— Валяй рассказывай, — сказал он и сделал большой глоток из своего бокала: теперь и ему сильно захотелось пить. — Осеменитель отработал смену, складывает агрегаты в сумку, направляется к выходу, а Буренка ему вслед: «Ваня, а поговорить?» Андрей расхохотался — анекдот он знал, но смеялся не ему. Надо же, с буренкой сравнили! И кто — сексуально озабоченная девочка! Орлом его называли, тигром, быком и медведем. Даже кабаном! Но, чтобы буренкой?! — Да ты, видно, не быстро раскочегариваешься! Тебе посмотреть надо, потрогать! Так бы и сказал — музыку можно включить, потанцевать. Что предпочитаешь — из наших или из ваших? — Токио-отель или Джо Дассен? — перевел вслух Андрюха. — Валяй Джо Дассена. Только я не танцую. И тебе не советую. Садись — поболтаем. Марина теперь уже с опаской покосилась на его могучие колени, включила проигрыватель и остановилась. Он бережно привлек ее, усадил рядом — благо успел передислоцироваться на диван. — Расскажи о себе, куколка! Как вы, молодые, дошли до жизни такой, что под едва знакомого дядьку улечься готовы? Ты же доктор? О болезнях бы подумала, если чувства перехлестывают… «Перелет!» — подумала Мариночка и решила сменить тактику. Она уткнулась носиком в плечо нравоучителю и зашептала: — Я не врач, я медсестра. Врачи — они еще посмелее будут! Вот ты про доктора Зернова спрашивал. Он знаешь, какой непристойный был, за ноги хватал, если у его кресла остановишься. И все норовил в сестринскую затащить. Я и решила, что все взрослые мужики — такие. Откуда мне знать, чего ты ждал? Как в кино показывают, так я и веду себя… «Не то кино ты смотришь, девочка», — подумал Андрей. Но вслух произнес другое: — Так он развратник был, этот Зернов? К медсестрам цеплялся? Его, видно, из-за какой-нибудь жалобы и выгнали? — А почему ты про него все время спрашиваешь? Ревнуешь? — Еще как! — соврал Андрей. — Я бы с ним поговорить не прочь. Что за монстр такой? Девиц за колени лапает, теткам зубы недолечивает… Должен кто-то за слабых вступаться? Да или нет? Отвечай! — Для слабых Робин Гуда придумали. В него, что ли, играть будешь? — Почему нет? Отличный персонаж — добрый, честный, справедливый… Укажи на обидчика и жди — за тебя есть кому вступиться. Мариша, давай начистоту — мне твой Зернов позарез нужен. У меня к нему разговор по делу, на бабки завязанный. Я и к тебе из-за него пришел. Хотя — не только, ты мне сразу понравилась. Помоги, если можешь. От этого зависит судьба одного хорошего человека. И можешь быть уверена — стану твоим Робин Гудом, сэром Ланцелотом или Дон Кихотом. Говоря эту пафосную тираду он почти верил, что сейчас услышит честный ответ, прочтет в порочных глазенках раскаяние. Однако юная медсестричка скептически поджала яркие губы, спортивно свела и развела плечики, но не ответила — лишь взмахнула челкой. — Почему я должна тебе помогать, Андрюша? Ты ищешь моего бывшего босса — и это только твои проблемы. Я тебе не соратница по борьбе, и в долю ты войти не предлагаешь. Спрашивается — на что рассчитываешь? Даже такой мелочи, как постельная радость, пожалел — нравственность прорезалась! Иди-ка ты домой со своим шампанским! Не знаю я, где сейчас Кирилл. Бросил он меня, понимаешь! Поматросил и бросил… А ты даже матросить не захотел… Так что будем считать, что никто никому ничем не обязан. Ни ты мне, ни я тебе. Информация в качестве бонуса: нет его в Москве. И в России нет… Полетел птицу счастья ловить… В теплые края… Подберезский даже прощаться не стал после такой отповеди — молча поднялся и вышел. Уже «в спину» услышал смешок: «Следопыт хренов!» Почему-то не нашлось сил обернуться и ответить. Чувство гадливости захлестнуло крепкого, уверенного в себе мужчину. Казалось невозможным применить к девчонке насилие, но ничего лучшего, чем крепкая пощечина, она не заслуживала. В том, что она знает Зернова лучше, чем признается, не было никаких сомнений. Придется покаяться Борису Ивановичу, что роль сердцееда сыграть не удалось. Путь к Зернову по-прежнему закрыт. Глава 12 Они почти приехали, но спасенная женщина так и не пришла в сознание. Переговорщик считал, что ее состояние внушает тревогу, и настаивал на профессиональном медицинском осмотре. Иван думал, как внести Алену в дом, чтобы не вызвать лишних пересудов. Виктор созвонился со своим личным врачом и попросил приехать в дачный поселок как можно скорее. Что делать с Максом, они пока не придумали. Оставить до поимки Семена? Отпустить? Наверняка можно спугнуть «шефа», вымогающего деньги из Иры. Как такой идиот может проявиться — одному Богу известно. Хорошо бы нейтрализовать и авторов сценария, и непосредственного исполнителя. С Ирой все ясно — как миленькая поедет в Англию, заодно и с Вовиком ближе сойдется — родня, как-никак. В особняке никто не жил, но управляющий время от времени включал отопление, ухаживал за мебелью, расчищал от снега главную тропку, ведущую от дома к воротам. У Ивана даже не было ключей и пультов от главных ворот и гаража, но он из машины созвонился все с тем же отставником — блюстителем порядка на элитных дачах — и попросил встретить их маленький кортеж с комплектом запасных отпирающих устройств. Управляющий должность ценил, поэтому не посмел даже изобразить любопытство или удивление — Иван Волошко навещал свои владения нечасто. За стеклом одной из машин можно было разглядеть миловидное женское лицо, покоящееся на плече у Виктора, но это было абсолютно невинно в сравнении с тем, кого приходилось видеть среди прибывающих гостей. Подумаешь — младший брат с женщиной! Оба прилично одеты, мужчины трезвые, дама слегка уставшая, на проститутку не похожа. Жена компаньона или просто дамочка с улицы? Какая разница? Во второй машине вообще одни мужики, и все при оружии — охрана… Иван отпустил управляющего, готового услужить — отпереть, запереть, подать или принести. Сегодня он желает хозяйничать в своих владениях лично, без помощников. Машины одна за другой въехали за надежную каменную ограду и остановились перед парадным подъездом особняка. Виктор выбрался наружу и принял Алену на руки. Иван уже ждал на ступеньках, придерживая дверь. Макса один из охранников ввел в дом с черного хода и оставил в цокольном помещении, предназначенном для размещения сезонной прислуги. Хозяин приказал наручники пока не снимать. Доктор приехал вскоре. Он давно работал на Виктора и его семью, считался человеком проверенным и бережно относящимся к чужим тайнам. Состояние Алены оценил как тяжелое нервное расстройство на фоне сотрясения мозга. Пообещал, что после соответствующей инъекции женщина обязательно придет в себя. Гарантировать, что она будет адекватна, не взялся. Братья Волошко напряженно вышагивали по длинному холлу, соединяющему гостиную с комнатой, где надежный доктор приводил в чувство жертву дочери Виктора. Переговорщик сидел тут же в глубоком кресле и шумно перелистывал найденные журналы. Огромные панели телевизоров мертвыми квадратными глазницами взирали на ситуацию — никому не пришло в голову включить хоть один из них, пока не выяснится, что с пленницей. * * * Теперь «возвращение в себя» ощущалось как нечто однажды пережитое, но все равно пугающее. Еще не было ясно, кто она и откуда сама себя знает, но уже болело и «дергало» — она кого-то потеряла… Кого-то очень важного, настолько значимого, что любая боль и неудобство меркнут перед этой потерей. Голова горела, язык плохо слушался, пальцы сгибались с трудом. Хотелось приподняться на локте, осмотреться, спросить… Только что? О чем? Или о ком? Надо вспомнить, обязательно вспомнить, прямо сейчас… Но вспоминалось другое — героиня недавно прочитанной книги, навсегда забывшая свои и чужие жизненные вехи… Кого она мучительно искала? О ком постоянно спрашивала? Кажется, называла имя. «Где Таня?» — говорила эта женщина, и никто не отвечал верно. Таня была повсюду, но не там, где хотелось ее видеть. И не та, что представлялась…[5] Таня, чужая дочка… Алена вдруг ясно вспомнила — сын, Петя! Так ясно, что стало больно под лопаткой, перед глазами замелькали разноцветные, равномерно дрожащие мухи. Она увидела новую, незнакомую комнату, зашторенные окна, роскошное трюмо, уставленное фарфоровыми фигурками. Рядом с ней сидел мужчина с очень озабоченным лицом, пахло лекарством. — Ну, слава богу! С возвращением! Я — семейный врач. Кто вы? Помните? Ответьте — это важно! — Где Петя? Кто с ним? Нужно найти Бориса Ивановича! — Отлично! Почти норма! — доктор тепло похлопал ее по руке и шагнул из комнаты. Сразу после этого вошел пожилой, хорошо одетый незнакомец. Он вопросительно смотрел на нее, на доктора, излишне громко шагал, нарочито-резко поворачивался на каблуках дорогих туфель. Через минуту появился еще один — невысокий, лысоватый, без лоска. Но спокойный и размеренный, в отличие от предыдущего. Назвался Виталием Юрьевичем. Он уверенно сел рядом с Аленой и предложил стакан с желтой жидкостью. Она испугалась, но мужчина, прочтя ужас в ее глазах, сам отпил немного и снова предложил ей. Теперь она согласилась. Это был обычный апельсиновый сок, освежающий, желанный. С каждым глотком прибавлялось сил, мысли становились медленней и яснее. Мухи безумия, мелькающие перед лицом, переродились в снежные хлопья, опали куда-то вниз и растаяли, исчезли… Оказалось, она может говорить, внятно, слышно, настойчиво… — Где Петя? — фраза была все той же, пересохшие губы болели, но звуки получались разборчивыми. Она снова и снова повторяла свой вопрос. Ее, конечно, понимали… — Кто такой Петя? Ваш сын? — переговорщик произнес эту фразу одновременно с Иваном. Алена, как птица, повернула голову в сторону одного, потом в сторону другого, зафиксировала взгляд на враче — он только что называл себя, но она не запомнила. Можно отвечать или нет? Кто эти люди? Где ее предыдущий тюремщик? — Поговорите с нами, Алена! Мы не враги, — невысокий, предлагавший сок, снова прикоснулся к ее руке, ободряюще улыбнулся. Он смотрел только на нее, прямо в глаза, слегка склонив набок голову. Казалось, он излучал безопасность и спокойствие… И женщина заговорила. Она старалась не упустить ни единой детали из того, что произошло утром. Назвала и кондитерскую, и торговый центр. Рассказала, как «родитель» хорошего ученика Сережи Новикова пожалел плачущего Петьку и купил подряд две машинки. Как ей самой подарил куклу-медвежонка и выслушал запутанную историю опасений за судьбу маленького сына. Трое серьезных мужчин внимательно слушали повествование и качали головами. Самый главный из них — так она определила Ивана — с досадой морщился. — Мальчика поищем и обязательно найдем, а с вами, поверьте, произошло супернелепое недоразумение. Проверьте, все ли на месте в вашей сумочке и карманах пальто. Я имею в виду деньги и документы. Если хоть чего-то не хватает — не стесняйтесь, говорите. Ни паспорта, ни кошелька в ее сумочке не было. Она тихо сообщила о пропавших вещах, предположив, что Макс знает, где искать. Иван немедленно распорядился, чтобы ребята-охранники «надавили» на парня. — Вот, только квитанции об оплате квартиры и телефона, — Алена устало протянула стопку бумажек, оставленных в ее сумке, и Иван почему-то взял их. Ирочкина учительница очень нравилась ему, даже пришло в голову сравнить ее со Светой, женой. Глупо, понимал он, но мысль облагодетельствовать пострадавшую, завязать с ней настоящее, мужское знакомство приятно щекотала подсознание. Он механически взглянул на полученные из бледной худой руки бланки и оторопел — фамилия учительницы совпадала с бывшей фамилией Светланы. Дело принимало вдвойне интересный оборот. * * * Случайная встреча с Кириллом вернула Светлану к мыслям о цирке уродов. Почему бывший муж сразу показался потенциальным преступником, она не знала и не сумела бы объяснить никому. Просто, видя как он жадно разглядывает кофеварки, телевизоры и музыкальные центры, ей показалось, что он — тот самый. Именно этот, знакомый с самого детства, давно не попадавший в поле ее зрения, годился для страшной работы. То, что другим Светлана сообщала с оговорками, сохраняя возможность переиграть, убедить, что ее не так поняли, ему поведала сразу, без экивоков. И не ошиблась — назавтра Кирилл согласился принять участие в проекте. Для уточнения деталей они встретились в роскошной квартире Ивана, правда, в его отсутствие. У Светы был конкретный план и конкретные финансовые возможности для его решения. У Кирилла — принципиальное согласие перекроить здоровых и красивых на странных и необычных. Он серьезно подготовился к разговору: требовал три месяца на теоретические изыскания, год экспериментов на предоставленном фирмой материале. Он так и выразился — материал для практических исследований предоставляет заказчик. — То есть я нахожу и содержу тех, кого ты будешь… м-м-м?.. — Светлана искала и не находила подходящее слово. — Не жеманничай, Света! Именно перешивать. Ты же сама меня просишь помочь природе ошибиться в твою пользу. Кто их найдет, поселит, прокормит — мне неважно. Но для хорошего результата мой операционный больной должен быть здоров по всем параметрам — ни ангины, ни гастрита, ни нестабильного давления. Иначе — не выдержит. Или на столе нас покинет, или в течение следующей недели. Воспалительный процессик разовьется — и пиши пропало, вся работа насмарку. Миллион таких историй тебе любой реаниматолог расскажет. Поступает больной с проникающим ранением в живот, его всем отделением с того света вытаскивают, а у него потом развивается сепсис из-за гнилых зубов или банального цистита. Тех самых мелких болячек, с которыми месяцами жил не тужил. Я уж не говорю о моторчике, о сердечной мышце. Кардиограф надо приобрести. Из-за плохого сердца можно не после операции, а во время нее потерять и человека, и зверя. — Значит, если кардиограмма плохая — не подходит? — в голосе Светы проскользнула нотка сомнения и неуверенности. — Причины могут быть какие угодно, но эта — одна из самых частых. Не дрейфь, ты же не из санаториев поставки наладишь. Бомжата — дети здоровые, закаленные. Ушки-горлышки за недельку всегда вылечить можно, вшей отловить — тоже недолго. Ну, а кардиологический попадется — назад на вокзал вернется жить. Не так? — Так, — интонации бывшей супруги снова стали железными, взгляд холодным и хищным. Светлана приняла окончательное решение — к началу Олимпиады-2014 труппа уродов будет создана и обучена. Когда хирург определится с внешними данными артистов, она наймет постановщика, который преподнесет эти внешние данные публике как эксклюзивное, вычурное, очень дорогое и престижное шоу. Даже не цирковое — Костюка[6] ей не переплюнуть. И дочка его, Даша, продолжатель папиных традиций, пусть развлекает стариков и внуков. Господин Полунин[7] с его многозначительностью и утонченностью — тоже другое направление. О дрессировщиках и магах вообще речь не идет — примелькались. Нет, ни Куклачев, ни братья Запашные не станут прообразом редкостного представления. Английский Копперфильд и «Райское шоу из Поднебесной» — китайская акробатическая труппа из древней провинции Чжецзян — другой жанр, вернее, жанры. Приевшиеся, заурядные, раскрученные. Ее перфомансы станут позабористей опиума среди ледовых дворцов и баскетбольных площадок. Они будут доступны только избранным… — Светик, — Кирилл стал развязней и смелее. — Ты не столько прихоть исполняешь, сколько работаешь. Муж-то понимает, чем такая затея может закончиться? Сама-то ты понимаешь? — Про какого мужа интересуешься, Кирюша? Если про Волошко — лучше всуе не упоминать о нем. Он, как та Маша, что на медведе-тюремщике до деда с бабкой добралась: высоко сидит, далеко глядит. Если кто не на тот пенек сесть хочет или на его пирожок рот разевает — сразу превентивные меры задействует. Ты лучше сам о себе думай в последний раз. Завтра приступаем, с тобой. Или чуть позже, без тебя. Совсем без тебя, Кира. Такие идеи в подарок не оставляют, я предупреждала. Зернов не удивился прямой угрозе, он не собирался выходить из игры, не попробовав. Уповал на возможности и связи Светланы и Ивана. Ему идея перешивания лиц нравилась. Именно такого предложения он ждал, даже не формулируя его самому себе. И вовсе не потому, что желал переспорить природу и Бога. Просто из любопытства и для остроты ощущений. Переделать здоровое на дефектное, функционально оправданное на абсурдное — было в этом что-то из детства. Это — как разобрать часы, сломать дверной замок, полить кактусы мыльной водой. Просто так, по зову вседозволенности, из желания круто попроказничать за чужой счет. Они договорились. Еще три месяца Кира живет дома, работает в поликлинике и ищет. Не кандидатов в особые артисты — не его это дело. Ищет протоколы операций, материалы, описывающие послеоперационные осложнения, диссертации, предлагающие нетрадиционные методики закрепления мышц и сухожилий головы. Если нужно — предупреждает Свету и оперирует в снятом для этого медицинском кабинете с операционной. Сестру-помощника должен найти сам или обходиться без таковой. За благонадежность своих ассистентов отвечает полностью, с хозяйкой проекта лично не знакомит. Еще ему предстояло выяснить, сколько может прожить растущий ребенок с вывернутыми наружу слизистыми, в каком возрасте послеоперационные осложнения минимальны. То есть назначить срок изготовления реальных артистов, а не экспериментальных моделей. Однажды после любовных утех на полухмельную голову он проговорил план действий Марине, не уточняя, что обсуждает не мечты, а запущенный в действие механизм. Сладко потягиваясь и царапая коготками его рыхловатый живот, Мариночка заметила, что в программе есть откровенно слабое звено. Когда любовник пожал плечами и вопросительно поднял брови, юная девочка назидательно изрекла: «Утилизация отходов». — Сам отметил — затея долгоиграющая — пояснила она. — Ежу ясно — такое быстро сделать нельзя. Пробовать будешь, ошибаться, портить образцы. Куда трупы складывать, Кирюша? Ладно — зверей, этих в лес, на шашлыки. Или в яму поглубже. Если и откопают — вивисекцией заниматься не станут. Мало ли котов и собак по пустырям хоронят. Это гуманный Стивен Кинг кладбище для них изобрел. В реальности — даже приличного крематория не имеется ни в больших городах, ни в малых. С людьми попроще — сам знаешь, абортный материал приходуется, разделывается, непродажное — в огонь, без протокола. Взрослых беспамятных и безродственных городские власти хоронят или кремируют. И документик составляют — вдруг родня объявится. А в твоей истории это упущено, имеет место недочет. Если выжил подопытный, но ОТК не прошел — бог с ним, любящие предки и такого назад примут, приют тоже не откажет. Но если не выжил или не надо, чтоб выжил, — куда тело денешь? — Мариша! При чем тут я? Пьяное воображение у моей девочки расшалилось? Это вообще история ни про кого, предполагаемая… То есть никто ничего не планирует, а только рассуждает — что будет, если… — Верю, милый, верю! Ни в чем не сомневаюсь! — она по-кошачьи потерлась лбом о его плечо. — Только, как ты сам заметил: что будет, если… — она приподняла кверху ладошки, по-ведьмински скрючила тонкие пальцы и изобразила нападение. Зернов оценил и свою недальновидность, и Маринину прозорливость. Этот тонкий момент он сегодня же обсудит со Светой, а малышке спасибо за внимательность. Быть благодарным он умеет. Кирилл рывком опрокинул нависшую над ним медсестричку на спину и впился в яркий рот. * * *