* * * Таблетки сухого горючего воняли парафином. Я разламывал их и бросал на самые сухие куски дерева, которые только смог найти, – палочки и веточки, под ними газета, а сверху ветки побольше. Устроился в канаве за старой каменной стеной, в самой глубине Монкюир Вуд. Наверное, в далеком прошлом здесь была ферма, задушенная впоследствии ветвями буков и сосен. А сейчас – несколько рядов камней, протянувшихся сквозь заросли мертвой крапивы и скорбной ежевики. Место укромное и заброшенное. Только дождь и темень составляли мне компанию. Кажется, после смерти Пол Мэнсон здорово потяжелел. Кто бы мог подумать, что четыре маленькие пули так много весят? Я подтащил его и бросил на костер. Верхняя часть туловища все еще была завернута в мешки для мусора. То, что осталось от головы, прижималось изнутри к черной пластиковой пленке, образуя на ней выпуклость. По крайней мере, лица не было видно. Я встал. Потер поясницу. Взял пятилитровую канистру с метиловым спиртом: – Я уже попросил у тебя прощения… – Вылил половину на него, подождал, пока жидкость впитается в тело и в землю под ним. Швырнул пару зажженных спичек. Отступил назад и стал смотреть, как разгорается огонь. Ветки хлопали и трещали, завитки дыма присоединились к синему мерцанию горящего спирта. Потом загорелось сухое горючее, и к синим языкам пламени добавились золотые. Дерева, конечно, недостаточно, чтобы кремировать тело, но дело не в этом. Нужно, чтобы пламя горело долго и температура была достаточно высокой, чтобы уничтожить улики и ДНК, которые оставили мы с Элис. Спустя полчаса я забросал все землей и похромал к стоянке машин рядом с дорогой. На одной стороне дороги стоял «ягуар», на другой – «сузуки» Элис. Вылил оставшиеся два с половиной литра из канистры на внутреннюю обивку «ягуара», от метилового спирта защипало глаза и во рту запершило. Бросил на заднее сиденье лопату вместе с брезентом, опустил окна и закрыл двери. На дне коробки осталась последняя таблетка сухого горючего. Бросил на нее зажженную спичку, стал ждать, когда разгорится… За спиной голос: – Эш? Повернулся. Элис стояла рядом с машиной на подгибающихся ногах, держась рукой за крышу «сузуки». – Ты очнулась. Она моргнула, посмотрела на «ягуар»: – Что… – Все о’кей, садись в машину. Я приду через минуту. – Из коробки, которую я держал в руке, потянулся дымок. Швырнул ее в водительское окно, спирт вспыхнул с громким хлопком. Сгустки огня вырвались из открытых окон, ввинчиваясь в дождливую ночь. Огонь на какое-то мгновение высветил стоянку, потом стал затухать, и все снова погрузилось в темноту. Стянул с рук перчатки и бросил их в огонь вместе с коробкой от сухого горючего. Вспомнил: «Я счет потерял тем случаям, когда мы приезжали на вызов и находили тупого ублюдка, угнавшего машину, лежащим на противоположной стороне дороги с ожогами второй степени и рожей, изрезанной осколками стекла. Окна-то они не опускают, и эта хрень взрывается, как большая бомба». Вздор, конечно, но на всякий случай я вынул сим-карту, которой пользовался, чтобы позвонить Мэнсону, из моего телефона и тоже бросил внутрь горевшего «ягуара». Вставил другую. Не осталось ничего, что могло бы вывести на нас. В свете объятой пламенем машины лицо Элис покрывалось рябью и расплывалось. На макушке у нее вздулась громадная шишка, верх шишки был рассечен и сочился кровью. – Где Пол Мэнсон? О’кей. Потребовалось немного времени, но я все-таки смог выдавить улыбку: – Договорился, что его включат в программу защиты свидетелей. Будет свидетелем обвинения на суде. Ее рот искривился. – Не ври мне! – Я не вру. Он… – Эш, я видела, как ты нес его в лес. Ведь он мог дать показания! Блестяще. Именно этого мне не хватало, чтобы завершить этот чудный денек. – Это все из-за миссис Керриган, она… – Ты сказал, что никто не умрет, я тебе поверила. – Я сделал все что мог, понятно? – Махнул рукой в сторону горевшей машины. – Он лежал там на земле, а она в него выстрелила. Четыре раза. И ухмылялась при этом. – Приговорила к смерти, потому что он надоедал ей за ужином. – Я ничего не смог сделать. – Сгорбился. – Прости. Это моя вина, только моя. Элис прислонилась к дереву, закрыла руками глаза: – О господи… Я откашлялся. Отвернулся, чтобы она не видела моего лица. – Правило номер четыре: он был бухгалтером мафии. Как только он начал красть у Энди Инглиса, он стал покойником. Никто больше в этом не виноват, только он сам. Он и люди, на которых он работал. Все ты врешь. Это ты во всем виноват. Как и во всем остальном. Как это было всегда. 40 – Тебе лучше? Элис, прищурившись, посмотрела на меня. Чайное полотенце потемнело, капли воды стекали по ее руке и капали с ладони на липкую поверхность стола. – Нет. Единственная парочка, сидевшая в самом дальнем конце заведения под названием «У Буффало Боба», едва слышно переругивалась. Они размахивали руками, скалились и шипели друг на друга, склонившись над жареной курицей, тушеной фасолью и чипсами. Стены в панелях из темного дерева едва виднелись сквозь цунами из фотографий в рамках и винтажных сувениров. Длинная барная стойка с ручными насосами для пива, неоновая реклама «БАД ЛАЙТ» и «КОКА-КОЛА». Вентилятор под потолком со скрипом наматывал круги. Из динамиков хрипел Брюс Спрингстин. – Тебе нужно к врачу. Это… – Я не пойду в больницу. – …сотрясение мозга, и… – Пожалуйста, я не… – Вздрогнула. Ткнула вилкой в лежавшие на тарелке ребрышки. – Значит, миссис Керриган тоже мертва? Женщина в конце бара вскочила, схватила молочный коктейль и выплеснула содержимое в лицо своему спутнику: – УБЛЮДОК! Выбежала, хлопнув входной дверью, на автомобильную стоянку. Через несколько секунд мужчина тоже вскочил и, разбрызгивая розовые капли, бросился вслед за ней. У двери замешкался, натянуто улыбнулся нам: – Простите… – Выбежал на улицу. Я макнул кусок картошки в соус из сыра с плесенью, хмуро взглянул на свое отражение в оконном стекле: – Не знаю. Может быть. – А может быть, Раскольник Макфи разделывает ее у себя на кухне и кидает куски собакам. И себе в рот сует. И грудь у него вся в крови и в шрамах. Это я должен был с ней разобраться. Кивнула. Взяла ребрышко. Мясо темное и сочное, а косточка на огне подгорела. – Извини. Я сжал ей руку: