустя, точно убедившись, что действительно слышал, как две пары ног поднимались по лестнице на второй этаж, Том приоткрывает дверь и осматривает темную комнату. Там пусто. Тогда он выскальзывает наружу и осторожно, шаг за шагом, пробирается на кухню Мутов. Только осторожно закрыв за собой дверь черного входа и вздрогнув даже от тихого щелчка замка, он может признать, что все обошлось. Его не обнаружили. 47 Словно разрывая шрапнелью и обнажая землю внизу, сквозь полог леса струится летний огонь. Том не может бежать дальше и падает на четвереньки, хотя обескровленные теперь конечности, которые тянутся из его таза, не позволяют ползти. Джинсы будто набиты цементом. В пальцах тоже никаких ощущений, кроме слабого покалывания, последней искры умирающего тока. Его взгляд скользит по кустарнику, зарослям ежевики, стволам, почерневшим от теней, словно обугленным вспышками света, Том щурится, пытаясь разглядеть, что же сбило его с ног. Припрыгав на артритных конечностях, а затем поднявшись, как умирающий от голода человек, первым на поляне появляется лохматое существо, нелепо высокое и покрытое рыжевато-коричневой шерстью. Вытянутая морда откашливается, а после ухмыляется Тому зубами, неподходящими для человеческого рта. Скоро солнечный свет иссушает и затемняет ужасную фигуру, превратив ее в изможденный силуэт. Почти сразу появляется второе чудовище. Фигура, перед которой валяется Том, скорее женская, чем звериная. И все же, как может существо с торчащей из складок розовой плоти щетиной и с землей, покрывающей мокрый подбородок, быть человеком? Оно едва ковыляет по поляне, это заставляет Тома вглядеться в то, что же там мешает. Именно тогда он замечает свиные копытца на месте ступней. Его лодыжки обвивают веревкой, Тома переворачивают, а затем подтягивают к сучковатой дубовой ветке. – Прекратите. Пожалуйста. Не нужно… – бормочет он, пока его горло не становится таким же мертвым, как и конечности. Заяц пинком подставляет под голову Тома пластиковое ведерко, которое тот использует для ремонта, а затем уносится прочь, визжа: – Мы все поймаем! Вернувшись к Тому, с другой стороны его бесполезного тела, заяц держит в ободранной руке серп из черного железа и останавливает покачивание подвешенного человека длиннопалой задней лапой. * * * Том выныривает из сна, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха. И с блаженством осознает, что всего лишь спал, а не висел вверх ногами в лесу, над ведром для сбора крови. Он сонно стонет, его затуманенное зрение фокусируется на лице Блэквуда. В чертах неопрятного старого мага заметно одно сплошное волнение. – Слава богу… – произносит Том. – Вот именно! – Рука Блэквуда перестает трясти его за плечо. – Вы должны это услышать. Все еще в той же одежде, что была на нем прошлой ночью, Том заново осознает свое тело, конечность за конечностью. Раскинув ноги, он отключился у Блэквуда на диване, заваленном книгами и бумагами. На стене над ним, напоминая дверь в другое измерение, куда он вот-вот провалится, висит детально проработанная астрологическая карта. Том потирает затекшую поясницу. Наверное, он задремал. Помнит, как всего несколько минут назад натянул на глаза шапку. – Я уснул. – На несколько часов. – Что? Нет. Блэквуд отходит от дивана. Пол, как и письменный стол, завален раскрытыми книгами. Их больше, чем обычно. Папирусы, которые Том украл у Мутов, расстелены и зажаты по краям разными декоративными предметами. На экране компьютера светятся файлы, скачанные с телефона Тома. Ловко огибая помехи на полу, Блэквуд добирается до своего стола, наклоняется и хватает мышь. – Я кое-что нашел на ваших фотографиях. – Раздражающий блеск педанта оживляет его глаза. – Они используют заклинание месопотамского мага. Затем оно было переписано римлянином. А в одиннадцатом веке еще раз переписано еврейским ученым. Кем-то, кто знал латынь, демотический греческий и египетский. Вот. Я это установил. По странице гримуара! Блэквуд тычет пальцем в экран с увеличенной фотографией с телефона Тома. Том, моргая, наклоняется вперед. Он смутно припоминает эту страницу из книги в кабинете Мутов. Заполненную латинскими надписями, украшенную символами и тем, что могло быть расчетами, записанными на диаграмме. Блэквуд почти задыхается. – Все это относится к низшему божеству. К ритуалу оживления статуи. Или изъятия из нее чего-то. Существа. Для переноса в другое место. С выражением благоговения и ужаса на лице Блэквуд стремительно отворачивается от стола, будто собирается бросить Тому вызов. – Этого хватит, чтобы я обделался. – Пожалуйста, не надо. – Невероятно опасно. Крайне нестабильный процесс. Только сумасшедший мог хотя бы попытаться его проделать. Я даже не знал, что кто-то все еще способен на такое. Плата Мутов должна быть колоссальной. Ни один разум не выдержит подобного долго. Поэтому они должны вести себя экономно. Когда угрожают.