– Ну, мы всегда сможем пригласить кого-нибудь из Hello!, чтобы дать… Лицо Лоры Страхан погрустнело. – Я же сказала, что не хочу больше об этом говорить. – Ладно, но подумать об этом не помешает, вот что я хочу сказать. Рано или поздно нас найдут, и фотографии все равно попадут в газеты. А так мы, по крайней мере, хоть как-то сможем их контролировать. Рут, казалось, была размера на два меньше, чем была в машине. Она сгорбилась, прижала к груди кулаки: – Лора, я… – Посмотрела себе на ноги. – Прости меня. Еще одна картофелина шлепнулась в кастрюлю. – Я хотела навестить тебя в больнице, но мне сказали, что ты никого не хочешь видеть. Еще сказали, что ты пыталась себя убить в психушке. Говорили, что с ума сошла. Рут застыла с раскрытым ртом: – Я… Это… Элис положила ей руку на плечо: – Все по-разному справляются со стрессом. Она отвернулась: – Я знаю, это была ошибка. Прости меня, я пойду. – Милая, о господи, да ладно тебе! – Кристофер потрепал Лору по плечу. – Ты же понимаешь, чего стоило Рут прийти сюда после всего, что с ней случилось. Не надо быть такой… – Откашлялся. Отвернулся. Открыл холодильник. – Кто будет молоко? – Кем мне не надо быть? Сукой? Коровой? Кем я не должна быть, Кристофер? Рут провела ладонью по глазам: – Не надо было мне приходить. Я сделал шаг вперед: – Это очень важно для Рут. Она думала, что вы были ее подругой. Лора взглянула на меня: – Она пыталась убить себя, и оставьте меня в покое! Вы хоть понимаете, как я себя чувствую? Я ничего не сказал. Она бросила картофелечистку в раковину, потом повернулась к нам и задрала блузку, выставив распухший живот: – Посмотрите на меня! Длинный извилистый шрам тянулся вниз от сероватого бюстгальтера к эластичной резинке штанов. Более короткий шрам пересекал его под прямым углом, а третий шел вниз, ярко-розовые линии блестели и были растянуты ребенком, росшим внутри нее. Чайник закипел, выключился, и наступила тишина. Потом Рут расстегнула дутую куртку. Задрала свитер. Сделала то же самое с синей футболкой и выставила наружу точно такой же крестообразный шрам. Женщины кивнули друг другу и опустили одежду, соединенные ужасной связью, как члены эксклюзивного и ужасного клуба. Лора снова взялась за картофелечистку: – Кристофер, проводи остальных в гостиную. Нам с Рут нужно кое о чем переговорить. 24 – Спасибо, что организовал это. – Элис повернула ключ в замке зажигания. Я сидел на заднем сиденье. Пожал плечами, удалил сообщение от Хитрюги, в котором тот просил не забыть купить пива. – Рут заслуживает большего. Многообещающая карьера, перерезанная каким-то говнюком со скальпелем, у которого есть частная операционная и разная хрень для пыток медицинских сестер. Дворники на ветровом стекле медленно скрипели туда-сюда, очищая его от капель мелкого дождика. Дверь в номер тринадцать была раскрыта настежь, теплый свет лился на дорожку. Рут и Лора стояли обнявшись, со стороны это выглядело неуклюже – они никак не могли справиться с животом. Потом смех. Поцелуй в щеку. И Рут пошла к машине, пару раз она останавливалась и оглядывалась через плечо. Элис улыбнулась мне в зеркало заднего вида: – А вдруг люди узнают, что ты вовсе не страшное, брюзгливое старое чудище, которым ты так успешно притворяешься? – Дерзить не надо. Рут щелкнула дверью машины, забралась внутрь. Вытерла мокрые щеки: – Спасибо вам. Элис выехала на дорогу, ведущую из Кэмберн Вудз в сторону Каузкиллина. Рут болтала о том, как замечательно снова было встретиться с Лорой и какие они хорошие подруги, и как здорово, что у нее будет ребенок, и что все должно пройти хорошо, и как прекрасно, что… Где-то рядом с развязкой у Дойл зазвонил телефон. Профессор Хантли. – Да? – А-а, мистер Хендерсон, скажите мне, пожалуйста, планируете ли вы осчастливить нас своим присутствием сегодня вечером, в «Голове почтальона»? – Хантли, что тебе нужно? – У нашей команды есть традиция – собираться вместе в конце дня и обсуждать наши приключения. Таким образом мы получаем информацию о продвижении нашего расследования. Вот здорово, еще часа два сидеть и слушать их скулеж по поводу того, как мало они сегодня сделали. Идеально. И самое главное, свалить нельзя. Или попробовать? Надо попытаться. – Джейкобсон рядом? – Подожди секунду. Справа в окне машины нарисовался городской стадион. Темный и заброшенный. С металлических конструкций свисала пара простынь: «ВЕРНИТЕ НАШИХ БОГАТЫРЕЙ!» и «ПОДДЕРЖКУ ФУТБОЛУ, А НЕ СОКРАЩЕНИЯМ БЮДЖЕТА!» – кроваво-красными буквами. Наверное, висели долго, ткань помялась и испачкалась, обмахрилась по краям. Рут смотрела в окно, на губах широкая слезливая улыбка. Джейкобсон снова появился на линии, голос – как будто что-то дожевывал. – Эш? – Да, насчет этой встречи команды, есть возможность на нее не ходить? Мне в бок заряд каменной соли попал, в доме у Раскольника Макфи. Как только вздохну – словно ножом режут. Нужно домой пойти, в ванной замочиться, пока не свалюсь окончательно. – Он в тебя стрелял? – Нет, это Бабз. Но, если по-честному, его псы в тот же самый момент пытались вцепиться мне в горло. – Понятно… – Вздохнул. – Понимаешь, если бы была война, мы бы как-нибудь справились с твоим отсутствием. – Извините. – Притворяется, что хочет помочь. Не надо давать ему возможности сбить меня с толку. – Как бы то ни было, вы ведь хотите, чтобы я проинформировал вас о случившемся? И с вашей стороны… Посоветуйте, что мне следует предпринять? Голос Джейкобсона стал глуше, как будто он отвернулся от телефонной трубки. – Бернард? Поговорите с мистером Хендерсоном. Он сегодня к нам не придет. Хрипы, щелчок, снова голос Хантли: – Итак, рад вам сообщить, что, пока вы где-то мотались, я, как обычно, был суперзвездой. Этот шприц, который я нашел, в нем был лабеталол гидрохлорид, это бета-блокатор, который довольно часто используется для лечения гипертензии у беременных женщин. Снижает кровяное давление. Самое то, если вы собираетесь вспороть кого-то, но не хотите, чтобы он истек кровью до смерти. В обычной аптеке вряд ли это найдете.