Колокол уже не звенел. Я не знал, бил ли он утром, да и до вечера оставалось полдня. Ждать я не мог. Может, если пойти не в это время, то и мигрени не будет? Но куда идти? Каждый раз, когда я заходил в этот лес, мне казалось, что я вижу его впервые. Я сошёл с дороги, как и тогда. Костлявые кисти высоких деревьев тянули ко мне свои длинные пальцы, скинув с себя всё лишнее, оголив только чернь и спутанность старых ветвей. За голыми стояли хвойные – так и чередовались одетые с раздетыми в этом бесконечном лесу. Из-за стволов лезли паучьи тени высоких папоротников; поваленные деревья, заросшие мхом, преграждали путь. Я перешагивал их, задевал кем-то срубленные ветки, шёл дальше, уже и не помня, правильно ли иду. Куда же я шёл тогда и как увидел то поле, и было ли оно вообще? Казалось, лес стал ещё гуще, уже и дороги не видно. Я не знал, что буду делать, когда увижу его, и как это может помочь, – я хотел лишь дойти и узнать, почему он выбрал меня, этот колокол. Потом я сделаю всё, что хотел от меня Норах, всё, что захочет каждый из этой семейки. Я буду играть в любую игру, лишь бы вернуть мою Маргарет. Но этот колокол есть только здесь, и если я покину это место раньше, чем дойду до него, то уже не увижу его никогда. В нос опять ударил хвойный запах, как и в тот день. Тогда боль догнала меня, я просто выбрал не то время. Но сейчас всё будет иначе. Я прошёл уже половину пути, не почувствовав ни тошноты, ни озноба. Они думают, доктор сошёл с ума; должно быть, он и сам о себе так думал с тех пор, как не вспомнил один из дней, с тех пор, как потерял всё, что скрывал. Его заметки не вылезали у меня из головы. Нужно предупредить хоть кого-то: мадам Лоран или Ребекку, но что им сказать? Что я шарился в чужих вещах? Кто я? В котором из тел? Или поговорить с доктором напрямую… – Помогите! Кто-то кричал. – Помогите! Из глубины леса. С другой стороны, там, куда уходила дорога. Голос знакомый, такой же, как… у Ребекки. Это она! Я кинулся в другую сторону; рядом с дорогой деревья пореже, этот конюх быстрее и доктора, и меня, он ловчее всех, вместе взятых. Ветки стегали меня по лицу, но ноги, его быстрые ноги ни разу ни обо что не споткнулись; будь я собой, давно уже упал бы. Юбер был словно зверь, он знал этот лес, знал каждую ветку, он взбесился от этого крика, он хотел разорвать… Я сам испугался его, себя в его теле. Юбер набрал воздуха в грудь и так засвистел, что в ушах зазвенело. Птицы с карканьем поднялись с ветвей, отбивая крыльями, будто топотом, оголили верхушки деревьев, оголили ясное небо, поднялись чёрным облаком и застыли на нём. – Эй, отпусти ее! – крикнул я. Я увидел тень – она сжимала Ребекку, лежала на ней. – Отпусти! Тень оглянулась и встала. Это был мужчина в плаще. Он ухмыльнулся, сплюнул и побежал к повозке; кучер на ней хлестнул лошадей. – Передай Фабьену, – крикнул он, – его дочь ещё не расплатилась! Но расплатится, если он не отдаст свой долг! Лошадь поднялась на дыбы и помчалась по узкой дороге. Ребекка лежала на траве, закрыв лицо дрожащими руками. Её спутанные волосы распластались на пожухлой траве. Это была она. Я не мог поверить, не мог сдвинуться с места. Это была она – та девушка, которую убил Норах. Я узнал её. Как и тогда, она лежала на траве, будто поломанная кукла с закрытым лицом. Я спутал её с моей Маргарет. Они и правда похожи. Я вытер лицо Юбера и подал ей руку, только сейчас заметив, что она в крови. От меня исходил запах крови. Ветви деревьев разодрали мне лицо. – Вставай, Ребекка. – Я приподнял её за руки, за плечи, взвалил на себя и понёс. – Я не хочу, не хочу, – рыдала она. – Всё уже кончилось, никто тебя не обидит, – гладил её Юбер. – Это я виновата во всём, – не унимала она рыданий, – это я чуть не убила, это из-за меня… Я опустил её на землю, она еле держалась. – Что происходит, Бекки? Девушка задыхалась, заглатывала воздух, не могла отдышаться. – Я оставила Жоэля в лесу, – она посмотрела на меня. – Тогда, много лет назад, когда ты нашёл его, Юбер, я оставила его, потому что хотела его смерти, я хотела, чтобы его не стало, чтобы всё было как раньше, только я и мама, я думала, она не замечает меня из-за него… – Господи, Ребекка… – Каждый день я хочу умереть, каждый день он мучается из-за меня и не может ничего сказать. Сначала, когда его принесли, я даже обрадовалась, что он ничего не расскажет и никто не узнаёт о том, что произошло. Но сейчас я молюсь, чтобы он заговорил, чтобы все всё узнали и я перестала бы жить с этим грузом. – Бекки, ты была ребёнком, девочка… – Я гладил её по щекам и не верил, что она хотела кого-то убить. – И он был ребёнком, и он до сих пор ребёнок, из-за меня, – она заливалась слезами. – Я лишила его жизни, как и хотела, я убила его… И теперь моя очередь. Она захлебнулась словами, отшатнулась – и упала на меня без чувств. Такой я и принёс её в дом. 30 глава Кабинет доктора напоминал каюту после сильного шторма. Шкаф, отошедший от стены, открытые дверцы, выдвинутые из своих ниш ящики, ворох сброшенных на пол вещей. Перины свисают с кровати, бельё заправлено наспех, у окна пустой саквояж, все склянки с порошками беспорядочно разбросаны возле него. Дверь в кабинет настежь открыта, как и окно, сквозняк поднимает прозрачный тюль, надувая его белыми парусами, переворачивает листы растормошённых книг, сдувает разбросанные журналы и газеты… – Давайте начистоту, мадам Лоран, – доктор стоял перед Ирен в её покоях и нервно дышал. – Вчера вы были в моей комнате… – Что? – Когда я переехал к вам, мадам Лоран, я сказал, что мне не нужны никакие деньги, что я буду работать бесплатно, только дайте мне спокойно лечить мальчика и записывать свои наблюдения. Мне был нужен свой кабинет! – Но я дала вам его, mon cher. – Вы рылись в нём вчера вечером! – О чём вы говорите? – возмутилась Ирен. – Не прикидывайтесь, мадам, вчера вы были в моей комнате, я дал вам порошок для вашего мужа. – Вы мне ничего… – Не перебивайте, не перебивайте меня, Ирен. Вы же понимаете, что меня ничего здесь не держит. Эти записи принадлежали мне, и вчера вы их украли! – Да как вы можете такое говорить!.. Я не была вчера в вашей комнате, я вообще не помню, где была вчера. И о каких записях вы постоянно говорите? Что с вами, mon cher? – Ирен обхватила руками его горящие щёки. – Вы больны? – Это уже теряет всякий смысл, мадам, – доктор вырвался из её хватки. – Вы сейчас же отдадите мне то, что взяли, или же я расскажу Фабьену, что вы уже с месяц пытаетесь его убить! Ирен посмотрела на доктора; взгляд её из мягкого и любящего сделался каменным и холодным. – С вашей помощью, не так ли, доктор? – сказала она, не пошевелив ни единым мускулом на лице. – Вы не посмеете! – задыхался доктор. – Я не дам вам очернить меня. – Ещё как посмею. Не вы ли даёте мне порошки? Доктор тяжко вдохнул и медленно выдохнул. – Это был мой дневник исследований, – более спокойно продолжил он, надеясь, что мадам всё же вспомнит, что было вчера, или хотя бы перестанет врать. – Я веду его уже полгода. Зачем он вам? Или вы не доверяете мне? Вы думаете, что я могу навредить… – Я уже не знаю, что и думать… – Она приложила ладонь к разболевшейся голове. – Вы врываетесь ко мне и обвиняете в краже в моём же доме, не так ли? И это притом, что я единственная, кто защищает вас, доктор. Только благодаря мне вы ещё здесь! Не будь меня, Фабьен давно вышвырнул бы вас. – Я здесь потому, что нужен вам, Ирен, я лечу вашего сына. Хоть это вы помните? Это полгода работы, полгода наблюдений… – Каких наблюдений? – не поняла она. – Простите, но это личное. – Личное? То вы рвётесь в заброшенную церковь, то вас находят спящим в лесу, то теряете какие-то письма… Я всё поняла. – Что? – Он отстранился. – Вы переписываетесь с кем-то, не так ли? У вас кто-то есть? Если это так, вы можете немедленно собирать свои вещи и уходить из этого дома, – сказала она и отвернулась. – Ирен, – доктор понизил тон, – что вы такое говорите, Ирен, вы же знаете, что я только с вами… – Я не знаю, не знаю, – она всхлипнула, – вы так холодны ко мне… и ещё обвиняете, кричите… – Я не кричу, я… Поймите, в этих записях весь ход лечения вашего сына; мне нужен этот дневник, там вся динамика… Если это какая-то игра, или ваше кокетство, или обида, – пожалуйста, скажите, что я должен сделать, чтобы вы отдали мне их? – Когда вы последний раз были со мной, mon cher? – Она расстегнула верхние пуговицы на платье, приоткрыв грудь. – Что? Вы о чём? – Или вы хотите, чтобы я была с мужем, вы хотите моей связи с ним? – Нет, не то чтобы я того хотел… – Вам всё равно? – Она округлила и без того большие глаза. – Неправда, – доктор подошёл к ней. – Я скоро покончу с ним, – она расстёгивала рубашку доктора, – покончу с ним, и весь дом будет только наш. Его найдут мёртвым в постели, и никто ничего не заподозрит; мы скажем, что он умер от сердечного приступа, мы ведь можем так сказать? – Конечно, мадам, – он придержал её руку. Ирен прижала его к себе – и тут же оттолкнула. – Вы не хотите меня, вы так холодны… – Мне нужно найти бумаги; я не могу сейчас думать ни о чём другом, уж простите! – Он застёгивал пуговицы. – И даже обо мне?