Через два часа никаких надежд не осталось. Лиза сидела на скамейке рядом со своим чемоданом. Мимо спешили люди. Одни на выход, другие торопились к отлёту. Провожающие и встречающие набегали, словно волны прилива, и испарялись. Только к ней одной никто не пришёл. Её телефон тоже молчал, а все попытки дозвониться Екатерине Сарьян потерпели полную неудачу. Надо было что-то решать. Единственное, что пришло в голову бедняжке — это опять-таки позвонить. Небылицын откликнулся без промедления. — Спокойно езжай сама, — сказал он, узнав в чем дело. — От Домодедово на Смоленскую? Сейчас объясню. Сначала садись на поезд. Доедешь им до Павелецкой, а оттуда можно на троллейбусе и на метро. Или возьми такси, только сделай вид, что москвичка. Про Мюнхен ни слова не говори. Больше двухсот рублей не давай, там близко. И к частникам не садись! Ты всё поняла? Лиза, не волнуйся, бывает! Как доберешься — позвони мне. Если их нет, поедешь к моим. Лиза выслушала инструкции, радуясь разумной поддержке, и без помех выполнила всё шаг за шагом. Она добралась до Катиного дома, втащила свой небольшой чемоданчик на колёсиках на второй этаж и позвонила. Нечего и говорить, что в ответ ни звука не раздалось. Лиза в полном отчаянии позвонила снова. Глаза её наполнились слезами. Окно на грязной площадке выходило на улицу. Она села на широкий подоконник и глянула вниз. «Папа рассказывал, они тут часто сидели с ребятами. Он, верно, тоже так вот смотрел. Интересно, что с тех пор изменилось? Господи, а что теперь делать? Позвонить снова Стасу или еще подождать?» В это время внизу стукнула дверь, и Лиза, услышав быстрые шаги, с надеждой обернулась назад. Каблучки застучали по лестнице вверх… «Может, это…? Ох, нет, не Катя, эта точно моложе.» Бойкая невысокая девушка в белом халате и сестринской шапочке появилась на площадке и приветливо улыбнулась. — Здравствуйте, — сказала она, — простите, Вас зовут Лиза Бисер? Голос её звучал спокойно, уверенно, и Лизе обрадовалась от всей души, наконец-то всё объяснится. — Я медсестра из клиники Екатерины Александровны, меня зовут Люся, — зачастила девушка. — Она отправила меня за Вами. У меня внизу машина, я Вам все по дороге расскажу. Понимаете, её срочно вызвали на работу. А Пете, как назло, пришлось уехать. Вы долго ждете? Наверно, проголодались? Поехали! Давайте Ваш чемодан! Она подхватила лизины монатки, не слушая возражений, и обе девушки направились вниз. Около подъезда стояла серая машина, мотор был включён, а за рулём сидел мужчина лет тридцати в спортивной рубашке с расстёгнутым воротом. Его глаза закрывали солнцезащитные очки с белым ободком, на голове красовалась фуражка с крабом. Он кивнул им и вопросительно взглянул на сестру. Люся открыла багажник, заботливо уложила внутрь чемодан, а водитель распахнул дверцу. Лиза забралась в машину и почувствовала, что заметно устала. Хорошо бы всё скорее устроилось. Выспаться, передохнуть, а завтра она будет готова приняться за поиски. Машина тронулась, набирая медленно скорость и, словно услышав её мысли, севшая рядом Люся спросила. — Устали? Ничего, сейчас отдохнёте. — С этими словами она сделала быстрое движение и коснулась Лизиной руки выше локтя. Лиза ощутила что-то похожее на укус и лёгкое жжение. Она хотела было задать вопрос, но улыбающееся лицо медсестры задрожало, словно отражение в воде, смазливая мордашка превратилась в недобрый оскал, и Лиза медленно сползла на сидение. В угасающем сознании прозвучали только слова. — Коля, всё в порядке. Давай скорее на базу. Аккуратней только, не дай бог, остановят! — Всё путём, а корочки на что? Только Люсь, а ты точно не переборщила, ты уверена? После этого Лиза увидела высокую гору, на ней стоял Кирилл и звал её к себе. Она сделала один шаг, второй и плавно взлетела вверх. Глава 33 Ночь выдалась безлунной. Небо с вечера заволокли тяжёлые облака, и вокруг стало темно, как у кита в брюхе. Уже начало противно моросить, дальше будет, бесспорно, хуже. И потому полночный обход сторож Слёзкин решил сделать в хорошем темпе. Всё было в этот день, как всегда. Он с удовольствием глубоко вдохнул ночной воздух. Всё-таки есть свои хорошие стороны в его судьбе! Ночью все запахи становятся сильнее, а в зоопарке полно зелени и цветов. Вот и рогатые! Около загона пятнистых оленей долго сидел дежурный ветеринар, потому что по всем признакам у двух самок ожидался приплод, оставить их без присмотра нельзя. Но он уже ушёл, и семейство отправилось на покой. Хорошо, идём дальше. Хищников нет в открытых вольерах. Они спят внутри помещений, иначе чересчур опасно, несмотря на рвы и преграды. Стоп, а это что? Вдруг раздался громкий хлопок, словно кто-то с силой стукнул дверью, и плеск воды. Ох, это же зевнул крокодил, потревоженный его собственными шагами. Мощные челюсти издают такой звук, когда ударяются друг о друга. На болоте и на пруду: лебеди утки, гуси. Птицы спят очень чутко. Легко просыпаются, но также легко, покричав, снова засыпают. Прижавшись к вожаку, спят горные муфлоны. На вершине скалистой горки виден силуэт огромного козерога и сидящих на камнях чёрных грифов и сипов. Да, здесь никогда не бывает сонного царства. Сейчас ночные звери вполне активны. Филины и совы кормятся ночью. Барсуки бегают всю ночь по клетке. А при первых признаках рассвета засвистят крылья уток-крякв и огарей, перекочёвывающих с места ночёвки на большой пруд, где им дают корм. Слёзкин глянул в сторону слоновника и улыбнулся. «Слава богу, сегодня всё в порядке. Вчера дежурный зоотехник рассказал, что слон отвернул хоботом гайки, вытащил болты, вывел своё семейство на горку и возвращаться не пожелал. Их малыш, побегав немного, улёгся спать, поэтому мама и папа заботливо стояли рядом и ждали, пока он не проснётся. Дежурство-то было не его, а сменщика — Ваньки. Сегодня пока без происшествий. Погода, правда, пакостная.» Весь День на небе были тучи. Тяжёлые, низкие, несущие головную боль и сонливость, они то и дело проливались дождём. Затем светлело, но ненадолго. Часам к шести, однако, зарядил не на шутку дождь, занудный, мелкий. Дождь тоски с безнадёгой, неотступный, как зудящий комар. Дядя Гоша зонтиков не любил, считал баловством. Он сделал уже один круг, основательно вымок и с удовольствием думал о сухой телогрейке в сторожке, чайнике со свистулькой, удобные теперь навострились делать приборы, не надо возиться с кипятильником и чекушке перцовки. «Слоновник всё же проверю и обезьян, а остальное потом. После обхода сосиски кипяточком залью, горчица у меня есть, и огурчик малосольный остался.» Дождь усилился. Дядя Гоша поднял воротник, нахлобучил поглубже клеёнчатую рыбацкую шапку, подарок друга с Северного флота, завернул за угол, сделал пару шагов и остановился. Из темноты послышался звук шагов и приглушённые голоса. Мужчина с женщиной… или подросток? Безлунное и беззвёздное небо и редкие фонари в пелене дождя не позволяли ничего разглядеть. «Кого это несёт? Они ещё далеко и идут как-то странно… А, вот с фонарём поравнялись. Смотри ты, словно привязанные друг к другу идут, ни ближе, ни дальше. Маленький впереди. Так, фонарик блеснул! А темно-то как, пропасть! Ё-к-л-м-не. Сели, и оба сразу! И сели так же, он позади шагах так в пяти, а тот… Она? Впереди. Паразиты! Видно, клетку несут. Воровать экзотов пришли. Ща-ас я вас, голубчики! Нарываться не буду, а позвоню — сообщу, и вас накроют.» Дядя Гоша осторожно выглянул из-за угла и убедился, что неизвестные свернули в сторону ягуаров. Он поспешил к сторожке, набрал номер и доложил обстановку. Однако примчавшийся наряд никого не застал. — Ушли, видно, через запасной выход, через тоннель. А стибрить успели? — добродушно спросил старшина. — Так темно же, завтра только увидим, — с досадой махнул рукой старик. — Простите, ребята, что потревожил. — Ничего, дядя Гоша, служба наша такая. Хорошо, хоть тигр у вас не сбежал, — засмеялся старшина. Милиционеры уехали, но Слёзкин покой потерял. Он пытался отвлечься, вернулся к себе и посидел. Газетку развернул и радио покрутил… Тревога не отпускала! Тогда он снова вышел. Дождь перестал наконец, но с деревьев щедро капало. Заденешь ветку — холодный душ. Последний раз сверкнуло около ягуаров, а там ночью только пустая вольера. Рядом гепарды и оцелот, и тоже пусто. «Что ещё?» Чуть в стороне от дорожки для посетителей среди густых кустов бузины притулилась большая клетка для пересаживания крупных животных. Она была обшита вагонкой с трёх сторон и наполовину заполнена тючками с сеном. Рядом раскачивался на ветру облезлый фонарь «Эй, не тут ли они колбасились! Клетка, как будка, зверей в ней нет. Я вот что думаю, не успели они, или…Что еще? А если ворьё у нас что прячет? Чего ж лучше, звери не увидят, и я ведь обойду да уйду?» Слёзкин повозился с ключами и открыл сетчатую дверцу. Он вошёл внутрь и осветил внутренность будки. И вдруг охнул, сделал несколько быстрых шагов, наклонился, поцокал языком и быстро выскочил вон, не забыв заботливо запереть дверь. Затем дядя Гоша со всех ног побежал в сторожку, позвонил, взволнованно прокричал несколько фраз и стал ждать. Через несколько бесконечных минут телефон загремел в ответ. Слёзкин сорвал трубку и проговорил: «Толя, Анатолий Александрыч, да! Не сомневайся. Скорей давай! Да ничего, что сам не можешь, я ж тут. Есть, товарищ полковник!» После этого он схватил пёстрое одеяло, что держал для себя в сторожке, уложил в брезентовую сумку и резво потрусил к воротам. Капитан Слёзкин служил в Академии по хозяйственной части, был строг и спуску никому не давал. Он хорошо знал и уважал отца Мордвина, давно оставившего семью. Тот был начальник средней руки и в средних, можно сказать, чинах. Знал и мальчишку-курсанта Тольку, высокого, с бритой цыплячьей головой и серыми испуганными глазами. Мальчишка окончил Бронетанковую и стал классным специалистом, потом демобилизовался и долго занимался топливом на гражданке. И, как не редко в жизни бывает с военными, опять запела труба, и он оказался в органах внутренних дел, где пребывал по нынешний день. А Слёзкин вышел в отставку и стал искать себе занятие. Он подрабатывал, где придётся, но всё больше в охране, пока однажды сосед Степаныч не предложил податься к нему. Сосед ухаживал за зверьём, родом был из деревни, с детства любил лошадей, в зоопарке ему было самое место. Только Слёзкин предложение с негодованием отверг. Наблюдать живность — сколько хочешь, а навоз таскать… Извините! Но Степаныч не отставал и однажды спросил за пивом. — Гош, а в сторожа ты пошёл бы? — В сторожа — это можно. Сторожить не зазорно. На том и порешили. И Слёзкин, который по натуре государственный был человек, отнёсся к делу так серьёзно, как мог. Он ревностно следил за имуществом. Следил, впрочем, уже многие годы за народишком тоже, который был вороват и часто шкодлив. Дело в том, что был Слёзкин человеком вполне линейным. Он не колебался «вместе с линией партии», поскольку колебаться органически вообще не умел. Он умел только одно — выполнять приказы. Однажды его вызвали авторитетные люди, пригласили в комнату без таблички и поставили перед ним задачу. И капитан просто начал её выполнять, не задавая лишних вопросов никому. Прежде всего себе самому. Он стал работать с той же детской добросовестностью, с какой управлял курсантским довольствием, и делал это бесплатно. А когда позже ему положили за сотрудничество небольшие деньги, отнёсся с пониманием, и все. Из всего этого для Слёзкина вовсе ничего не произросло, кроме, впрочем, разных пёстрых контактов. Времена изменились, и он перешёл из помощников Большого дома в информаторы Дома поменьше, тоже ничего не заметив. В этот день он пришёл с докладом — пас наперсточников. Их расплодилось немерено, они вконец обнаглели. Около зоопарка эта публика ошивалась очень охотно, особенно в выходные и праздничные дни. Участковый тоже тот ещё голубь… Дверь отворилась, и в приёмную вошёл… «Кто бы Вы думали? Толька! И такой солидный и важный! Неудобно даже признаться, что когда-то были знакомы. Я без формы, старый гриб штатский…» Пока капитан Слёзкин кряхтел и покашливал от подобных мыслей, Анатолий Александрович Мордвин, забежавший на минутку к сослуживцу по делу и готовый уже также выскочить пулей, остановился на всём скаку. — Извините, Вы случайно не… вы страшно похожи на моего старого… друга сказать будет негоже, я был курсант-мальчишка, а он офицер. Могу я спросить, как Вас зовут, а то я ночью спать не буду? Пришлось признаться, и Мордвин растроганно заахал. Он обнял старика и утащил к себе в кабинет. Там он усадил дядю Гошу в удобное кресло, распорядился соорудить чайку и достал графинчик из орехового «гостевого шкафа». Они ударились во вспоминания и то хохотали, то сердились, а то соглашались друг с другом — теперешние, ясно, не тянут, не чета… Когда одновременно зазвонил телефон на столе и мобильный в толстом чёрном портфеле, Анатолию Александровичу совсем не хотелось возвращаться в повседневные рабочие будни. Он тряхнул головой и с досадой и горечью сказал. — Дикие времена, дядя Гоша. Я чего к твоему Клямину прибежал. Тебя увидел и обо всём позабыл, а дело у меня такого рода, что ждать не может. Дочь одноклассника пропала. А Клямин, как-никак, розыскник. Вот взгляни. Он протянул Слёзкину фотографию Лизы, присланную по электронной почте Кате Сарьян. Старик посмотрел внимательно и заметил. — Девчоночка — первый сорт. Ни тебе штукатурки ни волос этих, знаешь, будто пакля. Я раньше думал, они их не чешут ни хрена. — Такие колбаски, висят спереди и сзади что у парней, что у девок? — прищурился Мордвин. — Точно. Толя, ёж твою двадцать, веришь, они за них деньги платят! Большие деньжищи! Нет ты мне скажи, а мыть их как? Телефоны затрезвонили снова. «Русское поле» — выпевал аппарат на столе, «Эх, полным-полна коробушка, есть и ситец, и парча!» — заливался бубенчиком мобильный. Анатолий растерянно оглянулся, не зная за что хвататься. Потом повернулся к старику и протянул ему руку. — Мне сейчас бежать надо. Возьми, пожалуйста, карточку, а — товарищ капитан? Чем чёрт не шутит? Я тебе туда мою визитку вложу, — скороговоркой зачастил Мордвин, засовывая в толстый белый с синим служебный конверт четырёхугольник отличного серебристого картона с тиснением. — Если что, сразу на мобильный мне, или сюда. Телефон знаешь. Мне тут же передадут. — Толя, а ты в каких же теперь чинах? — польщённый «товарищем капитаном», спросил старый отставник, убирая конверт в нагрудный карман. — Смотрю, ты в штатском. Не знаешь, как и обратиться по форме. Мордвин отчего-то смутился. Он откашлился, а потом пробурчал. — Песню знаешь? — и затянул неожиданно фальшивым фальцетом: «Ах какой был мужчина!» «Настоящий полковник», — заверил капитан Слёзкин, а потом стал во фрунт и, подмигнув Анатолию, «мол знай наших, отчеканил.» — Слушай мою команду! Зам. Ком. взводАм, построить взводА повзводно! — от тарабанил он старую курсантскую хохму, щёлкнул каблуками и вышел. Глава 34 Ясным утром дул свежий бриз с моря и яхта с белым парусом весело летела вперёд. Она ловко обогнула скалу, справилась с боковым течением, и между двух каменных вертикальных пальцев проскользнула в тихую бухту. Волны выгрызли тут кусочек берега, сложенного мягкой породой, и улеглись у гранитов и базальтов синей лагуной. С моря её не было видно. К языку чистого пляжа с серо-белой рыбацкой лодкой спускались широкие каменные ступени, с обеих сторон поросшие пиниями. На склоне выше виднелось несколько олив. Олеандровые деревья, бугенвилии и жасмин, растущие рядом, заставляли предположить, что где-то рядом должно быть жильё. Но дома с моря также нельзя было увидеть, как и тихой лагуны. И когда яхта мягко врезалась в берег, пассажирки не подняли головы, чтобы взглянуть на жилище. Знали они о его существование вообще? Перед домиком из дикого камня в тени агавы примостился парень на деревянной лавке перед таким же самодельным столом. У его ног стояли два ведёрка с… «показалось? Нет, вот ещё. И опять… забрёл, видно, кто-то. Значит надо исчезнуть.» Парень осторожно выглянул из зарослей, глянул вниз и оценил обстановку. Потом убрал рыбу, сбегал к ручью ополоснуть руки и скрылся в доме. Затем он поднялся в мансарду, опустил там жёлтую штору и пристроил в открытую фортку цейсовскую подзорную трубу. А пассажирки чувствовали себя вполне вольготно. Они расположились на берегу, раскинули тент и вынесли сумки с вещами. За широкими соломенными шляпами лиц было не рассмотреть. Обе были одеты в шорты и майки и, похоже, приехали не для купания. На подставке появились колбы, пробирки и чашки Петри. За ними последовала морилка, прибор для измерения удельного веса и солёности воды… вот они ещё повозились, и решили передохнуть. «Чудеса. А что же я слышал? Может, радио? — наблюдатель отвлёкся. Огромный шмель зажужжал ему в самое ухо и нахально уселся на стекло окуляра. — Стой, вот опять. Да это кларнет! Интересно, честное слово. Любительское переложение, но ни одной фальшивой ноты. Я вижу сейчас, кстати, только одну поменьше. А где вторая?»» Кларнет замолчал и снова начал играть. «Ах, что б мне пропасть, если это не Телониус Монк! Ну да, «Round Midnight»