– Я назначил тебе встречу, урод, а ты на неё не пришёл. Ты же взял чёртову птицу, ублюдок. Взял. Я видел, как ты пятился по стенке дома, как чуть не сдох от страха. Ты помнишь, Фабьен? Ты посмотрел на меня… Я помнил. – Ты взял эту дохлую птицу – и ещё долго смотрел на неё. Ты увидел послание, но не пришёл! Думал, я не достану тебя? Я замычал. Он ткнул пистолетом ещё сильнее и рассёк мне нёбо. Теперь металлический вкус был не только от дула, но и от крови, что медленно стекала по глотке. Вкус железа, запах пороха… никогда ещё раньше пушка не была у меня во рту. – Долги нужно отдавать, Фабьен. Ты должен мне больше, чем имеешь. Ты должен мне два таких особняка! Да, я знаю, у тебя ничего нет, я навёл справки, – но вот какая загвоздка: те, у кого нет лишнего, не играют в карты! А ты проиграл всё. И вот что я тебе скажу… – Он наклонился ближе. – Мне нужен не только дом. Его мне мало, Фабьен, на кой чёрт мне эта рухлядь… Мне нужны все твои земли! Часть этого леса тоже принадлежит тебе, не так ли? Я замотал головой. – Не ври мне! – закричал он. – Врать с пушкой во рту – плохая затея. Ты думаешь, я шучу? Я никогда не шучу! Ты подпишешь документы на дом, перепишешь его на меня вместе со всей этой землёй. И не думай что-то скрыть, я всё равно всё узнаю. Ты сделаешь всё сам, или мне придётся прийти к тебе ещё раз. Хочешь принять меня дома? Устроить званый ужин? Хотя нет, я люблю сюрпризы; я приду в любой день, в любой, какой пожелаю. Ты будешь засыпать и просыпаться с одной лишь мыслью, что я могу прийти, сегодня, завтра, через неделю. Познакомишь меня со своей дочерью? Она у тебя хорошенькая; может, расплатится за тебя? Я застонал. Он вытащил дуло и ударил меня по щеке. Пистолет выстрелил. Он выстрелил в меня… Он убил меня? – Ты прикончил его, что ли? – спросил второй. – Да нет вроде… Эй, ты, – он ударил меня по щеке. – Вот чёрт, это кровь… – Так ты убил его или нет? Я открыл глаза. – Нет, живой! – крикнул коротышка. Из щеки Фабьена текла кровь – пуля разодрала мне щёку. – Да ты везунчик, Фабьен! Чёртов ублюдок! – заржал он и громко выдохнул. Он не хотел никого убивать, ему нужны были только деньги. – Дважды тебе не свезёт, – он тряс пушкой перед моим лицом. – В следующий раз я не промахнусь, даже случайно; я прострелю твою черепушку, как те часы, и закопаю тебя прямо здесь, в этом самом лесу, на этом же кладбище! Ах, вот где мы… На кладбище. Сколько же Фабьен пролежал без чувств, что очнулся только к вечеру… – Который сейчас час? – Я еле шевелил губами. – О, месье нужно знать время? – Он сделал что-то наподобие поклона. – Смею вас огорчить, любезный, но к ужину вы опоздали. Боюсь, ваши домашние начали без вас… Как тихо, не правда ли? – Он приложил свою щёку к моей. – Никто тебя не ищет, Фабьен. Никто и не думает спасать тебя. Ты никому не нужен. Может, никто и не заметил, что тебя нет? Около дерева напротив что-то зашевелилось, какой-то мешок. Второй из этих двоих подошёл к нему и пнул со всей дури. Мешок застонал. Это был Юбер. – Очнулся, мерзавец… – Коротышка потрогал бровь. – Ну ничего, твой хозяин расплатится и за это. Не так ли, Фабьен? Развяжи его! – приказал он второму. Юбера вытащили из огромного мешка. Он был без штанов и с кляпом во рту, похожим на ремень… да, точно, это был ремень, перетянувший ему рот. – Теперь ты не такой смелый, да, мерзавец? – Коротышка потрогал бровь и направил на него пистолет. – Развяжи ему руки, и пусть проваливают отсюда. Я видел, как у Юбера сжимались кулаки, как ходили под кожей желваки; он сдерживался из последних сил, чтобы не врезать ему ещё раз. – Подтяни штаны, не дело бегать по лесу с голым задом, – усмехнулся коротышка, то и дело прокручивая пушку на пальце. – Этого тоже развяжи, – он указал на меня, – а то ещё помрёт раньше срока… Через секунду я был свободен. Юбер вдевал ремень в брюки и не спеша застёгивал его. Я еле поднялся, держась за дерево. – Чего ты там возишься со своими штанами, – крикнул на него коротышка и выстрелил в воздух. – А ну, пошли отсюда! Стая птиц слетела с деревьев и поднялась под самое небо. Казалось, выстрелы разбудили весь лес. Одна упала мне под ноги, ещё вздрагивая в предсмертных конвульсиях. Коротышка размазал её одним выстрелом, потом направил пистолет мне в лицо, медленно опуская ствол, будто ища подходящее место на теле, в которое лучше попасть. У Фабьена похолодело в области шеи, потом в груди, в паху, онемели колени… Выстрел… по ногам, один, второй; я подпрыгнул и побежал. А он всё стрелял и стрелял, то ли по мне, то ли по воздуху… Мы были как крысы на бегах. Я оглянулся; выстрелы грозовыми всполохами освещали лес. За мной еле поспевал Юбер. Избили они его хорошо. Вдали ещё слышались стрельба, хриплый смех, тихий гул подступающей бури. Небо готовилось к грозе. – Как ты? – спросил я у Юбера, когда мы уже достаточно оторвались. Сердце моё зашлось так, что я уже не дышал, а заглатывал воздух. Казалось, Юбер запыхался не меньше. Только сейчас я увидел его размозжённый нос и фингал под глазом. – Да путём, на мне ж всё заживает, как на собаке, – засмеялся он, и будто и правда уже не хромал. Я не знал, где мы были, в какой именно стороне леса. – Ты знаешь, где дом, Юбер? – А как мне не знать, я его с закрытыми глазами найду. – А где же повозка и лошадь? – Она убежала, месье. – Юбер тяжело вздохнул. – Она умеет бежать? – Я сам удивился – так сиганула от выстрела, и сразу в лес, вместе с повозкой… Можно, конечно, найти по следам… – Может, сама придёт? – К нам? Я бы не пришёл, – и он снова засмеялся. Вдали показалось что-то белёсое, какое-то странное здание или вроде того – старческая близорукость Фабьена не давала ничего разглядеть. – Пойдёмте, месье, – крикнул Юбер. Мы спустились с крутого пригорка. Моё тело всё ещё приходило в себя. Каждый шаг давался Фабьену с трудом, суставы скрипели. Юбер подхватил меня под руку. Сам он стонал не меньше, ему досталось сполна, но ноги его были крепкими, а хватка прямо-таки стальной. Мы пробирались сквозь колючие ветки высоких кустарников, и я чуть не выколол себе глаза. – Вы бы хоть смотрели, куда идёте, месье, – сказал мне Юбер. – Я смотрю, дорогой, но это не помогает. – Дорого-о-ой, – протянул он, смеясь. – Хорошенько они вас побили. Одной рукой конюх держал меня, другой раздвигал колючие ветки. Я не помню, сколько мы так шли – может, целую вечность, – но вскоре через эту дремучую темень я увидел качающийся свет фонаря и нашу Люсинду. 24 глава Невысокое серое здание в три этажа высотой. Скучное, как все муниципальные, с незатейливыми рисунками в коридорах, как все детские дома. Месье Бёрк с женой зашли с левого крыла здания, ведущего напрямую в кабинет директора интерната. Элен, со страхом и не присущим ей волнением, оглядывалась по сторонам. Всё это время она думала, что жена, что теперь они будут семьёй, но забыла подумать о том, что теперь она будет с ребёнком каждый божий день. Доктор Бёрк оказался человеком большой души, в чём ещё полгода назад убедилась Элен. Она никогда не сомневалась в уме этого человека, но то, что он настолько чувствительный, она и предположить не могла. Из всех предложенных им анкет, а было их двенадцать, её муж выбрал одну. Мальчика звали Жоэль, и у него были проблемы с ногами. Элен не спросила, почему именно он, неприлично такое спрашивать, но поняла, что, скорее всего, её муж хочет помочь ребёнку, что ещё больше укрепило её чувства к Андре. – Вы уверены, что вам нужен именно этот ребёнок? – спросила директриса, взглянув на месье и мадам Бёрк, которые сидели напротив. – Да, я уверен, – сказал Андре. – А вы, миссис Бёрк? – Да, я уверена, – прошептала Элен. – Мы можем найти кого-то получше, – сказала женщина, поправив высокую причёску, спадавшую на такой же высокий лоб. Лицо её было густо накрашено, почти нарисовано, как и родинка над губой. Андре поморщился – он не любил нарисованные лица; никогда не знаешь, чего от них ожидать. – Нам не нужен кто-то получше, мне нужен… нам нужен именно этот ребёнок, – сказал Андре. – Я посмотрела ваше досье и анкету. «Я и не сомневался», – подумал Андре. – Это нормальная практика, – сказал он. – Вы – учёный, известный в широких кругах, – она поправила очки на золотой цепочке, – ваши работы печатались за рубежом, вы зарекомендовали себя как ответственный и благонадёжный человек… – Спасибо, мадам.