— Выходите с поднятыми руками! — раздалось снаружи. — На хрен пошли! — заорал в ответ Гера, как будто бы его могли услышать. Потом он закричал охраннику: — Э, тварь! Выходи сейчас же! Или я пристрелю продавщицу! Охранник откликнулся: — А как я выйду, если тут огонь? — Да мне насрать! Выпрыгивай! Может, не обожжешься. А если и обожжешься — мне тоже по фигу. Сюда, я тебе сказал! Охранник помедлил несколько секунд. Гера заорал: — Считаю до трех — и она труп! При этом он направил ствол на ближайшую продавщицу. Несчастная совсем еще молодая девчонка, увидев направленный в свою сторону черный провал ствола, завизжала и попыталась отползти. Но тело ее парализовал страх, и все, что получилось, — это нелепое дерганье на месте. — Раз! Охранник выпрыгнул из огня, как некий супергерой, который сейчас сокрушит всех врагов и спасет всех хороших. Но так казалось только до тех пор, пока тот не стал перед Блохиным, заложив руки за голову. Гера, сверкая бешеными глазами, выдавил: — На колени, тварь! Охранник опустился на колени. Гера скомандовал. На человека налетели, стали бить чем попало — руками, ногами, обрезами… Животная злость объяснялась тем, что всем было очень жалко Максима. — Ну, что будем делать? — простонал Егор, глядя на толпу милиции снаружи. — Не знаю, — ответил Гера. — Надо пробиваться. Берем заложников — и пошли. Они вышли на улицу, прикрываясь продавщицами, прижимая к головам заложников стволы. — Дайте нам уехать! — прокричал Гера. И в этот момент небо обрушило на них свой гнев. То есть, конечно, не произошло ничего потустороннего. Нет, просто руководство операции получило от мэра Москвы недвусмысленный приказ: никаких переговоров с преступниками. Стрелять на поражение. И полетели пули. Гера успел увидеть, как падает Егор, у которого вместо головы остался уродливый кровоточащий обрубок, как оседает на землю продавщица, за которой укрывался Вадим. Она падала, удивленно глядя на то, как расплывается на животе форменной блузки алая клякса. Вадим ошарашенно взмахнул руками, повел обрезом куда-то вверх, а потом его горло лопнуло, брызнув кровью, а левый глаз превратился в черный кратер… Гера запаниковал. А потом пуля ударила его чуть выше переносицы. И перед тем как обрушилась темнота, он успел почувствовать страшный удар, опро — кидывающий мироздание, смешивающий его с прахом и мусором… Осипов посмотрел на добычу. Перед ним в распахнутом рюкзаке искрились драгоценности. Он меланхолично поворочал их пальцами. — Красиво, — сказал он. — Это точно, — кивнул Игорь. Его голос звучал тускло и безрадостно. Немудрено, если учесть, что буквально два часа назад он потерял друга. — Значит, сделаем так, — сказал Григорий. — Добычу спрячем вместе. Нужно такое место, где она сможет пролежать без проблем три месяца. Потом вы возвратитесь и мы заберем ее вместе. — Есть одна идея, — сказал Игорь. — Но для этого надо вернуться в Москву. Подвезете? — Запросто, — ответил Осипов. Игорь сказал Андрею: — Подожди меня здесь. Я приеду на своей машине. Через три часа «вольво» Мотина остановилась возле заправки. Андрей сел рядом с Игорем. Тот пристально глянул на компаньона и спросил: — Боялся, что не вернусь? — Не то чтобы очень боялся. Все-таки пятнадцать тысяч долларов, которые есть у меня, — это неплохая сумма. — Только не тогда, когда добыча составляет пятьсот тысяч. — Ничего себе устроили приватизацию, — восхитился Андрей. — Вот именно. Теперь драгоценности лежат в моей второй квартире. Андрей удивился: — В какой «второй»? Игорь объяснил: — Я тебе не говорил. И никому не говорил до сегодняшнего дня. Не так давно я на всякий случай прикупил себе квартиру через третьи руки. Формально она принадлежит одной бабушке. Бабушка одинокая, страдающая маразмом… Она, строго говоря, просто не знает, что за документы подписала. Так что формально квартира ее, а реально ключи у меня. Драгоценности там. Квартира запирается на два замка. Замки — немецкие. Такие почем зря не взять. Ключ от одного замка — у меня. От второго — у Шелепина. Это у нас страховка. — А взломать? — Замки очень серьезные. Плюс — есть еще некоторые сюрпризы для того, кто попробует открыть квартиру только с одним ключом или вовсе без такового. Короче, знаем место только мы, и войти тоже можем только вместе. Запомни адрес. Игорь наклонился к уху Андрея и прошептал улицу и номер дома. — Через три месяца будем открывать, — закончил Игорь свой монолог. И они двинулись прочь от столицы. Пока — на юг, туда, где сейчас не протолкнуться от людей, где сам черт ногу сломит от толп и давки. Там искать труднее. Их путь лежал по проселкам, через деревни… Не то чтобы они сильно боялись разоблачения, просто рисковать не хотелось. И вот через маленькую сельскую гостиницу, через несколько поселков они въехали в Тулу… Глава 8 Комбат сидел без света. До него донесся взрыв, а потом в гостинице начался хаос. Еще не у всех был выключен свет, кое-кто смотрел телевизор, кто-то читал. После замыкания в упавшей на гостиницу темноте люди стали выскакивать в коридор, громко спрашивая, что случилось. Комбат стремительно оделся и влился в общий поток. Люди были похожи на пластилиновых кукол, двигались они неверно и дергано. Так бывает, когда в темном помещении, где полно людей, включают какую-нибудь бешеную музыку. Тогда люди превращаются в выходцев из неведомых преисподних. Здесь было как раз то же самое. Странно — Борис помнил, что должно было быть темно. Но откуда-то лился свет — гадкий и липкий, как раздавленная гусеница… Свет прервался вспышкой — такой, что глаза отказывались видеть нормально. Перед глазами Комбата потянулись вереницы, ряды скелетов — таких же неестественных и страшных, как и люди в этой сошедшей с ума гостинице… Комбат проходил коридор, будто полосу препятствий. В него немедленно врезался один из скелетов, обхватил руками, завизжал в ухо что-то невразумительное. Рублев попытался оторвать это страшилище, но оно обезумело и впало в такую панику, что по цепкости сравнялось с хорошей пиявкой. Борис сбрасывал его руки, но скелет успевал схватиться снова, и не только руками — он обвивал Комбата ногами, он вообще готов был взобраться ему на руки… — Мама! — разобрал Борис единственное членораздельное слово в причитаниях несчастного. Борис понимал, что у него нет времени церемониться с ним. Тем более что, раз уж это скелет, значит, он мертв и нет смысла заботиться о его безопасности. Рублев перехватил скелет за хребет, поднял в воздух, с удивлением почувствовав его пенопластовую легкость. — Извини, приятель. Не до тебя! — Рублев со страшной силой бросил скелет в стену. Тот ударился и рассыпался на множество мелких осколков. Комбат удивился, что до сих пор нет дыма. Почему-то он точно знал, что дым должен быть обязательно. И тут же, словно по заказу, лестница наполнилась густой, вязкой, смолистой взвесью. Дым пополз по коридору, и это было страшно. Он не был обыкновенным. Маслянистые букли волоклись по полу, свиваясь в лохматые канаты, складываясь в карикатурные маски и кривляясь демоническими рожами. Каждая из них глядела только на Бориса, говорила только с ним, но Рублев был не в силах услышать, что кричат ему жуткие дымные монстры. Соваться в этот дым было бы глупо. Борис ударил плечом в одну из ближайших дверей. Заперто. Он ломанулся во вторую и буквально влетел в номер вместе с женщиной, как раз собравшейся выбегать. — Убивают! — логично заорала она. — Кому ты нужна? — проворчал Борис, отталкивая ее и срывая с подушки наволочку. Слабая защита, но лучше, чем никакой. Пустив в ванной струю холодной воды, он намочил наволочку и снова выбрался в коридор. Возле лестничного пролета сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, зажал нос и рот мокрой наволочкой, зажмурился и очень осторожно вышел на лестницу, намертво вцепившись в перила, чтоб никакой шальной придурок не сшиб его с ног. Загреметь с лестницы в таких условиях — это гарантированный каюк. Если не шею свернешь, то задохнешься едкой гадостью из дымовых шашек. Странное дело — когда он защитил себя таким образом, чудовища немедленно шарахнулись от него. Дым между тем расползался по коридорам. Это редкостная гадость — дымовая шашка. Она воняет так, что блевать будет даже тот, кто неделю ничего не ел. Будет непереносимыми спазмами выворачивать наизнанку, выхаркивать внутренности и желчь… — Блин, он человек или нет? — прозвучало в воздухе. Рублев обернулся, но рядом не было никого. А страшный дым держался где-то в паре метров, кривляясь и дергаясь. Комбат спускался по лестнице и думал, что это один из самых больших подвигов, на которые он пошел в своей жизни. Чтобы в других обстоятельствах он так сделал… Хотя чего зарекаться. Вот сейчас делает — наверняка и в другой ситуации полез бы. Обстоятельства — вот что формирует наши действия… Он надеялся только на то, что по лестнице вниз не ломанется кто-нибудь, кто примерно адекватен ему по весу. Тогда ведь можно перила и не удержать. Только подумал — и на тебе: на едва пройденную площадку, прогромыхав по ступенькам, скатился кто-то. И, судя по неприятному хрусту, что-то себе поломал. Отделенный от Рублева стеной дыма несчастный тоненько закричал. Так закричал, что было непонятно, мужчина это или женщина. Комбат силой удержал себя от идеи проверить, как он там. Как бы он там ни был, но прямо сейчас ему толком не помочь. А где-то внизу — тварь, которая за все это ответит, когда Рублев до нее доберется. Комбат вывалился из дыма на первом этаже. Его кто-то схватил и повалил на пол. Рублев рванулся, но держали очень профессиональные руки! — Отвалите, кретины! Он в подвале! — крикнул Борис. И тут же понял, что это никакие не руки, а щупальца — цепкие и сильные. И что никто не среагировал на его предупреждение, и то существо, которое он преследовал, сумеет уйти, скрыться, добраться… До чего добраться?! Или до кого? Борис не мог вспомнить. Странно, но именно это незнание породило силу. Он рванулся, и щупальца не выдержали, лопнули. Что-то бесформенное шарахнулось от Комбата прочь, в темноту. Он не догонял — некогда. А со стороны подвала на него неслись двое людей. Или все-таки нелюдей. Рублев рассмотрел синюшные лица и длинные клыки, казавшиеся серебристыми.