– Я обещаю… – он взял меня за плечи, – посмотрите на меня, Ирен, я обещаю, что сделаю всё для Жоэля; он мне как сын. – Да… – Порошок! – Что? – Для Фабьена, мадам Лоран, вы забыли? – Ах, да… – Уже можно давать по две порции, утром и вечером, вреда точно не будет, – доктор подмигнул и улыбнулся, – это только ускорит процесс. Он вложил мне в руку стеклянный пузырёк с белым порошком. Я чувствовал, как острые листы стёртых заметок, наспех спрятанные на груди, проскальзывают вниз, к животу. Сейчас они выпадут из-под платья… – Так я пойду? – поспешил я. – Идите-идите. Я вернулся к Ирен и запер дверь. Первым делом открыл окно и высыпал весь порошок. Склянку кинул туда же – она разбилась на сотни мелких осколков – и, вытащив из декольте пожелтевшие листы, начал читать. Почерк доктора был неразборчив, стёртые буквы только в редких местах оставляли графитный след. День сорок третий. Эксперимент протекает хорошо. У испытуемого заметны улучшения… – У испытуемого? Я не мог разобрать, что там было, – нижние конечности неподвижны. Пропустил неразборчивые страницы. Где же это?.. Вот! День пятьдесят второй. Взгляд отстранен, на просьбы не реагирует, мышцы стали чувствовать… В дверь постучали. – Ирен, почему ты заперлась? Ты не одна? Это Фабьен. Я вскочил с кровати, спрятал записи под подушку и одёрнул платье. – Что тебе надо, Фабьен? – Поговорить. Открой дверь, Ирен. На пороге стоял Фабьен. Вид его и до этого был жалок, но с перебинтованным лицом он смотрелся ещё ужасней. – Нам нужно уезжать отсюда, Ирен, я всё решил. – Он вошёл в комнату и запер за собой. – Что? Как уезжать? Когда? – не понял я. – Завтра утром. – Нет, я не… – Нам всем угрожает опасность, Ирен. Заберём детей и поедем в город. – Нет, я не могу сейчас… – Почему? – Но куда мы… у тебя есть куда ехать? – Нет… но главное – покинуть это место. Ты не заметила, Ирен? Здесь все сходят с ума. Я не помню вчерашний день, этот доктор не помнит, что случилось в лесу… – Да всё он помнит, Фабьен, – отмахнулся я. – Но я не помню… Этот колокол, если они уедут сейчас, я никогда его не увижу… – Я не помню, что было, Ирен, – продолжал ныть Фабьен, – и доктор, ты разве не помнишь, в каком виде его нашли? – Я никуда не поеду, – голос Ирен звучал уверенно, – и ты никуда не поедешь, Фабьен. А то что у тебя провалы в памяти, так это всё от выпивки, – сказал я. – Но я был трезв! – заверещал Фабьен и закашлялся. – Ты никогда не бываешь трезв. – Я знаю, – он встал напротив меня и стал трясти своим пальцем прямо перед носом Ирен, – я знаю, почему ты не хочешь уезжать. Я подошёл к окну. – Ты не хочешь уходить из-за этого доктора? Да? Признавайся, Ирен! Думаешь, я слепой? Думаешь, я не вижу, что между вами происходит? Мне угрожает опасность, Ирен! Нам угрожает опасность – и мы должны оставаться здесь только из-за твоего любовника? Я смотрел в глубь леса. Как же близко он был… Как же хотелось дойти… – Что ты там увидела? – У Фабьена затрясся перевязанный подбородок. – Там кто-то стоит? Там кто-то есть, Ирен? Это человек, их двое? Кто там, чёрт возьми? – Там есть колокол? – Что? – Там есть часовня, Фабьен? – Ну естественно, есть, – он тяжело выдохнул, – она всегда там была. – И ты тоже слышишь его? – Кого? – Колокол. – Я не понимаю… – Ты слышишь, как звонит колокол? – Ирен, – Фабьен подошёл ко мне и обнял за плечи. Как же он был ей противен; я чувствовал, как она ненавидит его. – Ирен, ты тоже сходишь с ума, – говорил он быстрым шёпотом, – как и доктор, как и все мы… В этом доме что-то происходит, я давно это понял, но никто не слушает меня… – О чём ты говоришь, Фабьен? – Колокол, часовня… Они давно заброшены, Ирен! – Что? – Я не верил своим ушам. – Там никого нет, дорогая. И ты не можешь ничего слышать. – Но колокол, он же звонил два дня назад, – не выдержал я. – И до этого раньше, он постоянно звонит! – Я понял, понял, что происходит… – Фабьен схватился за голову и стал отходить назад. – Понял? – Да, это всё доктор, – он тряс пальцем, – это твой доктор, Ирен, он чем-то опаивает нас, он скоро сведёт нас с ума… Надо бежать, Ирен, бежать отсюда немедленно! Я всё решил, и на днях мы уедем. Я не верил, что колокол не звонит, что в церкви никого нет; я уже не слышал, что бормотал этот напуганный старик, тряся своим пеликаньим подбородком. 27 глава Я получил твоё письмо, Андре. Ты никогда не отступишь. Ты пишешь, что имеешь все шансы на успех, но в случае провала тебе не оставят ни одного шанса. Я так понимаю, ребёнок уже у тебя? И не говори мне, что дело твоё благородно; я знаю, что ты чувствуешь, благородством там и не пахнет. Раньше я чувствовал то же самое. Это азарт, Андре, но ты не в казино! Ты играешь не на деньги, на кону жизнь и здоровье… На кону твоя репутация, свобода, если захочешь. Эти волки съедят тебя с потрохами, они не дадут и шанса хоть что-то исправить или переиграть. Да и что ты будешь проигрывать, если что-то пойдёт не так? Тебя не оправдает даже суд присяжных – никто не пойдёт против ребёнка. Никто не знает тебя лучше, чем я, но даже я не могу тебя поддержать…