– Вам эти письма нужны по какой-то причине. Я первый снимаю навар со всего, что из этого получится. Наводка с упреждением за двенадцать часов. – Возможно. Давайте письма посмотрим. 31 На другом конце телефонной линии причмокивал Джейкобсон. – Несс и Найт очень довольны работой Элис с доктором Дочерти над психологическим портретом. Так что у меня есть по крайней мере один член команды, который выполняет то, что они задумали. Я взглянул на пассажирское кресло, где она, прищурившись, смотрела на одну из фотографий, которую Мики скопировал для нас. Шесть полноразмерных копий и шесть увеличенных в два раза, судорожный черный почерк расползался по линиям желтой страницы блокнота. И еще один набор, с конвертами. Из угла рта у нее торчал кончик языка, между бровей пролегла складка, палец бегал по словам вперед и назад. Снаружи дождь хлестал по автомобильной парковке, по четырехэтажному кирпичному жилому дому, по бетонной центральной лестнице, обозначенной как «СЭКСОН ХОЛЛЗ – ЗДАНИЕ “С”». Два других здания скрывались за ним, образуя диагональную линию вдоль края парка Кэмберн Вудз. Напротив входа припарковано несколько машин, забитых людьми, окна приоткрыты, чтобы выпускать под дождь клубы сигаретного дыма. Телескопические объективы, диктофоны и чековые книжки наготове. Передовая позиция осады. – Я ей скажу. – Прикрыл рукой микрофон. – Говорят, ты отлично поработала над психологическим портретом. Она сморщила верхнюю губу, не отрывая взгляда от письма: – Не имеет ко мне ни малейшего отношения, доктор Дочерти отверг почти все мои предложения. – Вот как… Но он все равно тебя похвалил. – Да неужели… – Крепко сжала губы. Маркер впился в бумагу и перечеркнул предложение. – Как мило с его стороны. Снова к телефону. – Как там дела у Раскольника? – Четыре офицера, которых он отшлепал, не стали выдвигать обвинения, ждем, что скажут оставшиеся три. Приказал Сабиру проверить записи системного журнала полицейской базы данных. Он думает, что сможет извлечь из всей этой неразберихи идентификационный номер пользователя. – Говорил вам, что он лучший. – Да, пока не сменили тему. Не забудь, что сегодня командный брифинг, в семь вечера. На этот раз никаких извинений, быть обязательно. Семь часов. Если Хантли не будет трепаться, останется время доставить труп Пола Мэнсона на свалку к девяти часам. Если, конечно, все заранее приготовим. – Ни за что не пропущу. Бросил мобильник в карман: – Ты готова? – Хм… Через минуту. – Провела пальцем до конца страницы, выпрямилась. Подняла глаза вверх. Нахмурилась. – Чем больше читаю, тем больше убеждаюсь, что есть в них что-то… странное. – Что, если не считать того, что они написаны придурком, которому нравится оплодотворять медицинских сестер пластиковыми куклами? Она не двигалась, просто сидела и смотрела на потолок. – Элис? – Власть и контроль. – Сунула письма в большой коричневый конверт, протянула руку и положила его на заднее сиденье. – «Хор власти и контроля» – в этом нет никакого смысла. Я что хочу сказать, ведь контроль – это и есть власть, как ты думаешь? Я открыл дверь, ухватился за ручку, когда ветер попытался вывернуть ее из петель, и выбрался под дождь. Постоял на здоровой ноге и наклонился за тростью. – Постарайся выглядеть как журналист. Мы прошли мимо припаркованных машин, едва помещаясь вдвоем под маленьким черным зонтиком Элис. Дождь тарахтел и бумкал по черной материи. Видеокамера над входной дверью смотрела на клавиатуру домофона, правда, на линзу кто-то прилепил желтый смайлик. Так что неудивительно, что не было никаких видеоматериалов, когда на кого-то нападали. Я нажал на кнопку квартиры под номером восемь. Рядом с кнопкой на пластиковой наклейке были напечатаны имена: «МАКФИ, ТОРНТОН, КЕРР и ДЖИЛЛЕСПИ». Имени Клэр Янг на наклейке не было, наверное, она жила в здании «А» или «Б». Какое-то время ничего не происходило, кроме дождя. К стеклу скотчем прилеплены несколько плакатов: «СПАСИТЕ НАШ СЭКСОН ХОЛЛЗ!», «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ РАСПРОДАЖА В ПОМОЩЬ СОМАЛИ» и «ВЫ ВИДЕЛИ ТИММИ?» над фотографией рыжего с белой грудкой кота. Элис ерзала рядом со мной, ее зонт выворачивало и трепало на ветру, сама она опасливо оглядывалась через плечо на гиен, забившихся в свои машины. – Восемь лет назад Генри говорил что-нибудь про письма? Может быть, у него были какие-то подозрения? Кто-то на периферии расследования, кто использовал помпезные или воображаемые образы в своих отчетах или во время разговора? – Если честно, от Генри никакой пользы не было. – Я снова нажал на кнопку квартиры. – Элли только что поставили диагноз. Большую часть времени он был пьян. А когда не был, говорил по телефону с ее онкологом. На пресс-конференциях он и Дочерти играли в наставника и студента, но на самом деле ученик волшебника делал всю работу. Интерком пикнул, и из него послышался низкий голос с рубленым шотландским акцентом, сопровождаемый гулом статического электричества из громкоговорителя. – Она не хочет видеться с тобой, Джимми, прими это как намек. Я наклонился к микрофону: – Это полиция. Хотим поговорить с вами о Джессике Макфи. – Что, опять? – Это могло быть хорошим знаком. Потом: – Подождите, чертова кнопка заедает… Элис ухватила крепче ручку зонта, когда ветер попытался вырвать его из рук. – Кажется, мы больше не собирались говорить людям, что мы полиция? – Это звучит лучше, чем «Привет, мы, вообще-то, не офицеры полиции, но мы часть команды специалистов, которые вроде как помогают основному расследованию, только нам не разрешают это говорить, потому что наш босс упивается своей властью». – Верно. Откуда-то изнутри раздался металлический лязг, эхом откликнувшийся в подъезде. – Значит, Генри не проводил поведенческий анализ? – Он половину времени прямо ходить не мог. Хотя и проверял все, что делал Дочерти… По крайней мере, так он говорил. Она прикусила нижнюю губу, переступила с ноги на ногу. Потом поиграла с волосами. – Мне кажется, нужно отказаться от психологического портрета и вернуться к самому началу. На верхней ступеньке лестницы в подъезде появилась пара туфель. – Я в том смысле, что если доктор Дочерти составил первоначальный психологический портрет и Генри проштемпелевал его, не читая, то совсем не удивительно, что Дочерти просто отрыгнул его для Неусоб-Пятнадцать, потому что он верен тем идеям, которые выдвинул восемь лет назад, просто потому, что думает, что Генри с ними согласился, но никакому серьезному анализу они не подвергались. Ноги стали спускаться вниз, вместе с ними появились джинсы, потом полосатый топ с бабочками и стразами между полосок, раскачивающаяся грудь в вырезе. Наконец, голова – загар, вишневая губная помада, тени на глазах, собранные в пучок светлые волосы, челка, на шее ожерелье из блестящих стекляшек. Немного расфуфыренная для без двадцати двенадцать вторника. Элис уронила руки к бокам: – Нужно взять еще немного виски. Женщина остановилась с другой стороны двери, прищурившись, посмотрела на нас, голос приглушен стеклом. – Могу я увидеть ваши документы? Я извлек свое просроченное удостоверение, она кивнула и нажала на кнопку рядом с дверью. Резкое жужжание. Мы протиснулись внутрь, прячась от дождя. Стояли, капали на коврик. За нашими спинами стеклянная дверь осветилась вспышками фотокамер – гиены наконец-то поняли, что нас стоило сфотографировать. Женщина сложила руки на груди, еще больше обнажая ложбинку бюста: – Вы нашли ее, да? Вы нашли Джессику, и она мертва. * * *