— Она же за тебя замуж вышла по большой любви. Даже очень большой. А иначе какой ей смысл было тащить в свой шикарный дом голодранца. Если мы пригрозим, что шлепнем тебя, она живо подпишет все бумаги. — Думаешь, ей моя жизнь дороже своей? — Лавочкина, если окажется в наших руках, по-любому жмурик. А тебя она, дура, обязательно пожалеет. Врубаешься? — В общих чертах. — Ладно, тебе больше и не надо. От тебя сейчас требуется совсем другое. Ты хорошенько раскинь мозгами, как нам твою благоверную сцапать. Она же крутая бизнесменша, небось, везде ездит с охраной. — Да какая там охрана! — поморщился Анатолий. — Видимость одна. Ее сопровождают два человека, водитель и мужик, корчащий из себя телохранителя. Вечно какой-то сонный, медлительный. — Вот таких сонных и медлительных как раз надо больше всего опасаться. В нужную минуту они взрываются, будто порох, хотя никто от них этого не ждет. — Так и они с водилой не будут ждать, если вы застанете их врасплох. Я подскажу — где. Вам там будет удобно нейтрализовать обоих и захватить мою благоверную. Бандит в упор посмотрел на бывшего стриптизера: — Замечательная идея. А теперь подумай, почему она ни к черту не годится. Минуты на три воцарилась тишина, а затем Анатолий неуверенно произнес: — Ты хочешь все сделать один? — У меня пока еще все дома, — Бандерлог костяшками пальцев легонько постучал по своему лбу. — А вот ты соображаешь хреново. Ведь главное условие нашей безопасности — добровольное желание твоей старухи заморозиться из-за какой-то вымышленной неизлечимой болезни. А какая, нафиг, добровольность, если мы захватим ее, вырубив охранников. Тут и последний дурак сообразит, что твою жену вынудили лечь в морозильную камеру. — А-а-а, — протянул бывший стриптизер. — Вот тебе и «а». Думай, как ее взять без шума и лишних свидетелей. Хорошо думай, иначе вместо бабок мы все получим нехилые тюремные сроки. Это тебя, если решишь зажать бабло, мы шлепнем без особых церемоний, а твою старуху надо выцепить чисто, — Бандерлог усмехнулся, но от его улыбки у Анатолия пробежал мороз по коже. Ему без обиняков дали понять, какая судьба его ждет, если он решит кинуть бандитов. — У меня и мыслей таких не было — деньги зажимать! — возмущенно заявил он. — Верю. Я так, на всякий случай, — сказал Бандерлог. Ударили по рукам. Бандерлог тут же договорился с Фитилем о встрече. Они сумели прийти к соглашению, хотя ради этого Бандерлогу пришлось посулить большую часть обещанного вознаграждения. Такое распределение было справедливым, так как Бандерлогу досталась роль посредника. Брали Лавочкину уже проверенные люди Фитиля, так как он не хотел, чтобы у кого-то возникли хотя бы догадки о главной, криминальной составляющей работы «Новой жизни». Даже если завесу тайны приоткроет свой брат-бандит. С одной стороны, Фитилю крупно повезло. У Лавочкиной оказалась серьезнейшая болезнь, рак груди, о которой она пока не говорила мужу. Онкологию нашли сравнительно недавно, шла речь об операции. Но для человека, ведущего бизнес в российских условиях, то есть регулярно подвергающегося жестокому стрессу, известие о коварном недуге могло оказаться последней каплей, нокаутирующим ударом, заставившим обратиться в «Новую жизнь». Только молодой супруг не вписывался в общую картину. Но если у кого-то возникнут сомнения и желание разобраться с историей заморозки бизнес-леди, можно пустить слух, что Анатолий стал ей отказывать в маленьких интимных радостях. И он это подтвердит, никуда не денется. Вот только Лавочкина проявила удивительную стойкость. Слова Фитиля о том, что у нее только два пути — в морозильную камеру или в могилу — она словно пропустила мимо ушей. И жестокую пытку выдержала на зависть любому мужику, а когда Корнеплод на время угомонился, мстительно прохрипела: — Пусть я умру, но и вас, голубчиков, надолго в тюрьму посадят. При моих-то деньгах. — Кстати, о деньгах. Вернее, том человеке, который мог бы распоряжаться ими после твоей смерти. Если ты, мерзавка, продолжишь упираться, мы его тоже сюда привезем. И будем пытать на твоих глазах, — кровожадно заявил Фитиль, внимательно отслеживая каждое движение Лавочкиной. Он успел заметить, как женщина на мгновение дрогнула, но тут же взяла себя в руки и с деланным равнодушием ответила: — Привозите, вместе будет легче умирать. — И привезем. Он сейчас в нашей блат-хате рулетку крутит, думает, придурок, что угодил в подпольное казино. Через час доставим. Протяжный стон вырвался из груди женщины. Она надеялась, что Анатолий сидит дома, под надежной защитой стальных дверей и двух постов охраны — у въезда на территорию их дома и в подъезде. Тогда бы бандитам потребовалось время, чтобы его достать, а Лавочкину хватились бы завтра утром. И начали активные поиски. Но муж ее подвел, здорово подвел. — Ладно, я все подпишу, только вы его не трогайте! — Естественно. Ты сама посуди, зачем нам его мочить, если ты подмахнешь документы? Мы же тогда сами все испортим. Когда вежливого бандитского нотариуса сменил Жирносек, сделавший Лавочкиной укол снотворного, женщина подумала об одной подозрительной вещи. Почему бандит так уверен, что получит свои три миллиона? Ведь на руках у него есть только ее письмо, где кроме прочего она просит Анатолия выдать деньги. А если он откажет? Неужели бандиты станут угрожать применением силы? Вряд ли. Их главарь производит впечатление умного человека, он наверняка понимает, что охранные структуры корпорации, имеющей миллиардные обороты, прихлопнут его банду, как мошку. Нет, тут что-то другое, слишком уверен главарь в своем успехе. Неужели предал Анатолий, неужели он сдал жену бандитам, чтобы завладеть ее деньгами? Похоже, очень похоже. Достаточно вспомнить ту легкость, с которой ее захватили. Здесь не обошлось без предательства. А ведь она только ради того, чтобы Анатолия пощадили бандиты, согласилась на заморозку. Вот дура! Эта была последняя мысль Инессы Григорьевны. Глаза ее сомкнулись, и Жирносек сделал второй укол — антифриза. Глава 38 — Наша контора всегда соблюдала главный принцип социализма «каждому по труду». А иначе советская власть рухнула бы гораздо раньше, — Бахрушин протянул Комбату две небольшие пачки — долларов и рублей. — И при Брежневе с Андроповым баксами платили? — Борис сунул деньги в карман плащовки, так как его бумажник для такого количества купюр был маловат. — Ну, до такого не доходило, хотя иногда выдавали инвалютные чеки. Зато особо отличившимся сразу вручали ключи от машины. — Выходит, я особо отличившийся? — поинтересовался Рублев. — Как тебе сказать. Сейчас, в отличие от того времени, новыми «Жигулями» никого не удивишь, а на другую машину у тебя денег не хватит. — Ну почему же! А «Ока» или «Запорожец»? — Мы говорим о машинах, — напомнил Бахрушин. — И для страны польза от твоей командировки минимальная. Зато наши друзья-американцы не поскупились, к оговоренной сумме добавили премиальные. Скажи честно, Борис, они сначала хотели дать деньги тебе на руки? — Был такой разговор, но я, как русский офицер, предпочел обойтись без чужих подачек. Мои заслуги должно оценивать мое же государство, — прямо рубанул Комбат. — Вот государство и оценило. Некоторые руководители уже поняли, что главное наше богатство — не сырье, бездумно продаваемое за границу, а люди. Впрочем, оставим высокие материи, ты лучше скажи, как съездил? Душу защемило, когда увидел места, где когда-то воевал? — Да. Я и здесь с друзьями часто вспоминаю об Афгане, но там, на месте, все представилось гораздо четче, словно мы только вчера вышли из боя. Временами казалось, что стоит перейти реку, и я окажусь не в суверенном Таджикистане, а снова в СССР. Только английская речь постоянно возвращала меня к действительности. Тогда мы с американцами были врагами, а теперь превратились в союзников. — Надолго ли? — вырвалось у Бахрушина и он, пытаясь исправить оплошность, взглянул на часы. — Ладно, Борис, извини, надо идти к начальству. Комбат извинил. Он вернулся домой и отключил от сети мобильник, успевший полностью разрядиться за время его отсутствия. Введя пин-код, Борис увидел, что чаще всего с ним пытался выйти на связь Подберезский. — Ишь, Андрюха, не терпится ему узнать, как я съездил. Ладно, наберу, доложу. Но выяснилось, что Подберезского мало интересовали детали поездки Комбата. Другое, куда более масштабное и трагическое событие заслонило вояж Рублева в места их совместных боев. — Убили? — грустно переспросил Борис, услышав скорбное известие о гибели Буданцева. — Да, Иваныч, буквально пару дней тому назад. Ты подъезжай ко мне, помянем, обсудим. — Хорошо, только немного приведу себя в порядок. Меня же только утром сюда доставили, и пришлось, едва отдышался, срочно ехать по делам. К появлению Комбата Андрей успел накрыть стол, хотя особых усилий это от него не потребовало. Как холостяк, зарабатывающий несколько больше среднего москвича, он давно и успешно приспособился закупать готовую еду в кулинарном отделе расположенного неподалеку гипермаркета. До этого Андрей перепробовал несколько вариантов, пару раз траванулся, однако сумел найти то, что его больше всего устраивало. Подберезский с хрустом свинтил крышку. Выпили, не чокаясь. Каждый вспоминал о друге, тело которого только вчера предали земле. Комбат нарушил молчание, глухо сказав: — Я только вернулся оттуда, где гибли наши друзья. Но то война, хотя бессмысленная и непонятная для простого русского человека. У меня были сослуживцы, нашедшие смерть во время учений или тренировочных занятий. Но они были людьми военными, осознанно выбравшими дело, связанное с риском. Тут же погиб человек вроде бы мирной профессии, хотевший всего лишь донести до людей правдивую информацию. — Не скажи, Иваныч! Я где-то читал, что среди журналистов процент погибших даже выше, чем у военных. Сейчас это одна из самых рискованных профессий. — Вот и я о том же. Правда очень дорого стоит, особенно такая правда, которая ущемляет интересы влиятельных людей. Игорь был отчаянным человеком. Я помню, как познакомился с ним. Тогда его выследили футбольные фанаты и хотели отомстить ему за разоблачительную статью. А ведь он знал, с какими опасными людьми имеет дело, и, тем не менее, продолжал свою работу. — У меня есть хороший знакомый в милиции, я обратился к нему. Когда он узнал, что Игорь был моим другом, то сообщил некоторые сведения, пока закрытые для прессы. Тут есть очень любопытный момент. Все указывает на то, что с Буданцевым расправились фанаты. Убийство произошло рядом с местом, где они устраивали свои тренировки, характер травм говорит о том, что использовались типичные для озверевших юнцов орудия преступления. В официальной версии утверждалось, будто фанаты устроили Игорю ловушку. Они заманили его обещанием сообщить какую-то сенсационную информацию и жестоко избили. Но среди травм эксперты обнаружили повреждение, нанесенное раньше остальных. Скорее всего Буданцева ударили по голове, лишив его сознания и только потом отвезли на место преступления. — Логично. Игорь был достаточно умен. Если бы ему назначили встречу рядом с тренировочной базой фанатов, он бы заподозрил неладное. — Да, верно, но и среди фанатов есть умные люди, те, кто организует и направляет их деятельность. Они бы не стали убивать человека, который уже написал разоблачительную статью, просто из-за мести, и уж, во всяком случае, выбрали другое место для расправы. Если бы Игоря убили сразу, можно было предположить, что с ним расправился молодняк, действовавший без одобрения своих вожаков, и первоначально они хотели ограничиться показательным избиением. Но увлеклись и перестарались. С учетом того, что его везли, картина убийства радикально меняется. Преступление спланировали заранее и таким образом, чтобы перевести стрелки на фанатов. На это мне очень туманно намекнул мой знакомый, остальное я уже сам додумал. А следствие, как ему полагается, разрабатывает все версии. — Это тебе тоже сказал твой знакомый? — Нет, это я тоже додумал сам. — Молодец! Я мыслю примерно в том же ключе. У меня была возможность поближе узнать фанатов, когда они скопом навалились на Игоря. Типичные шакалы, способные больно укусить и убежать, поджав хвост. Причем нападают они, для куража подогрев себя алкоголем. И убить могут, только случайно ударив в уязвимое место. Тут же человека лишали жизни преднамеренно, долго и жестоко. И еще одно соображение. Для серьезных людей месть — это блюдо, которое едят остывшим, а разная шелупонь употребляет его только горячим. Стоит выветриться обиде, и боязнь наказания за содеянное перевешивает жажду мести. Поэтому о фанатах можно забыть и копнуть тех людей, о которых собирался писать Игорь. Или вспомнить важных персон, чье грязное бельишко он выставил на всеобщее обозрение несколько месяцев или даже лет тому назад. Все же месть, как причина убийства, кажется мне менее вероятной. Скорее всего Игорь задел интересы преступной группы, и те, боясь разоблачения, решили вопрос традиционным для себя способом. — Кажется, ты, Иваныч, попал в яблочко. А вот и доказательство, которое Игорь передал мне для тебя буквально за три для до гибели, — Андрей протянул Борису конверт. — Что это? — удивился Комбат, — нащупав в конверте какой-то твердый предмет. — Откуда мне знать? Буданцев попросил мне передать письмо тебе, если с ним что-то случится. — Молодец, выполнил его волю. Но здесь отсутствует приписка «вскрыть в одиночестве», — Борис надорвал конверт, из которого выпал ключ.