Катя достала из ящика стола толстый синий ежедневник, открыла его на заложенной странице и прочла. — «Дорогой Миша! Возникла ситуация «СК». Надеюсь, ты не забыл, о чём я. Передай, пожалуйста, конверт тому, кто за ним придёт. Про ключ не забудь. Очень печёт пятки, поэтому не подписываюсь. Твой однокашник. PS. Миша! Никому другому не отдавай письмо!» — Ситуация «СК» — Сеня Китаев… Это понятно. Кать, а ты сказала, Ким точно о Синице не слышал? — Видишь ли, мы с Мишкой, не в пример многим, виделись регулярно. Он о моих делах поэтому больше других знал. Я считала, он об Андрее сразу мне расскажет, если вдруг тот возникнет. — Выходит, ты ошибалась. — Получилось ещё чуднее. Ким не понял, кто пришел. Он сначала встревожился — что за конверт? Потом прочел. Всё вспомнил. А вспомнив, решил не дёргаться. Времена, мол, такие. Просто Дикий Запад, и всё тут. Ты не забудь, у него своё направление мыслей. — Ну да, я уж слышал это обольстительное слово «нефтянка». Наверное, с его сослуживцами случается всякое и не редко, — пожал плечами Бисер и выжидательно посмотрел на Катю. — Итак? — Вот именно, итак! Мишка — парень обстоятельный. Он деда похвалил за осторожность, отыскал то, что надо, «отзыв» проверил. Я всё думала, как бы это назвать? «Пароль» и «отзыв» очень уж на «казаков-разбойников» смахивает, но иначе как скажешь? Короче, Ким наш подумал, что у кого-то из ребят неприятности. — И наверно, решил, что долги или рэкет. — Да, в этом роде. Вот он всё приготовил, запер на ключ, строго-настрого запретил без него открывать посторонним и выкинул эту историю из головы. Проходит время, и тут появляемся мы с тобой с вопросами! — Кать, неужели ему самому было не интересно, кто это приходил? Или у них охрана есть, а «видео» нет? — Правильно мыслишь. Есть у них «видео». Мишка говорит, он и тогда посмотрел бы. Но надо было ждать, а он должен был срочно смываться по делу куда-то в Тюмень. А потом… Да просто забыл. И ведь никто не пришёл. — А теперь когда ты позвонила, он посмотрел? — Я ж говорю, Ким парень обстоятельный. Он тогда записал День и число, а сейчас запросил кассету. Говорит узнал, но не сразу. Говорит, старый и жалкий… — голос у Кати прервался и задрожал. Она судорожно вздохнула, и справившись с собой, закончила. — Кира, мы договорилась с Кимом. Скажи, когда ты сможешь. Мы трое встретимся вместе. Ты ему покажешь считалку, ну и он нам, отдаст. Глава 20 — Здравствуй, Полюшка, как хорошо, что ты уже дома, а я устал, изжарился, и… — И изнервничался, — продолжила худенькая живая жена Оскара Исаевича, нежно целуя его в щёку и помогая освободиться от портфеля и потёртого длинного тубуса для чертежей. — Ты ведь всё с собой таскаешь, как черепашка. К компьютерам совсем не привык. А этот твой толстый сом… Старый Брук весело посмотрел на свою лучшую половину и значительно заметил: — Мамочка, ты совсем не разбираешься в пресноводной фауне. Он — Карп, а вовсе не сом. Что толстый это верно, но ведь и я тоже толстый! — Ишь, раскритиковал! Ты, папочка, не толстый, а круглый. А я, как настоящая Душечка… Какая фауна? Ты у меня не ихтиолог, а искусствовед! И, значит, я что путать не должна? Коринфский ордер с дорическим! Скань с филигранью! Огранку розой и кабошон, гобелены с пропилеями… Мне надо помнить, что «зефир» — не только десерт, но обработка фарфора! А сом или карп… — Эк тебя занесло! Однако, Душечка, это интересная мысль. И что же, по-твоему, обсуждала Душечка, если бы она на твоём месте была? Чего б от неё ожидал Антон Павлович? — Антон Павлович, думаю я, ожидал бы обеда. Есть хочешь? — Попозже, мамочка. Так через часок. — Знаешь что, иди-ка душ прими и давай на балконе сядем. Я квасу с изюмом и лимонными корочками приготовила, как ты любишь. Передохнёшь, остынешь и всё мне расскажешь. Оскар Исаевич проследовал в ванную и, с облегчением смывая с себя городскую пыль и пот, подумал, что. если этот самый толстый сом Карп получит свои игрушки, можно будет из хрущёвской двухкомнатной халупы перебраться в пристойную квартиру. А эту продать — благо место хорошее, проспект Вернадского всё-таки. И наконец помочь детям — дочке Наташе и сыну Мите, чтобы они не ютились как родители всю жизнь по углам, не ждали до старости своего кабинета, отдельной спальни и нормальной детской для внуков. На балконе с пылающей геранью на небольшом столике, застеленной весёлой клеёнкой в белых с желтым ромашках, уже стояли симпатичные обливные керамические синие кружки и такой же кувшин с квасом. Рядом на расписном голубом блюде Полина Матвеевна насыпала горкой свежевымытую черешню с рынка. Она приготовилась внимательно слушать, и её благоверный, отпивая по глоточку ледяной квас, начал рассказ. — Поля, я сегодня у заказчика дома был в Загорянке. — У него дача там? Загорянку я знаю, это по Северной. — Нет, нет. Настоящий дом. Трёхэтажный такой. Причём, без глупостей — павлинов нет, башенок с витражами. Но понимаешь, я как вошёл — Брук сделал паузу и выжидательно посмотрел на заинтересованную его многозначительным видом жену. — Оскар, это нечестно. Я тебя оставлю без сладкого! — засмеялась она, подыгрывая мужу. — Видишь, я как-никак, музейщик. И там, ей богу, настоящий музей: павловская карельская берёза, гобелены, красное дерево благороднейших пропорций, севрский фарфор, серебряные и бронзовые канделябры, драгоценное бюро мастерской Рентгена с черепаховыми инкрустациями, гамбсовские стулья с фарфоровыми медальонами, — на одном дыхании поведал Оскар Исаевич. — А потом он повёл меня в гараж. И в гараже-е-е! Вот скажи, ты теперь чего ожидаешь? — толстячок хитро изогнул бровь. — Я думаю, там оказалось пятнадцать-двадцать машин. — А марки? — Мерседес, Вольво, Тойота? В ответ на каждое следующее предположение Брук лукаво качал головой. — Порше, Шевроле? Я иссякла. Постой, Роллс-ройс, наконец? — Холодно, холодно! Попробуй ещё. — Ох, тогда трактор с сенокосилкой. Не мучай, я же любопытная. — Слева по борту сначала ЗИС — длинный лакированный такой, ещё с ручкой, чтобы заводить спереди. На приборной доске аж шесть циферблатов. Внутри сиденья откидные. А на капоте серебряный литой флажок. Затем раритет «М — 1». Его — или лучше её? — ещё «Эмкой» называли. Рядом «Победа» светло-кофейного цвета, первый «Москвичок», представляешь? Помнишь «Победу»? — Конечно, помню, — кивнула Полина. — Тогда говорили, что отличная была машина. Только наши зачем-то лицензию полякам продали, и она там «Варшавой» стала, а из Союза исчезла. — У Карпа, кроме того, «Испано-сюиза» стояла и «Додж», но меня больше наши задели. А вообще, никелированные фары и радиаторы, запасные колёса в футлярах, подножки, шторки на окнах, это же прелесть что такое! — Удивительно! — Полина отправила в рот сразу несколько ягод. — Но в музей интересно ходить, а вот жить в нём всё время… — Нет, Полечка, это только один этаж. Вышеупомянутый Карп мне остальные тоже все показал: спальни, библиотеку — стеллажи от пола до потолка, удобные два кабинета, столовую. А в подвале у него тир, биллиард, игротека. И всё это просто, с комфортом, без кривлянья и выкрутасов. Я подумал, если вместе будем дальше работать, я у него разрешения спрошу, и ты сама на весь этот парадиз посмотришь. — Я не против, папочка. Почему нет? — Вот и отлично, Полечка. Аванс получим, поедем с тобой в твой любимый «Пассаж» — ты же у меня модница! А в новом платье можно и к плутократу. — Осик, а он не противный? — Ты знаешь, девочка, он…, — Оскар Исаевич задумался, — нет, он совсем не противный и не глупый. Осторожный, любит порассуждать — резонёр такой. И ещё, странное дело, я его знаю давно. Карп, мне казался всегда ужасно одиноким. Правда, в последнее время… — Одинокий? Откуда ты взял? Он что, в этом домище один? — Я, конечно, не спрашивал, но… Там есть управляющий, он же садовник Палыч с женой. Она Карпу готовит и убирает. А «сам» — мужичок — золотые руки. И не только в саду, а во всём помаленьку. — Они там живут? — Да, в саду домик-сторожка стоит. — И, наверно, шофёр должен быть. Или твой сом водит машину? — Водит, однако, есть и шофёр. Его Коля зовут. Он меня к Карпу привёз. Но он в Москве. — А семья, папа? Может, ты жену видел и про детей слышал что-нибудь? При этих словах Поли старомодный круглый Брук как-то неловко заёрзал на своём плетёном стуле с подушечкой, отвёл глаза и промямлил: — Видишь, лапочка, там при доме или скорее при конторе… такая девушка Серафима… — Ты почему, дорогой, засбоил? — Полина Матвеевна вскинула глаза, — ну Серафима, ну и что? Она кто такая? — Она-то? Вообще она архитектор. — Архитектор? А ты почему мнёшься как красна девица? Папочка, ты что, нашалил? Что там такое с этой Серафимой? Эй, стой, я тебя про жену спросила, а ты говоришь — девушка? Ни то при доме, ни то при…? — Так вот я ж и объясняю… — Ах ты, прости господи, так эта толстая свинья Карп девчонку на свои деньги держит? Для услуг? — возмутилась ясноглазая седая Поля. — Это не тебе, это ему стыдно должно быть! Ну уж и парадиз… Не поеду! — второй раз за последние несколько часов услышал добродушный искусствовед и расстроенно взмахнул пухлыми ручками. День определённо не задался. Глава 21 Отлично стали обслуживать в Аэрофлоте, — Стас Небылицын подлетал к Мюнхену и начал немножко волноваться. Пассажиров в салоне было мало. Он сидел на своём втором ряду один. Вот ведь хотел «Lufthansa» воспользоваться, благо экономить не надо. Так прибывает ужасно неудобно, пёс его возьми! Ладно бы только для меня, а то девушка! Вызвалась встретить совсем незнакомого человека. Ей до аэропорта только тащится час если пробок не будет! Пусть хоть в пристойное время. Я и взял «нас». И все хорошо.