Он отправился по магазинам и через пару часов приехал домой, загруженный пакетами с приобретениями. Изменение одежды — это тоже перемены в человеке. Потому что те, кто ищут, обычно имеют стереотипы. Если известно, что человек обычно ходит в официальном костюме или, того похлеще, в униформе, то поди узнай его в обтрепанном рубище бомжа или в спортивнокриминальном «адидасе». Дома Кулагин принялся экспериментировать с обликом. Через несколько проб и ошибок он сделал из себя замечательного совкового деревенщину, намешав в одном прикиде всего, чего только можно. Это и вправду свойственно некоторой части постсоветских граждан — носить винегрет из вещей по принципу «что поновее». Удовлетворенно вздохнув, Кулагин переоделся в человеческое и взялся за телефон. Покопавшись в недрах записной книжки, он нашел номер того, кто мог ему помочь с документами. Чтобы лишний раз не светиться, Аркадий Леонидович позвал его к себе. Человек приехал через полчаса. Он был молодым, и немного странным — в каждом движении будто бы пританцовывал. — Гоша, друг, ты мне можешь организовать паспорт? — Запросто. Нужных людей знаем, они тоже знают свое дело. От вас — фотографии. И пожелания. — Какие еще пожелания? — Обыкновенные. Некоторые потом, когда новый паспорт получат, обижаются. Им не нравится, что их делают евреями, или русскими, или латышами. Им не нравятся фамилии, иногда — семейное положение. Короче, просто скажите, кем бы вы не хотели быть? — Да не знаю. Меня вроде ни за кого не примешь. Так что было бы неплохо оказаться просто русским. — Это можно устроить. — Хорошо. Ну, еще — чтоб паспорт не был переделанным из какого-нибудь бандитского! — Вот за это точно не переживайте. Фирма веников не вяжет. Если есть средства, то советовал бы проплатить по максимуму. Тогда вы получите документ на чистом бланке. Их у мастера немного, так что услуга недешевая. — Сколько? — спросил Кулагин. — Две с половиной тысячи долларов, — ответил Гоша. Директор поколебался, потом вытащил остатки денег и отсчитал нужную сумму. Грустно посмотрел на жалкую сотню мелкими купюрами, с которой в итоге он остается пока. И решительно сказал Гоше: — На новом. — Половину суммы в задаток. И фотографии. — Ой. Пошли заскочим в какое-нибудь срочное ателье. Гоша невозмутимо согласился. Ему-то было все равно. А вот клиент забавный. Явно торопится. — Чего случилось-то, Аркадий Леонидович? Натворили чего? — Ничего я не натворил! — воскликнул директор гостиницы. И Гоша немедленно решил, что на самом деле натворил, да не по мелочи. Иначе с какой радости ему срочно нужен поддельный паспорт, зачем он выбрил голову. И почему он настолько отупел, что не понимает: фотографии на паспорте — это первое дело. Гоша промолчал, решив, что расспрашивать дальше нет смысла. Клиент, как говорится, ушел в глухой отказ. Теперь он и матери родной ничего не скажет. Кулагин нашел ателье срочного фото — там все делали буквально за двадцать минут. Сел перед автоматической камерой, сделал лицо, максимально соответствующее выдуманному образу. Блеснула вспышка, и невозмутимый служащий попросил подождать двадцать минут. За это время Кулагин и Гоша успели попить пива в павильоне рядом. Гоша трепался о чем-то неинтересном, но очень важном для него. Аркадий Леонидович слушал, кивал, но слова пролетали сквозь него, не задерживаясь. Мысленно он был уже далеко отсюда. Где-нибудь в Петербурге, к примеру. Это не Москва с ее регистрацией, чересчур внимательными ментами и тому подобными прелестями. Нет, только в Питер. Он тоже большой, там тоже можно найти для себя подходящее дело. Гоша тоже думал. Его треп был только маскировкой для вызревающих мыслей. Наконец подошло время. Кулагин забрал фотографии — они были еще влажными. Протянул их Гоше. — Когда? — спросил он. — В течение недели, — улыбнулся Гоша. * * * Анна и Комбат виделись каждый день, начиная с того случая, как она прибежала к нему зареванная с письмом. На сегодня они тоже договорились. Но Анна пришла, еще не дожидаясь вечера. — Привет, Боря. Слушай, тут ерунда какая-то. — Что такое? — Кулагин на работу не пришел. Комбат немедленно прикинул, не пора ли рисовать еще один крестик на воображаемом фюзеляже убийцы. Но получалось, что нет. Рановато. До предполагаемого убийства еще два дня. Ага, и что же тогда должно все это означать? — А может, он просто заболел? — уточнил Комбат. — Нет, не заболел. Я решила ему позвонить, когда он уже на два часа опоздал. Никто не поднимает трубку. Я позвонила на мобильный — тот вообще отключен. Мне это все не нравится. Я боюсь за него, хоть он и сволочь. — Что ты предлагаешь? — Не знаю. Может, съездим к нему домой, посмотрим? На всякий пожарный. — Ну, давай съездим, — согласился Борис. Он снял с зарядки мобильник, бросил взгляд на экранчик — нормально. Часа на четыре должно хватить, а потом дозарядится. — Вызываем такси, — сказал он. Анна кивнула и вышла из номера. Борис залез в сумку, вытащил маленький плоский «байярд». Пистолет был старым, но очень ухоженным и проверенным. Великолепная вещь для скрытого ношения. Вот как сейчас — в поясной сумке. Рублев спустился в холл. Анна стояла на крыльце и разговаривала с водителем такси. Борис вышел к ней. — Ну, поехали. Ты знаешь, где он живет? — Я адрес знаю, — ответила девушка. Оказалось, что Кулагин обитал не очень далеко от гостиницы. Ну, или таксист вез их очень коротким путем. Для людей его профессии подобное было нетипично. Сам Рублев вспомнил, как однажды в Москве его везли добрых десять километров на расстояние, которое, как выяснилось потом, пешком можно было пройти. Они остановились перед подъездом. — Вот его машина, — сказала Анна. — Значит, никуда не уехал. Ну что, звоним? — спросил Комбат. Анна кивнула. Домофон, наверное, чуть не перегорел, пока они ждали ответа. Гудков, во всяком случае, прошло не меньше сотни. — Может, все-таки нету? — усомнилась Анна. Комбат нажал на кнопку отбоя. — Да пес его знает. Может, вообще с перепугу руки на себя наложил! Анна побледнела. — Да что ты говоришь. Он не сможет, зачем ему. — Анюта, о чем ты?! Здесь творится черт знает что! Какие-то мерзавцы убивают людей, прикидываясь выходцами с того света. И все верят в то, что их преследует преисподняя. Так скоро поверят и в чертей с рогами. Знаешь, в такой атмосфере даже у самого здравомыслящего человека крыша поедет со свистом. — Он не здравомыслящий, — покачала головой Анна. — Он просто трус. Он никогда не осмелится руки на себя наложить! — Значит, мог и в бега пуститься. А что машина здесь — это не показатель. Наверное, так он решил следы заметать. Пойдем? — А может, зайдем в подъезд с кем-нибудь? — спросила Анна. — Не знаю. Если он нам не открывает здесь, то не откроет и если мы будем под дверью квартиры. — Ну а все-таки, — настаивала Анна. — Хорошо, давай попробуем, — согласился Борис. Он успел еще выкурить целую сигарету, пока из подъезда показался человек. Пожилой, полный, с жирным мопсом на поводке, напоминающим самого хозяина. Комбат и Анна, проскользнули мимо него. Собаковод не препятствовал, хотя и смерил их подозрительным взглядом. Он не знал, за кого принять эту парочку. Уж точно не за тех, кому негде трахаться, вот они и ходят по подъездам. Значит, или жулье, или просто чьи-то собутыльники. Выведя для себя такую бесхитростную истину, старик отправился выгуливать своего мопса. В подъезде Комбат остановился и тихо сказал Анне: — На лифте не поедем. Четвертый этаж — невысоко. Пройдемся. Только очень тихо. И звонить не сразу будем. Я сначала хочу послушать, что делается в квартире. Они осторожно поднялись. Дверь квартиры Кулагина была внушительной, железной. Рублева взяло сомнение, получится ли что-то расслышать за такой фортификацией! Он неприязненно покосился на глазки соседних квартир. Махнул рукой и прижался ухом к дерматиновой обивке. Как и следовало ожидать, ничего толком не расслышалось. С равным успехом это могли быть и шорохи, производимые тем, кто прячется от постороннего внимания в квартире, и воображаемые звуки вроде тех, что издает раковина, когда ты ее слушаешь. Анна подергала Комбата за футболку. Вопросительно кивнула в сторону двери. Рублев пожал плечами. Еще немного послушал, а потом, не отрывая уха от двери, нажал на беленькую пуговицу звонка. В квартире мелодично запиликало.