— Конечно, — сердечно ответил Стас. — Давай, я номер наберу. Сейчас внесём какую-то ясность, а дальше будет видно. Ты их отчества знаешь? — Представь себе, да. Даже чудно. Ведь обычно у друзей родителей отчеств для тебя нет, они же друг друга по именам зовут! Но этих двух как раз папа называл — «Сашкины дети». И они себя сами так называли. Словом, они Александровичи. — Окей. Попробуем связаться с Анатолием Александровичем Мордвиным. Стас набрал номер, раздались длинные гудки. Через некоторое время бесплодного ожидания стало ясно, что дома никого нет. Воспрянувшая было духом Лиза, снова погасла. — Про Анатолия я знаю только, что он какой-то большой московский начальник. Юрист. А Катя Сарьян в больнице работает. Её, верно, вообще не застанешь, — вздохнула она. — А мы попробуем! — Стас начал нажимать овальные синие клавиши, раздался сигнал и звонкий, совсем девичий голос тут же ответил: «Да?» — У неё точно есть сын. А может, ещё и дочь? — прошептала Лиза. — Здравствуйте, будьте добры Екатерину Александровну! — зарокотал Стас. — Я Вас слушаю. — Екатерина Александровна? Меня зовут Станислав Небылицын. Я звоню Вам по просьбе дочери Вашего школьного товарища Кирилла Бисера. Её зовут Лиза. — Господи, где он? Вы что-нибудь знаете? Говорите скорее, я страшно волнуюсь! — немедленно прозвучал ответ. Кирилл пропал несколько дней назад. Он собрался помочь Лиде Пироговой перебраться с маленьким внуком на дачу и испарился, как не было. Сначала Катя дня два ждала. Стеснялась даже сама звонить. Он не обязан ей докладываться! Но время шло, и первым забил тревогу Петька. — Мам, а дядя Кира куда подевался? Я ему сегодня три раза звонил. Мобильник не отвечает. Он мне велел шмотки готовить. Я хотел спросить, какие ботинки купить? Может, унты? Или мы с ним лучше вместе пойдём выбирать? Кате это сообщение совсем не понравилось. Она позвонила Лиде, но к телефону подошла её дочь. — Тётя Катя, а мама на даче. Нет, не приезжала, но мы вчера разговаривали. Там всё в порядке. Ваш приятель? Ну да, Кирилл Игнатьевич, который их вёз. Нет, я не в курсе. Погодите, а что же машина? Я думала, он её там оставил. Какая? Нет, не его. Это машина приятеля мужа, они вместе в командировке. Знаете, Нива, там на другой не проехать. Я тоже ничего не понимаю. Да-да, я Вам сейчас дам мамин номер. Катя немедленно позвонил. Новости были неутешительные. Лида, чуть не плача, рассказала, как Кирилл их доставил до места, как они пообедали, как он заторопился обратно, пока не стемнело. — И всё, Катюша! Поцеловала я его, поблагодарила, и он уехал. До поворота я его ещё видела. Он остановился, вышел, погудел нам, рукой помахал… А мой маленький Янек прыгал и кричал: Киюссик! Ой Катька, что же это, а? Может, из-за машины? — повторяла она, а Катя не знала, что отвечать. С тех пор прошло ещё пару дней… Кирилл как в воду канул. — Станислав, я уже заявила в милицию. Я вчера звонила в посольство. И вот и всё. — Екатерина Александровна, извините пожалуйста, но Лиза плачет. Она хочет… Вот она уже берёт трубку, — бормотал Стас, пока Анна-Мари пыталась ободрить девушку, слышавшую каждое слово. — Здравствуйте, это Лиза Бисер, — всхлипывая, проговорила она. — Да, моя девочка. Я Катя Сарьян. Давай не будем сразу думать о плохом. Конечно, случилось что-то непредвиденное. Я в больнице работаю и знаю всякое на свете бывает. Может, ему стало где-то нехорошо. Ну, заболел и не позвонил… А я ещё нашему Толе сообщу, уж он обязательно должен помочь, — заторопилась Катя. — Тётя Катя, — неожиданно твердо сказала Лиза, — я хочу немедленно приехать. У нас с папой многоразовая долгосрочная виза. Я только никого не знаю в Москве. Одна никогда тут не была. Посоветуйте, пожалуйста, где мне остановиться? — И думать нечего. Ты приедешь ко мне. Мы с Петькой встретим тебя. В крайнем случае, если меня не отпустят, Петька — это мой сын, будет один. Сообщи сразу, как только возьмёшь билет. И вот ещё что. Пошли Петьке по электронной почте свою фотографию, чтобы проще друг друга узнать, а он тебе в ответ наши пошлёт, идёт? Записывай. Я диктую: Petrus, штрих внизу, Oboltus, штрих внизу, собака, Google, точка, Ru. Я повторю. — Тётя Катя, — переспросила Лиза, — собака, Google, точка, Ru — это поняла. Сперва — Petrus, а потом? — Потом оболтус, Лизочка, «O-b-o-l-t-u-s» — латинским шрифтом. И если строго держаться фактов, то сначала Oboltus, а Petrus потом. Глава 31 «Самолёт компании «Германия» борт номер****, следующий рейсом «Мюнхен-Москва», задерживается из-за плохих погодных условий на полтора часа,» — возвестил металлический безжизненный голос. Петька, минут сорок слонявшийся по залу ожидания, садился, вставал, пытался читать или слушать музыку, но ничего не помогало. Он не находил себе места от беспокойства. Что с ним могло приключиться, с этим седым человеком, который так внезапно приехал и почему-то пропал? Кирилл ведь исчез не просто так. После того, как за ними следили. После попытки его отравить. После истории, что дома, у мамы. «Не верю, что его нет в живых. Не знаю, почему! И мама не верит. А если это похищение? Но никто не объявился у нас, и ничего у нас не просил… Кирилл Игнатьевич, он вообще хороший мужик. Он мамин друг. И он про папу мне рассказал. Обещал, что ещё расскажет. Объяснит, почему я такой. Вот я какой… А какой? Мама однажды сказала: «Хорошо, я скромный врач. Ну а ты? Кто — ты?» Нет, не то. Не поэтому только. Детям хочется иметь папу. Чтобы посадил тебя на плечо. Покатал на велике. Запустил с тобой самолётик. Дал по шее Кольке — соседу, если будет дразниться. Чтобы мне сказать, как ребята: «Мы сегодня вечером с папой…» Поболеть вдвоём за «Динамо», Ауди с Тойотой сравнить. Ну разве маме интересно, что там у «Ауди-2» — дизель или не дизель? И почему «БМВ» в Германии — хорошая машина для приличных людей, а в Америке — предмет роскоши?» Петя долго ни о чём не спрашивал маму. Он стеснялся. Чувствовал, что не надо. Он вообще не задавался вопросом, а есть у неё… Ну, это… «Личная жизнь»? В доме никогда не было посторонних мужчин на правах приходящих пап. Раз он случайно услышал, как бабушка по телефону сердилась: — Моя дочь? У нее и в мыслях нет! Что ты, Зоечка! Ну и что, что места хватит? Это не дом свиданий! Здесь живёт ребёнок, ты пойми! Петя тоже сразу понял и испугался. «Только не это! Чужой дядька с мамой в одной комнате… Невозможно. И потом… А вдруг он командовать начнёт? И драться станет?» «Сколько мне было? Лет четырнадцать или меньше?» — Вот тогда я и начал думать: «ничего не знаю о папе…» Немолодая элегантная женщина в дымчатых очках и льняном бежевом костюме прошла от Пети так близко, что он ощутил запах хороших крепких духов. За ней следовал бородатый брюнет с большой спортивной сумкой из мягкой кожи. Он вёл на поводке французского бульдога, который, семеня короткими ножками, смешно сопел. — Лёля, сегодня ты за рулём. Пойдём, посидим полчасика. Я хочу выпить рюмочку коньячку, — прогудел он. — Ох ты баловник, Вадик! Кормить теперь во многих местах прилично стали, а вот из какой бочки они коньяк наливают? Отравиться ты не боишься? — засомневалась женщина. — Лёля, не сбивай меня с курса! Ты там в своём Брюсселе совсем одичала. Это всё-таки московский аэропорт, а не Васюки. Кстати, а что в Брюсселе? Я всё думаю, может нам лучше с финнами завязаться, а Лёль? — уже издалека услышал Петя. — А это мысль, однако, рюмочка коньячка! — воодушевился он. — В самом деле, времени у меня сколько угодно. Поел я хорошо. Громкоговорители всюду работают. Тут пять минут до места — не пропущу. А обдумать всё надо. Он покрутил головой, выбирая себе что-нибудь подходящее, и устремился к бару с темно-коричневой стойкой, цветными лампочками и чёрной, похожей на школьную, доской с написанными мелом названиями блюд и напитков. «Посмотрим, чем нас порадуют. Деньги у меня есть, дядя Кирилл на экипировку дал много. Ещё довольно осталось. И мама сегодня тоже, чтобы Лизу домой доставить. Я немножко потрачу, а потом из своих добавлю.» Катю вызвали в больницу среди ночи. Главный хирург послал за ней машину, и она, наспех умывшись и выпив стакан чаю, умчалась под моросящим дождём. Пётр, разбуженный в половине третьего, получил указание встретить Лизу. Деньги на такси и поцелуй в щёку, заросшую рыжеватой поросячьей щетинкой. Он доблестно проснулся по будильнику в восемь, привёл себя в порядок и тщательно побрился. Фотография Лизы лежала на обеденном столе. «Девчонка… Ничего себе, точно. Но на Бисера непохожа, — поглядев на фото, подумал Петя. — Я, если на то пошло, и то больше похож. По крайней мере мужик!» — посмеялся он над такими раздумьями. Сейчас Пётр, припомнив это, недовольный собой, вздохнул: «Не, я дурак. Мама с Кириллом были друзья. А с моим отцом нет. Этой девчонке — да, повезло. А мне… Вообще не везёт. Ишь, размечтался! Да я…» Тут он на полном ходу врезался в стойку и вынужден был переключиться, чуть не уткнувшись в спину здоровенного верзилы — официанта в полосатой маечке и кокетливой золотой цепочке с нательным крестом, выглядевшей, словно дамский кулончик. — Извините, задумался! — поспешно охнул парень, ожидавший уже услышать развёрнутый комментарий обо всех своих предках по женской линии по восходящей. Но фортуна пока была к нему благосклонна. — Ничего страшного, — бросил на ходу полосатый, оберегая поднос, уставленный коктейлями. — Вы лучше садитесь скорее, за стойкой ещё есть места. Он оглянулся. Бар, и верно, был полон, все столики укомплектованы полностью. Петька подумал, не пойти ли куда в другое место, как вдруг ближайший к нему горообразный малый на высокой табуретке гостеприимно хлопнул по соседнему сидению: — И то! Сидай ко мне, мы с тобой «секс на пляже» закажем. Я угощаю! «Гора» был явно навеселе. Петя заколебался и тут увидел в конце стойки у стенки свободное место. Сидящий рядом круглый маленький дядька сосредоточенно глядел перед собой и отбивал такт левой рукой вилкой по чашке. «Рядом с этим можно помыслить,» — решил Петя и направился прямо туда. Он уселся, заказал коньяк и постарался расслабиться. До него доносились обрывки разговоров, латиноамериканская мелодия в сопровождении гавайской гитары, несущаяся из динамиков, сменилась би-бопом, а потом… — Ничего себе, «Irish Bar», — вслух сказал Петька, — Во дают, бродяги, да ведь это же «Apres Un Reve» Габриэля Форе? Сосед перестал выстукивать свою морзянку, погрозил Пете пальцем и вымолвил: — Молодой человек, меня зовут Николай Аверьянович! Вторая восьмушка — это короткая третья триольная нота. Вы понимаете, да? Ну раз Вы даже Габриэля Форе… Нет, послушайте. Вот Вы играете короткий свинговый такт: та-а-та, та-а-та, та-а-та, та-а-та, скажем, в «шесть восьмых», и потом: та-та-та-та — После этого он поднял бокал с текилой и закончил свою мысль: — Будем здоровы! Петька полу открыл рот, затем опрокинул в него сто грамм янтарной жидкости и откашлялся: — А я Пётр. Я стараюсь врубиться. Ну, короче, догнать, Николай Аверьянович! Выпив коньяк, наследник Синица сначала попросил повторить, потом плавно перешёл на коктейли. Николай Вишняк, твёрдо державшейся текилы, не отставал. Посадки и отправления объявляли по-русски и на невнятном скверном английском, — они оба ничего не слышали. — Дядя Коля, ты взгляни, это Лиза! Эт-та — Лизавета Кирилловна Бисер, а эт-та Я, — совал под нос новому другу фотографию Петрусь. — Вот скажи, мы похожи? Она… прилетат, прилет-т-тит, прилетает! А п-п-почему? — Молодой человек! Что ты там всякую ерунду… Подожди. Сейчас так уже не играют. Ты пойми, они просто бросили старый свинг! Никаких тебе больше триолей, и баста. Не-е-е-т! Ведь они, — он стукнул по чемодану с саксофоном, стоящему рядом, — они просто в каждой четверти восьмые лабают! Это вот: та-та, та-та, та-та, та-та. Ты понял, да? — Николай Аверьяныч! Дядя Вишняк! Ну послушайте! Моя мама — она врач. Мы сами с Арбата, то есть, верней, со Смоленской. Там они в переулке все вместе учились: мама, Кирилл и… — Пётр, не отвлекайся. Что делают, олухи, ты подумай! Нет, без меня! Я лучше, как старый Дюк! Он ударил себя в грудь, выпрямился, насыпал себе торжественно соли между указательным и большим пальцем, взял ломтик лимона и снова вылакал текилу по всем правилам искусства. — Я и Старина Дюк! Дюк Эллингтон, да он бы всю эту лажу! Нет, ты скажи, что делают, обормоты, а Петя? Фразу строят как на ходулях. Кварту, да что там, квинту между нотами ставят! — Дядя Вишняк, ну погодите. Вы говорите, что я — салага. Но Вы-то взрослый, так и скажите. Может быть, что я не Синица? И тогда вот эта вот Лиза… Эх, я Вам главного ещё не успел… Бармен вызвал наряд перед самым закрытием. — Надрались и идти не могут, — сказал он сержанту. — Безобидные охломоны. Пусть немного поспят в дежурке. Петька с саксофонистом, слава богу, не выпускавшим из рук чемодана со своим бесценным инструментом, вовсе не сопротивлялись. Однако, когда на минутку потерявший бдительность сержант ослабил хватку, Петька мягко сполз на пол, по пути приложившись к стойке. Под его правым глазом налился большой фингал. Глава 32