– Зачем принц попросил привести меня сюда? – спрашиваю я. Он молчит, остановив взгляд на уходящем вдаль коридоре, потом не спеша поворачивает голову и изучает меня. – Однажды он спросил меня, какова леди Валка, могла ли она стать гусиной пастушкой. Я ответил ему, что лишь леди, танцующая на кухне со служанками и обнимающая на прощание конюхов, способна принять подобное падение с честью и легкостью. Верия Валка таковой не была. – Вы… – начинаю я и замолкаю прежде, чем цепочка стискивает шею. Нечему так удивляться. У данной мне квадры воинов было две недели до путешествия, чтобы узнать мой характер. Ну конечно, они заметили перемену. Я лишь полагала, что не поняли причины. – Да, – говорит Матсин тихим голосом. – И потому молю вас поговорить с нашим принцем, встретиться с ним. – Я прихожу, когда он вызывает. Губы Матсина скорбно сжимаются. – Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому. Я пожимаю плечами и бросаю взгляд в коридор, будто поторапливая. – Возможно, по-другому будет хуже. Матсин снова шагает, поняв намек. Когда мы приходим на место, к очередной резной двери в смутно знакомой галерее, он говорит: – Я так не считаю, вериана. Надеюсь, в глубине души вы тоже. Кестрин поднимает голову, как только я вхожу, в очаге у него за спиной весело потрескивает огонь. В этой маленькой гостиной я записывала за принцем послание к матери. Один только вид комнаты и повернутых друг к другу кресел режет меня острым будто клинок ужасом той встречи. Я приседаю в реверансе, опустив лицо. Кестрин кланяется под щелчок закрывшейся за Матсином двери. – Вериана. – Заид, – говорю я, выпрямляясь. – Надеюсь, вам понравился вечер. Понравился? Я бросаю на него взгляд и позволяю злости выжечь весь страх. – Скажите мне, заид, чего вы надеетесь достичь этой вашей маленькой игрой? Глаза у него чуть сужаются. – Хочу, чтобы вы узнали мою нареченную не хуже, чем я. – Я уже знаю принцессу, и вам об этом известно. В горле чувствуется слабое давление цепочки. Что бы ни случилось, я не хочу привлекать внимание Дамы к нашей беседе. Хотя, возможно, она уже слушает. Этого никак не узнать, но я не желаю давиться на глазах Кестрина или нарываться на ярость Дамы сегодня. Надо искать обходные пути. – Может быть, я стремился напомнить, – говорит Кестрин, словно можно позабыть, какова Валка. – Для чего же? Принц пожимает плечами, повернув ко мне ладони. – Верия, – произносит он и замолкает. – Верия, что мне вам предложить? Я гляжу прямо в лесные тени его глаз. – Яблочные пироги. Он смотрит на меня. Я разворачиваюсь и иду к дверям. – Верия, постойте, – зовет он позади. – Доброй ночи, заид. – Стой. Теперь голос звучит властно. Я оборачиваюсь, опустив плечи, снова чувствуя себя прислугой, обязанной повиноваться, понимая, что все мои права есть у меня только потому, что даны им. И почему я не могу его за это ненавидеть? Он цепенеет и отводит взгляд. – Поступай как хочешь. Я в нерешительности смотрю, как по лицу у него пробегают тени. – Уходи уже наконец! – рявкает Кестрин, срываясь с места. – Беги обратно к своим гусям и забудь, что я тебя звал. Он быстро надвигается, глаза его кажутся почти черными – но отражается в них не злоба. Его терзает нечто иное, темное и уродливое. Но в этот раз я не боюсь. Я не думаю, что оно изольется на меня. Он замирает почти вплотную ко мне. – Ты же этого хочешь, ведь так? Убраться из дворца? Тогда убегай, Терн. Я больше не стану тебя держать. – Если бы я правда хотела этого, то уже покинула бы Таринон. Он тяжело вздыхает и медленно выпускает воздух. – Ты однажды сказала, что тебе не с кем уехать и некуда податься. – Теперь меня есть кому сопроводить, – говорю я, думая о Красном Соколе. Кестрин ждет, плечи его напряжены, словно он боится моих слов. Я устало улыбаюсь: – Податься мне по-прежнему некуда. Полагаю, что все решаемо, но вы не хуже моего понимаете, что пока я уехать не могу. – Выжидаешь. – Приходится. Как бы мне хотелось все это забыть! – Что же вы не отошлете ее обратно? – спрашиваю я резко. – Знаете ведь, кто она такая. Зачем продолжать? Почему речь всегда лишь о моем стремлении убраться прочь от двора, а не о его решении держать рядом змею? Он смотрит в пол, потом вновь на меня, глаза его странно горят. – Если я отошлю ее, то приедет ли в Аданию та же девушка, что покинет дворец? Вероятно, нет. Вероятно, Валка вновь обретет свое тело, а к презирающему меня семейству вернусь я сама. Но об этом нужно беспокоиться мне, а не Кестрину. – Это тревожит вас больше, чем собственное спасение от предательства? – спрашиваю я полным сомнений голосом. Чувствую, как цепь прижимается к горлу, но еще не давит. Ведь я не упоминаю саму Валку. Взгляд у него мечется. – Еще осталось немного времени. Семь недель, если точнее. – Ну а в последний миг – что тогда, заид? Он безнадежно мотает головой: – Не знаю. Я моргаю, ошеломленная тем, каким юным вдруг стал его голос. Он проводит ладонью по губам. – Что значит «яблочные пироги»? Я пожимаю плечами: – Принцесса хочет завоевать любовь простого люда яблочными пирогами. Вы тоже предлагали мне то, что ничего вам не стоит, чтобы добиться преданности, ведь так? Он молча изучает меня, и я краснею, поняв, что одета в подаренный им плащ.