«Я никого не просил! И ничего не сделал! И я могу… Верно! А почему нет? Я могу вернуть эти деньги! Не сейчас, немного позже, вот только поменяю колёса и это, навигатор поставлю. Ещё новый компьютер куплю. Это непременно. Но потом отдам!» Когда однажды у него дома в половине десятого в воскресение вечером зазвонил телефон, он был уже доведён до нужной кондиции, словно домашняя брага. Очень крепкий и опасный напиток… Пьёшь, как лимонад, получая удовольствие, а потом ноги не держат. Не можешь встать… * * * Комната, куда он вошёл, выглядела как кабинет канцелярского начальника средней руки прошлых лет. Двухтумбовый письменный стол с настольной лампой, книжный шкаф с какими-то старыми папками в беспорядке, стулья с чёрными сиденьями и даже слегка продавленная кушетка, оббитая шероховатым сукном. Всё в ней было бы обыденно как осенний мелкий дождь, если бы не стеклянная перегородка молочного цвета, разделившая её на две половины. — Здравствуйте, вы можете сесть. Вы прошли через прихожую без помех, значит оружия и звукозаписывающей аппаратуры у вас нет. Здесь всё это было бы совершенно без пользы, но мы рады, что вы благоразумны. «Голос был похож… Нет, всё-таки, пожалуй, не тот.» — Рэм покрылся испариной и сцепил руки перед собой — Вы выслушали и пришли, значит вы согласны. Итак, изложите свои условия, но покороче, — продолжал голос из-за перегородки. — Отныне Вы будете получать деньги только за выполненную работу. Вы обдумали? Отвечайте. — Я добуду то, что вам надо. Я составил план, который обещает успех. Но после выполнения задания хочу уехать из страны. Для этого мне нужны прежде всего новые надёжные документы. Кроме того, я хочу рабочее место, — Рэм судорожно сглотнул. — Как, неужели ни слова про деньги? — с нескрываемой иронией осведомился невидимый собеседник. — Трудно себе представить подобное бескорыстие! Ведь вы сказали, для достижения цели могут потребоваться… Очень разные средства. Об этом, впрочем, я совершенно ничего не хочу знать! — поспешно добавил он. — Что, не решаетесь вслух? Тогда напишите на бумаге, вы найдёте на столе всё для письма. Написали? Отлично. А теперь подсуньте под стекло. Пауза, которая затем последовала, вогнала Рэма в дрожь. — Вы получите ответ через несколько дней, а теперь можете идти. Надеюсь, вы понимаете, назад пути нет, — услышал он, наконец. Глава 26 — Мне очень нравится твой немецкий. Трудно поверить, что ты в Германии никогда не был. И знаешь почему? Произношение отличное. Как тебе это удалось? Папа Фельзер, вежливо посмеявшись над разочарованной миной гостя, сжалился над прибывшим и объяснил. На семейном совете решили, что он поедет в аэропорт. Прекрасная половина, его жена и Анна-Мари, ждёт их дома в Аугсбурге. Часа через два обласканный молодой искусствовед полностью убедился в несовершенстве современной оптики и дигитальных систем. Они не смогли передать прелесть оригинала. Это была ОНА. И девушка встретила его сердечно. Она немедленно включилась в работу и с увлечением принялась помогать молодому человеку. Шло время. Она держалась с ним очень дружески, но… И только. Теперь Анна-Мари и Стас сидели в Аугсбургском кафе «Эбер» на втором этаже у окна. Из него открывался прекрасный вид на ратушную площадь. Светильники, отражавшиеся в зеркалах, сияли так празднично! Снег, крупными хлопьями медленно падавший на булыжную мостовую, был кипенно-белым! Зелёные глаза Анны… или Мари? — Что ты смеёшься, скажи пожалуйста, и не отвечаешь на мой вопрос? Они как раз перешли на «ты», и совершенно околдованный Стас пребывал в состоянии блаженного идиотизма. — Я… Извини, думаю просто обо всём сразу, и потому слегка обалдел. Кроме того, я не смеюсь, а улыбаюсь. — Абальдель? — Ну почти что. Ты тоже говоришь отлично. — Опять не отвечаешь! Ты о чём думаешь? Стас тихонько вздохнул и серьёзно спросил. — Тебе прямо так честно и сказать? Анна-Мари вспыхнула, брови её взлетели, она резко подняла голову вверх и собранные на затылке тяжёлые волосы упали ей на плечи. — Я тебя про твой немецкий спросиль, спрашиваль… О-о-о! Was meinst du damit, Donnerwetter? — Бог ты мой, ты обиделась? Сейчас-сейчас, да я просто… Ну думал, как мне тебя лучше называть, Анна или только Мари, если ты не против, конечно? А немецкий, так это у меня музыкальный слух абсолютный, поэтому произношение легко даётся. А ещё я с детства у соседа, Фридриха Рудольфовича учился, он был немец из Кёльна. Ну вот и всё! Показалось или не показалось? Такой поворот девушке вроде тоже не очень понравился. Она, однако, посмотрела на него иронически, и перевела разговор на другую тему. — Хорошо, давай с тобой о делах поговорим. Ты ведь мой город совсем не знаешь? — Верно, я, к стыду своему — «ни города-ни огорода» — ничего не ведаю, как младенец. — Но ты знаешь, что будешь искать? — Я посижу в архивах, в библиотеках, вообще пошуршу, покопаю… — Что такое «пошурушую? — Извини, забылся. Это жаргон. Ты слишком всё хорошо понимаешь. Я не стараюсь говорить для тебя попроще, а болтаю, как болтал бы с друзьями. Я поработаю с документами, какие найду, и надеюсь что-нибудь обнаружить. Но у меня уже сейчас есть конкретное задание. Понимаешь, мой работодатель, заказчик… Это понятно? — О да, я знаю, «заказчик» говорят не только, если надо кого-то… М-м-м… — Укокошить? — дополнил Небылицын, и девушка захлопала в ладоши. — Укокошить! Как я доволена, нет, довольна, что могу улучшивать мой русский с тобой. Ты же прямо из Москвы! Это значит — застрелить? Укокошить! Прима! — «Улучшить», — машинально заметил Небылицын. — Ты, кстати, хочешь, чтобы я тебя поправлял? Тебя не раздражает? — Нет-нет, поправляй. Но я тебя отвлекла. — Так вот, мой заказчик очень богатый человек. Я о нём мало знаю, почти ничего. Но он повсюду, видимо, гонцов разослал. А ещё слух пошёл, что именно он ищет. Словом, сейчас речь идёт о дорожном наборе. Это в первую очередь, столовый прибор и другие всякие безделушки, позолоченное серебро с инкрустациями. Известен автор и время изготовления. Столовый прибор… Кстати, мне пришло в голову, что такого немецкого слова я не припомню. — Ты, наверно, хочешь сказать — «das Besteck»? Стас с облегчением закивал, и она продолжила. — Столовый прибор — вилка, ножик, ложка, кофейная ложечка, ну что ещё? Хотя, тебе, наверно, важно, чтобы всё было «komplett», а такие вещи легко сломать, потерять. — Ты даже не представляешь, как ты права. Не то слово, важно! Во-первых, заказчик почувствовал вкус к коллекционерству. Он, конечно, хочет «komplett»! Во-вторых, цена совсем другая, если чего-то недостаёт. В-третьих, он с трепетом к этим вещам относиться, потому что… Ох, подожди, я тебе сейчас загадаю загадку. Как ты думаешь, сколько там всего предметов, в этом наборе? Вот ты говоришь, вилка, ножик… Ну-ка, скажи? Анна-Мари зашевелила губами и начала загибать пальчики как первоклассница. — Я насчитала восемь. Если для мяса и рыбы отдельно, и для фруктов отдельно, и ещё кофе, десерт! — затараторила она и затеребила рукав Стаса. — Ну, угадала? А, угадала? Небылицын поймал её ладошку, задержал в своей руке и внушительно промолвил: — Пятьдесят два предмета, не считая футляра! — Станислав, ты порочишь мою голову и это не может быть! Один человек… Для одного человека столовый прибор? Ты играешь меня! Анна-Мари начала горячиться, её русский от волнения сделался много хуже, зато она совершенно забыла о ладошке, так и оставшейся в распоряжении молодого искусствоведа. — Кто сказал, что это столовый прибор? — спросил он, явно с трудом возвращаясь к объекту беседы. — Ты сказал, ты, Schelm!18 Кто же ещё? Стас поднёс её руку к губам, не в силах больше сопротивляться искушению, и попросил. — Подожди, пожалуйста, я правда плохо соображаю. Давай по порядку. Это большой набор: прибор, комплект для путешествий, «GroBes Reiseservice». Там знаешь, всякие чудесные старинные вещички подсвечники, ножницы для чистки свечей, письменный прибор. А кроме того, конечно, чашки, тарелки и всё такое. Ты только послушай: «овальные коробочки для бисквитов»! Прелесть! — Мне больше нравиться «письменный прибор». У моего… Сейчас… Прадедушки тоже был письменный набор. — Нет, ты сначала правильно сказала, «прибор!» И я тебе расскажу, какой. Там есть чернильница, ручка-вставочка, песочница и колокольчик! — Песочница… — Анна-Мари озадаченно посмотрела на Стаса. — В ней играют дети в песочек? — Это ты просто слишком молодая. Написанное посыпали песком, чтобы чернила подсушить и не смазать. А ещё прадедушку вспомнила! Для тебя и авторучка — седая древность. Её раньше — «вечное перо» называли. — Вау, посмотри, пожалуйста, в окно, — прервала его на полуслове Анна-Мари. — Снег всё идёт и идёт! Она забрала, наконец, назад у Небылицына свою полузабытую собственность, словно ничего не заметив. — Я хотела рассказать тебе про мой город. Прямо из окна тут видно… Rathaus. Я забыла русское слово. — «Ратуша» — очень похоже. Кто её построил? Изумительное здание. Ренессанс, конечно. — Его построил Элиас Холл, я даже знаю, когда. Это длилось почти десять лет с 1615 до 1624 года. А слева сторожевая башня. Она страшно высокая, особенно для своего 1616 года, больше семидесяти метров. — Давай поднимемся вместе? Посмотрим на город сверху, — предложил Стас. — Ты уверен, что ты этого хочешь? Это двести пятьдесят восемь ступеней вверх! — Думаешь, и мы столько же будем ползти? Больше десяти? — засмеялся он.