– Куда вы собрались? – окликает меня он. – А вы где были? – Мне показалось, вы хотите узнать результаты компьютерной томографии. Доктор Натан заводит меня обратно в кабинку, затем открывает конверт и изучает результаты, ссутулившись, разыгрывая драму, хотя я уверен в том, что он уже все просмотрел. – Мистер Блэкли, никаких физических повреждений у вас нет. Нет ничего, что указывало бы на причину амнезии. – Я не лгу насчет провалов в памяти. – А я и не говорю, что вы лжете. – Тогда в чем дело? Я схожу с ума? Натан закрывает блокнот, берет карточку и пишет на ней. – Я принимаю в клинике по пятницам. Это телефон моей секретарши. Позвоните ей завтра утром. – Так не пойдет. Я не могу ждать до завтра. Вы должны что-нибудь сделать. – Выхожу следом за ним из кабинки. – Я желаю услышать мнение другого врача. – Это ваше право, – говорит доктор Натан. – Но все скажут вам то же самое. Это процесс, и он требует времени. – Так ускорьте его. – Нет, – решительно говорит доктор Натан. – Не надо учить меня, как заниматься вашей болезнью. У меня снова возникает это страшное чувство, что все выходит из-под контроля. – Мне нужно, чтобы кто-нибудь сделал что-то прямо сейчас. Нейрохирург, кто угодно… Натан подходит к медсестре и просит ее вывести меня из приемного кабинета. – Я не сумасшедший! – заявляю я, не обращая на нее внимания. – Да, судя по тому, что вы описываете, вы находитесь в здравом уме. Амнезия является разновидностью диссоциативного расстройства, – раздраженно говорит Натан. – Чем бы это ни было, работа потребуется большая. Для вас, как и для меня. Несколько приемов, только чтобы добраться до глубинных причин всего этого. Я пытаюсь объяснить ему, что мне не нужно рассказывать десять лет про то, как я ненавидел свою мать или так и не смог пережить смерть ручного хомячка, но он, похоже, не понимает весь ужас ситуации, неотложность, настоятельную необходимость схватить убийцу до того, как тот снова нанесет удар. У меня возникает щемящее чувство в груди. Как и у всех этих людей, у доктора Натана своя собственная повестка дня. Медсестра пытается вывести меня в комнату ожидания, но я со злостью говорю ей не трогать меня. Все смотрят на нас. Наконец Натан теряет терпение: – Так. Можете не звонить моей секретарше. Вам придется найти кого-нибудь другого. Я не хочу иметь с вами никаких дел. – Он дергает головой, его лицо заливается краской гнева, которую он тотчас же пытается скрыть. – Одно я вам скажу совершенно бесплатно: такое уже должно было случаться в прошлом. Это происходит не в первый раз. Вам требуется квалифицированная помощь, иначе будет еще хуже. Он разворачивается, я собираюсь последовать за ним, но тут появляется охранник, и я пячусь назад, виновато подняв руки вверх. Окликая Натана. Снова упрашивая его передумать. Но он выходит в коридор и скрывается из виду. Глава 21 Полицейский участок Кентиш-Таун – несуразное, некрасивое место, появившееся пару десятков лет назад в результате объединения зданий, не предназначавшихся для того, чтобы их объединяли. В самой середине по-прежнему можно наткнуться на фойе старого участка с выцветшими черно-белыми фотографиями давно умерших начальников в обществе с приехавшими в гости мэрами. Здания вокруг соединяются петляющими коридорами, образующими лабиринт; но в этом лабиринте работает человек, который знал, что вчера вечером я находился в больнице, и прислал туда убийцу с ножом. В гнетущей воскресной тишине я ковыляю по дальней лестнице в маленький кабинет, который, как мне помнится, я делил вместе с двумя другими следователями, и, хочется надеяться, продолжаю делить. К моему облегчению, там никого нет. На двух из трех столов царит беспорядок. Один, судя по всему, по-прежнему принадлежит Сэм Эскинс, потому что я узнаю стоящую рядом с компьютерным монитором фотографию ее мужа. Но второй следователь сменился, поскольку мне незнакомы фотографии улыбающейся женщины, расставленные на другом столе. На моем столе нет почти ничего. Небольшая фотография Лоры, стоящей перед зданием Верховного суда. Сверкающая чистотой кружка, перевернутая вверх дном. Компьютерный монитор. Одинокий желтый листок-напоминание. Подобная аккуратность не в моем духе. Я читаю, что написано на желтом листке. «Выключи монитор». Уже собираюсь сесть за стол, когда из коридора доносится какой-то шум. Звук приближающихся шагов. Я застываю, но человек проходит мимо и его шаги постепенно затихают вдали. Как только все снова стихает, я пододвигаю к двери стул и запихиваю его спинку под ручку. На полке лежит конфискованная бейсбольная бита с темными пятнами – предположительно, крови. Я снимаю ее и ставлю рядом со своим столом, наготове. Впервые в жизни мне страшно находиться в полицейском участке. Звоню Лоре, но включается автоответчик. Времени лишь половина десятого, так что она, возможно, еще не вставала. В церковь мы обыкновенно ходим позже. Я оставляю краткое сообщение, не упомянув про машину, – наверное, не лучший дипломатический ход говорить о том, что я врезался в дерево, даже самой понимающей жене в мире. Вспоминаю, как Лора говорила о том, что сегодня днем ей надо будет куда-то съездить, так что мне нужно срочно организовать ремонт. С минуту я тупо смотрю на пустой стол, не зная, куда двигаться дальше, но затем встряхиваюсь. Я буду решать вопросы поэтапно. Только так я смогу сохранить рассудок. Если, конечно, уже не потерял его. Мне нужно выяснить, что происходит с моим мозгом. Включаю компьютер. Он запрашивает пароль, я ввожу первые два, которые приходят мне в голову, но оба не подходят. Ящики стола заперты, но я вспоминаю, что находил у себя в карманах какие-то ключи. Перебираю их до тех пор, пока не нахожу нужный. Однако в ящиках почти так же пусто, как и на столе. Какие-то чистые бланки. Папки со старыми делами, не имеющими никакого отношения к Эми Мэттьюс, а под ними написанная от руки записка: «Росс, если забыл пароль, свяжись со Службой технической поддержки». Меня бьет холодный озноб. Я уже забывал что-то в прошлом? Я написал напоминание себе самому? Всё то, о чем говорил Натан, не так ли – это происходит не впервые… Отыскав телефон Службы технической поддержки на приколотом к стене листочке, я попадаю на женщину, которая, выслушав меня, обещает помочь в самое ближайшее время. – А что вы делаете, чтобы решить такую проблему? – спрашиваю я. – Как конкретно это выглядит? – Мы посылаем новый пароль вашему начальнику. А это будет Джерри Гарднер. Мне было бы лучше, если б он не знал о том, что я забыл пароль, но, похоже, другого пути нет. – А сегодня у нас нет людей. Как-никак, сегодня воскресенье, сэр. И еще этот снегопад… Так что я отправляю Джерри текстовое сообщение насчет нового пароля, с извинениями за то, что снова отвлекаю его в воскресенье утром, но не объясняя, почему именно я не помню пароль. Придумаю какое-нибудь оправдание, когда у меня прояснится в голове. Затем я запрашиваю на телефоне в поисковике, что такое «амнезия». Обыкновенно я не читаю интернет-страницы, посвященные медицине – как говорил мой отец, те, кто хочет заболеть, заболевают, – и некоторые сайты, которые я нахожу, пугают меня. Я выясняю, что амнезия может иметь физические или психологические корни. Что воспоминания могут вернуться быстро или медленно, могут вернуться лишь частично или вообще не вернуться. Я боюсь читать дальше, но я должен. Физические причины включают в себя черепно-мозговые травмы, онкологические заболевания и инсульт. Тут ничего хорошего. Поэтому я перехожу к сайтам, описывающим возможные психологические причины. Читаю про амнезию, вызванную эмоциональной травмой от участия в боевых действиях, от сексуального насилия и у жертв преступления. Выбирайте, что вам больше нравится. На многих страничках встречается термин «диссоциативное расстройство» – а я помню, что именно эти слова использовал Натан. Набираю в поисковой строке «диссоциативное расстройство» и нахожу рассказы о людях, утверждающих, будто они совершили скачок во времени. Скачок во времени… На меня накатывает страх. Это происходило с другими людьми. Одни потеряли в прошлом один-единственный промежуток, другие «перескакивали» много раз. Есть люди, которые уходили из дома и где-то бродили в течение нескольких дней, месяцев или лет, считая себя кем-то совершенно другим. Есть те, кто утверждает, что внутри у них поселился кто-то чужой, и те, кто не может вспомнить собственное имя. Я читаю все это с нарастающей тревогой, поскольку многие из авторов, на мой взгляд, определенно сумасшедшие. Я действительно хочу присоединиться к этому семейству? Озабоченно перехожу к статьям о потенциальных методах лечения. Похоже, их предлагают все, от технократов до ненормальных. В этом длинном перечне – хирургическое вмешательство, продолжительное психотерапевтическое лечение (в идеале в течение нескольких лет), разглядывание фотографий близких людей, прослушивание любимой музыки, курение марихуаны и поедание миндаля. Необязательно одновременно. Итак, ввиду отсутствия хирурга или трех лет на психотерапевта, я ищу на своем телефоне скачанную музыку – и ничего не нахожу. Зато нахожу десять фотографий Лоры в жарких экзотических странах, которые я на своей памяти не посещал. По очереди подолгу рассматриваю каждую, но не происходит ровным счетом ничего. Мне нужно что-нибудь покрепче, и я обшариваю кабинет в поисках конфискованной «травки», лихорадочно выдвигая ящики и открывая шкафы. К сожалению, ничего нет, но рядом с чайником я нахожу полупустой пакетик размокшего кешью. Конечно, это не миндаль, но все-таки орехи. Я съедаю весь кешью; вкус у него как у мокрого ковра. Возвращаюсь за свой стол и жду, но мне не приходит никаких новых воспоминаний, с помощью кешью или без него. Усталость, на которую я старался не обращать внимания, постепенно заволакивает все. Я встаю и потягиваюсь, затем снова сажусь в кресло и закрываю глаза. Внезапно, к моему ужасу, передо мной появляется лицо Эми Мэттьюс, прямиком с места преступления – мертвенно-бледное, разъяренное, словно у демона из старого кошмара. Она обвиняет меня в том, что я не смог ее защитить. Потрясенный, я снова открываю глаза и достаю записную книжку. Раскрыв ее на чистой странице, провожу посредине линию. Слева пишу список: Парень с ножом из Восточной Европы Наводка от полиции (?) Продажный полицейский, один или несколько? Мэттьюс Кристал… Пол Перехожу вправо. Здесь, напротив «парня с ножом», пишу: «Почему?» Напротив «Мэттьюс», вспомнив то, что нам сказала Тина, ставлю: «Напугана. На взводе. Ей угрожали?» Перечитав свои слова, добавляю внизу: «Кто-нибудь еще знает о моей амнезии?» Я бегаю кругами. Один шаг зараз. Я беру свой телефон и снова просматриваю снимки тела Эми Мэттьюс, сделанные вчера вечером. Но, глядя на них, непроизвольно вспоминаю другую медсестру, лежащую на полу квартиры. Ее я также не смог защитить. И вдруг я с ужасом вспоминаю то, что наверняка должен был увидеть в тот момент, но о чем сразу же забыл. Я склонился над истерзанным телом Кристал, залитым светом раннего утра, и крикнул Бексу, чтобы тот вызвал «Скорую». И тут на какое-то мгновение глаза Кристал открылись, словно она услышала мой голос в глубине своей комы и посмотрела на меня, собираясь пошевелить руками и губами, но не смогла, не смогла вымолвить ни слова. Парализованная. Заточенная в своем собственном теле, не в силах издать ни звука. Невозможно представить, как это должно было быть ужасно. Наверное, это самое близкое к тому, что называется адом… У меня трясутся руки. Я силюсь унять дрожь, и это начинает у меня получаться, но тут я вспоминаю, что у меня есть дневник Эми Мэттьюс, спрятанный в куртке. Натянув латексные перчатки, я достаю тетрадку и начинаю листать ее назад от той роковой последней даты. Мне нужно понять, почему в день своей смерти Эми написала букву «Р». Встреча? Крик о помощи? Или речь идет вовсе не обо мне? Дневник у Эми Мэттьюс не ахти. В записях есть что-то детское, словно ей сказали вести дневник, когда она была маленькой, и Эми по-прежнему прилежно делала это, неделя за неделей. Иногда выписывала строчку из календаря или стихотворение, на которое наткнулась в журнале – что-нибудь про любовь или мир, – или делала заметки о понравившихся ей клубах. Так, на одной странице в середине января Эми написала: Мы те, кем себя считаем. Мы можем сделать то, на что считаем себя способными.