— Который выложил фотку в Инете, — пояснила девочка, явно удивившись бестолковости журналиста. — Есть такое дело. — Понимаете, Виталик зациклился на компе. Раньше пытался собственные игры делать, только у него ничего не получилось, теперь на фотки перешел. Говорит, будто сочинил хитрую программу, с ней невозможно отличить настоящие снимки от фотошопа. — Точно нельзя. Вот засранец! — возмутился Буданцев, даром потративший время. — Между прочим, Виталик меня предупредил, что сегодня к нам заявятся журналисты. А раз вы приехали, значит его программа работает. — Программа твоего Виталика — полный отстой. Видимость нулевая, — мстительно заявил Буданцев на прощание. — Он не мой. Хотя он бьет ко мне клинья, я дружу с другим мальчиком! — возразила девочка, слишком буквально поняв слова Игоря. Буданцев вышел из подъезда. Тут же рядом притормозила машина. Из салона выскочил репортер конкурирующего издания и, одарив Игоря взглядом, далеким от восхищения, процедил сквозь зубы: — Здорово! — И ты примчался за двухголовой собачкой? Опоздал, дружок! Очень скоро фотографии этого уникума облетят все страну, — Буданцев продемонстрировал цифровой фотоаппарат, который ему так и не довелось использовать по назначению. — Скажи хоть куда идти? — хмуро поинтересовался конкурент. — А оно тебе надо? Мы все равно успеем раньше. Езжай назад, поищи другую сенсацию, о которой сообщишь миру первым. Немного подумав, Буданцев отправился в редакцию, хотя мог сообщить о липовом двуглавце по телефону. Но что делать дома? Смотреть бесконечные российские сериалы, о которых один из его коллег сказал: «Ну ладно заграничные мыльные оперы. Они хоть сделаны из «Камей». А наши? Это же стопроцентное вонючее хозяйственное мыло». Или убивать время за компьютером? Но с этим успеется в другой раз, когда у Буданцева не будет необходимости и желания выходить из дому. А сейчас можно потрепаться с коллегами, да и, если повезет, раздобыть хорошую тему для новой статьи. Сначала Игорь заглянул в курилку, которая сама по себе могла стать объектом журналистского расследования. Вроде и народа в редакции довольно мало, и большую часть времени сотрудники находятся в разъездах, а как сюда ни заглянешь, обязательно застанешь хотя бы парочку человек. Обычно, как все нормальные люди, трепались о футболе, женщинах, рыбалке, но иногда начинали вспоминать случаи из журналистской практики, и тогда можно было слушать, не отрываясь. Ведь с любым журналистом хотя бы раз в году происходила история, которая могла стать основой для небольшого сюжета или даже кинокартины. К примеру сегодняшняя ложная сенсация так и напрашивалась в «Ералаш». Хотя в жизни Буданцева хватало и менее веселых историй. Однажды, еще в начале своей карьеры, Игорь вместе с патрульным экипажем объезжал город. Поступил сигнал, что вусмерть назюзюкавшийся мужчина, живший в коммуналке, сначала устроил драку с соседями, а потом, схлопотав по физиономии, закрылся в своей комнате и стал угрожать поджогом. Соседка, позвонившая в милицию, сообщила, что по квартире разнесся запах бензина. — Оружие у него есть? — спросила дежурная. — Да откуда! Он же не бандит, а слесарь. Только пьет, как сапожник. В горячке соседка запамятовала, что когда-то сосед любил охотиться, и ружьишко с патронами у него в комнате завалялось. Милиционеры, поверив сообщению, решили, что пьянчуга опасности не представляет. И разрешили Буданцеву находиться в опасной близости от эпицентра событий. Когда правоохранители лихо высадили дверь, их глазам предстала настораживающая картина. Мужчина стоял буквально в трех шагах от них, держа наперевес двустволку. — Берегись! — воскликнул один из милиционеров, и тут же грянул выстрел. Буданцев почувствовал боль в левой руке, словно от ожога. На его счастье, мужчина с пьяных глаз зарядил ружье мелкой дробью, и большая ее часть угодила в сержанта, находившегося рядом с журналистом. На сержанте, как положено, был надет бронежилет, и он пострадал еще меньше, чем Буданцев, у которого три дробинки застряли в мягких тканях руки. Выпивоху тут же повязали и в качестве вещественного доказательства прихватили пластиковую канистру с бензином, которым он частично успел полить свою комнатушку. Покинув курилку, Игорь заглянул в рекламный отдел. Если сравнивать редакцию с живым организмом, то рекламный отдел являлся аналогом пищеварительного тракта. Сюда поступали питательные вещества, то есть деньги, которые затем распределялись по всему организму. В том числе они доставлялись мозгу, которым следовало считать непосредственно журналистов. Среди рекламщиков у Игоря был хороший приятель, вместе с которым они собирались провести наступающие выходные. Буданцев хотел обсудить некоторые детали, однако приятеля на месте не оказалось. Зато он угодил именно в тот момент, когда вернулся один из сотрудников. — Ни фига себе! — с чувством сказал он. — Ну, мужики, сколько работаю, такого еще не было! Представляете, та контора, с которой я договорился по телефону о встрече, она «Новый свет» называется. Это полный отпад! Они у нас хотят дать маленькую статью, где нахваливают свои услуги. Короче, этот «Новый свет» будет замораживать умирающих людей, чтобы их когда-нибудь воскресили и вылечили. Просто натуральный бред! Кто же в здравом уме даст себя живьем заморозить? — Молодой ты еще, зеленый. А у меня тетка от болезни Альцгеймера шесть лет умирала. Так когда она еще была в здравом уме, несколько раз пыталась выпрыгнуть из окна и однажды только чудом уцелела. Она уже не могла до верхних ручек дотянуться, чтобы открыть, так выбила стекло, но за раму зацепилась. Так и застряла в полувисячем положении, пока ее не освободили. И что характерно, мозг у нее иногда нормально работал. Вот ее замкнуло, что надо прыгать и нет других вариантов, но в какой-то момент разомкнуло, и она попыталась себе вены резать. Но тут ее дочь пришла, раны перевязала и вызвала «скорую». Я к чему разродился такой длинной речью. У нас достаточно тяжело больных людей, помышляющих, а то и мечтающих о самоубийстве. Заморозка для них станет единственным и желанным выходом. Людям свойственна наивная вера в лучшее. Вот и они будут надеяться, что когда-нибудь их разморозят и вылечат. — Между прочим, это удовольствие сравнительно дешево, всего двадцать тысяч баксов. Я думал, что будет намного дороже, — сказал молодой человек, ездивший в «Новую жизнь». Журналистское чутье подсказало Буданцеву, что нашелся материал для новой сенсационной статьи. Особенно его насторожила стоимость заморозки. Он сразу понял, что дело здесь нечисто. Глава 18 Единственное окно офиса «Новой жизни» выходило на автостоянку, и Жирносек часто разглядывал припаркованные там автомобили. В здании хватало состоятельных фирмачей и клиентов, поэтому в большинстве своем глаза Богдану Ильичу мозолили дорогие и новые модели. А мозолили потому, что Жирносек исходил завистью и мечтал о том дне, когда он сам окажется за рулем «Порше» или «Мерседеса». О «Бентли» он не думал, так высоко его мечты не воспаряли, но лимузин именно такой марки подкатил к зданию. Жирносек с любопытством уставился на изыск английского автопрома. По большому счету других занятий у него пока не было. Дело только набирало обороты, позавчера вышла рекламная статья, а Фитиль обещался назвать ему фамилии и адреса людей, по которым плачет заморозка, но пока не назвал. И реакция на статью оказалась весьма сдержанной, был только один звонок. В ожидании клиента Богдан Ильич разглядывал из окна частичку суетливого мира столичного города. Раздался громкий уверенный стук в дверь. — Входите, — Жирносек торопливо метнулся к столу. Дверь распахнулась. С огромным удивлением Богдан Ильич узнал в визитере хозяина «Бентли». Сделав вид, будто только что вскочил, Жирносек метнулся к мужчине, намереваясь проводить его до стула. — Не надо! — отмахнулся тот. — Думаете, если я вам позвонил, то готов в любой момент отдать концы? Ошибаетесь, для моего возраста здоровье у меня на твердую пятерку. Или десятку, если подходить с сегодняшними мерками. Жирносек окинул клиента быстрым взглядом. Богдан Ильич слабо разбирался в стильной одежде и ценах на нее, но мог совершенно точно сказать, что прикид у визитера на высшем уровне. Хотя чего еще ждать от человека, приехавшего на «Бентли». Разве что допустить вздорную мысль, что он взял лимузин взаймы у кого-то из знакомых, собираясь пустить ему, Жирносеку, пыль в глаза. Но Богдан Ильич не маялся излишним самомнением, и, благодаря случающимся причудам человеческой логики, с уважением, частично смахивающим на благоговение, подумал о Фитиле. Ведь за все годы своей работы Жирносек ни разу не сталкивался с по-настоящему богатым человеком. А здесь первый же визитер оказался долларовым миллионером. Это как минимум. А то и мультимиллионером. Впервые за время общения с клиентами Богдан Ильич утратил свой дар оратора-златоуста. К счастью, косноязычие продолжалось всего несколько минут, и клиент истолковал его по-своему. Очевидно, доктор, или как еще там его назвать, хочет узнать суть дела. И это правильно! Даже в таких случаях необходим индивидуальный подход. — Я приехал к вам из-за сына, — скорбным голосом начал мужчина. — Он рос красивым, умным и активным ребенком. Даже излишне активным. Если бы он был хоть чуточку спокойнее, он бы не стал так рваться в этот поход. Ведь мы с женой запретили ему, точнее, вместо тайги хотели отправить на Гавайи, но сын очень просил, и мы совершили трагическую ошибку, уступили ему. Там он заболел менингитом, давшим тяжелое осложнение. Доктора поставили ему страшный диагноз — церебральный паралич, вызванный инфекцией. Наш мальчик изменялся просто на глазах. Голос мужчины дрогнул. — Можете не продолжать, я знаю, что происходит при церебральном параличе, — сказал Жирносек. — Да, вы знаете, а я собственными глазами наблюдал за этим кошмаром. Большинство людей мирятся с постигшим их горем, но мой сын — слишком ранимая натура. К тому же ему только исполнилось восемнадцать лет. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Жирносек понимал. Церебральный паралич уродует человека, однако не отменяет сексуальных потребностей. Он кивнул головой. — Я нашел ему женщину, весьма привлекательную и готовую за хорошее вознаграждение исполнять любые желания моего сына, — продолжил мужчина. — Но я уже говорил, что он тонкая и ранимая натура. Ему хотелось не просто секса, а настоящей человеческой любви. Общение с девушкой по вызову только усилило его страдания. Месяц тому назад он пробрался в мой кабинет и попытался открыть сейф. Там лежал пистолет. К счастью, он не нашел ключей от сейфа. Я приставил к сыну человека, который следит за каждым его шагом, и серьезно поговорил с ним, надеялся объяснить, что даже при его болезни можно найти свои радости в жизни. Но сын мне категорически ответил: — Я не хочу оставаться калекой и найду способ покончить с собой. После этого наша жизнь стала настоящим кошмаром. Я постоянно вспоминаю слова моего ребенка, и мне самому жизнь кажется обузой. Я ведь хорошо знаю его характер, а даже самый вышколенный охранник в какой-то момент потеряет бдительность. Случайно увидев ваше объявление, я понял, что это будет наилучшим выходом из сложившейся ситуации. Да и сын, прочитав его, впервые за долгое время повеселел и спросил, дадим ли мы с матерью согласие на заморозку. Больше того, он снова захотел встретиться с той самой девушкой по вызову. Услышав это, я предложил ему компромиссный вариант. Пусть все остается, как есть, с заморозкой успеется, никуда она от него не убежит. И новую жизнь он проведет в здоровом, полном сил теле. Но мой сын категорически отказался и повторил, что не желает оставаться калекой. Мужчина сделал паузу, и Жирносек, обретя дар нормальной речи, сказал, давая ответы на возможные вопросы: — Наша фирма гарантирует качественную и безопасную заморозку. Изобретенный талантливым ученым и его лучшими учениками антифриз предотвращает кристаллизацию жидкости в организме и тем самым предохраняет все органы от смертельных повреждений. То есть мы готовы сделать все зависящее от нас. Но есть вещи, которые от нас не зависят. Мы не волшебники и можем только догадываться, как будет дальше развиваться человечество. Если все пойдет хорошо, то вашего сына обязательно разморозят. Подчеркиваю, разморозят, а не воскресят! И вылечат от тяжелой болезни, сделают абсолютно здоровым человеком. С учетом нынешнего прогресса науки такое станет возможным самое большее лет через сто. Но только если Земля преодолеет угрозы ядерной войны, глобального потепления, загрязнения окружающей среды. — Я это все понимаю, — заверил Богдана Ильича мужчина. — Тогда давайте подпишем договор. Между прочим, вам, как первому клиенту, полагается скидка. — О скидке забудьте. Я готов заплатить гораздо больше, лишь бы вы провели заморозку на высшем уровне. — Процедура многократно испытана, в том числе на приматах. — То есть обезьянах. — Отряд приматов также включает человека, — внимательно изучив клиента, Жирносек понял, что такой намек лишь усилит его доверие к «Новой жизни». Мужчина был готов на все ради сына и, кроме того, вряд ли он заработал громадное состояние честным путем. В какой-то момент его исповеди Богдан Ильич подумал: «А не покарала ли тебя судьба за те злодеяния, которые ты совершил, делая свои миллионы?» Мужчина явно был из породы бизнесменов, глубоко уверенных, что цель оправдывает средства, и намек на уже проводившиеся заморозки людей его окончательно успокоил. Договорившись о дне и времени процедуры, они подписали договор. Спрятав бумаги в стол, Жирносек ощутил дрожь в коленках. Уже общение с Фитилем заставило Богдана Ильича насторожиться. Работодатель Жирносека мало напоминал добропорядочного бизнесмена, нашедшего многообещающее и одновременно гуманное применение своим капиталам. Проскальзывало в нем что-то откровенно бандитское. А уж отстранение Комарова от заморозки и вовсе навевало тяжелые мысли. Ну, допустим, Михаил Эдуардович — ученый, а не врач, но он же имеет громадный опыт заморозки. Неужели Фитиль доверил процедуру Жирносеку на том основании, что у него есть медицинское образование? Или за решением Фитиля кроется что-то другое, сугубо криминальное? Но уже поздно что-то менять, даже если заморозка является преступным бизнесом. Поскольку в этом случае попытка Богдана Ильича выйти из игры может стоить ему жизни. Лицо юного калеки, привезенного в новоиспеченный криоцентр, удивило Жирносека. На нем то и дело проскальзывала улыбка. Казалось, что юноша тронулся умом от переживаний и теперь испытывает блаженство идиота. Но нет, сын миллионера вполне здраво отвечал на вопросы и, собрав в кулак все силы, четко расписался на документе, подтверждающем его согласие. А вот сам миллионер вел себя слишком нервно. Он сокрушенно качнул головой, увидев изнутри здание «Новой жизни», прослезился, заметив камеру, куда собирались поместить его сына и десять раз переспросил у Жирносека, уверен ли он в надежности процедуры, хотя получил на это ответ еще при их первой встрече. Конечно, его можно было понять, мужчина навсегда расставался с единственным сыном. Но, по представлениям Богдана Ильича, человек, сколотивший в России крупное состояние, должен был иметь более крепкую нервную систему. Юноше вкололи сильнодействующее снотворное. Когда он уснул, Жирносек набрал в шприц антифриз. — А может, не надо! — схватил его за руку миллионер. — Я оставлю все деньги, а он пусть вернется домой. — И, улучив момент, уйдет из жизни, теперь уже навсегда? — глянул на мужчину Богдан Ильич. — Ладно, колите. Жирносек ввел раствор. Молодого человека поместили в камеру. — По большому счету мы в любом случае сделали хорошее дело, — подумал Богдан Ильич. — Даже если юношу не разморозят, он без страха ушел из жизни, а его родители надеются, что когда-то их сына пробудят от долгого сна и вернут ему здоровье. Глава 19