– Я, сэр. Я заступил на дежурство в десять вечера и работал с документами в кабинете. На самом деле я не знал, что вы в больнице, но мне не составило бы труда это узнать – рано или поздно вы сами это поняли бы. Глава 24 После того как Бекс наконец ушел, я прошу О’Ши и Тоута помочь мне перенести в подсобку стол и компьютер. Как только все готово, отсылаю их обратно в кабинет, закрываю за собой дверь и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из коридора. Однако, кроме моей маленькой команды, никого и ничего не слышно. Затем я вхожу в компьютер, используя номер удостоверения, как и было сказано, и все открывается. Экран с пугающей скоростью заполняется сообщениями, пришедшими на электронную почту, полными ложной срочности: внутренние меморандумы для детектива-инспектора Р. Блэкли с требованиями подробных ответов, подписанные загадочными аббревиатурами ЦПА, СООП, ИСМВД, УБОТП[5], похожие на зашифрованные послания разведчику, находящемуся на вражеской территории. Но имеет ли это какое-либо отношение к тому человеку, который пытался пырнуть меня ножом вчера вечером? Или к полицейскому, который его навел? Я нахожу отчет о заседании бенгальского землячества, адресованный «Р». Ответ подписан также «Р», однако язык странный, забитый мудреными оборотами вроде «твердая и беспристрастная приверженность политике многообразия», «продвижение новой повестки надзора»… Кто все это писал? Вот приглашение в художественную галерею на Кентиш-Таун-роуд, проиллюстрированное шестью агрессивно нарисованными обнаженными телами. Не в моем вкусе. Я иногда по долгу службы заставляю себя ходить на подобные местные мероприятия, но Р. принимал эти приглашения с воодушевлением, с нетерпением ждал, говоря его словами, «возможности увидеть эстетическую интерпретацию уличного насилия против женщин». С нарастающим чувством растерянности я ищу в календаре за последнюю неделю – обычные совещания, заседания и планерки. Неделя, которую я совершенно не помню. Завтра, как это ни смешно, я записан на ежегодное медицинское обследование. Р. отправил по электронной почте поразительно грубое сообщение, требуя прекратить присылать ему напоминания – он будет вовремя. Это был я? Возвращаюсь к самым последним сообщениям. Все они попеременно нахальные, гневные, примирительные и агрессивные. Не может быть, чтобы их написал я. Это совершенно бредовая мысль, но что, если я был одержим? И остаюсь до сих пор? Может быть, я заговорю на незнакомых языках, а голова моя будет вращаться на 360 градусов? Сперва эта мысль вызывает у меня смех, но затем тело прошибает холодная дрожь, словно если только подумать о зле, оно оживет в этом душном крохотном помещении унылым воскресным утром. Кто он такой, этот Р., которого я с трудом узнаю? Это вселяет в меня ужас. Однако по мере того как я сижу и просматриваю ящик электронной почты, этот Р. приобретает у меня в сознании все более реальные очертания: это человек, который имел доступ к моему компьютеру, у которого были свои воспоминания, ценности и чувства – и свои враги. Где-то во всем этом хаосе – информация обо мне и последних полутора годах, прожитых мною. Информация, которая объяснит мне, что происходит. Но где ее найти и как понять, что это именно то, что мне нужно? У меня такое чувство, будто я плаваю по морю в кромешной темноте, стараясь нащупать под водой невидимые скалы. Я стараюсь сдержать свой страх – свой ужас, порожденный тем, что я забыл, что я должен был знать, – и сосредоточиваюсь на поисках того, кто желает моей смерти. Детали, детали, как говорил Пол. Они помогают раскрыть преступление. Быть может, детали также помогут мне вернуть мои воспоминания… В качестве первого шага я беру список, который составил для меня Бекс, и проверяю по криминальной базе каждого из девяти коллег, знавших о том, что я находился в больнице, стараясь обнаружить хоть какую-нибудь связь с Эми Мэттьюс, – но захожу в тупик. Нет о ней ничего также и в многочисленных сводках о местных бандах, составленных Р. Зато я нахожу его гневные замечания о том, каких юных подростков вербуют в банды – одиннадцать-двенадцать лет – и как безжалостно с ними обращаются. Здесь, например, есть донесение об одиннадцатилетнем бенгальском мальчишке, который разъезжал на своем велосипеде по поручению взрослых бандитов, до тех пор пока с ним в Юстоне не разобрались боевики из соперничающей группировки, после чего он остался парализован от пояса и ниже. В деле есть его фотография: худое дерзкое лицо с написанным на нем бесконечным презрением к жизни. Похоже, Р., несмотря на его напыщенный жаргон, оказался одним из немногих, кто обратил на беднягу внимание. Сводки пронизаны безнадежным отчаянием; Р. дает выход переполняющему его гневу. Но какое это имеет отношение к Кристал с Эми Мэттьюс и парню с ножом? Далее я ищу в системе Рахмана и нахожу его вместе со своими подручными: банда «Бангра». Двести пятьдесят девять его фотографий, в клубах и на улице, садящегося и выходящего из своего «Рендж Ровера», с наголо обритой головой, сияющей в свете фонарей; а среди подручных нахожу тех троих, что были вместе с ним в клубе сегодня рано утром. Далее следуют несколько страниц непроверенных слухов: о жестокости Рахмана, о том, что он торгует наркотиками, поддерживая связи с преступными группировками в Бангладеш. Здесь есть даже несколько коротких видео, снятых храбрыми осведомителями на свои телефоны, на которых Рахман покупает спиртное и сидит у мангала. И так далее в том же духе. Ничего даже отдаленно полезного. Я возвращаюсь к своим записям и тут вспоминаю наш разговор с Рахманом в его кабинете в «Одиночестве». Какой там вопрос он задал? «Что случилось с третьим БК?..» «С третьим БК?..» Я ищу в криминальной базе данных, но ничего не нахожу; тогда снова призываю на помощь детектива-инспектора интернет и пробую оба варианта. Нахожу «БК» – музыкального продюсера, БК-вирус и «Бургер Кинг». Я сомневаюсь, что бенгальского гангстера особо интересуют мутации вируса и заведения быстрого питания, поэтому просматриваю несколько статей о продюсере. Похоже, он сделал несколько хитов, написал музыку для хитов, а его третья песня под названием «Бог-дьявол» вышла в 1999 году. Очень хорошо, но я не вижу, как Рахман может быть поклонником малоизвестной американской поп-музыки. Ничего не стыкуется. Поддавшись порыву, я ввожу в поисковую строку детектива-инспектора Уинстэнли, которая, вне всякого сомнения, в настоящий момент вместе со своей группой по делу Мэттьюс старается найти информацию на меня. С делами о бандах она никак не пересекается, а для того чтобы заглянуть в ее личное дело, у меня не хватает полномочий. Но я опять обращаюсь к интернету и нахожу там два десятка новостных сюжетов. Как я и предсказывал, Уинстэнли любит давать интервью. Она есть в архиве Би-би-си – рассказывает про убийство чернокожего подростка, зарезанного в прошлом году в Айлингтоне. Преступника Уинстэнли задержала уже на следующий день и устроила из этого большое шоу. Я смотрю на экране компьютера, как она счастливо улыбается перед скоплением журналистов и телекамер. Жаль только, что через полгода после того как задержанный был осужден, новый ДНК-тест показал, что он невиновен. Но какой от всего этого прок? Выжатый, как лимон, я закрываю глаза и опускаю голову на руки. В маленьком помещении стоит сильный горький запах сырости, а за дверью слышно, как работает моя группа, переговариваясь вполголоса, изредка смеясь. Я слышу приглушенный стук клавиш клавиатур, а вдалеке – крики играющей в снежки детворы. Глава 25 Где-то рядом звонит телефон, но никто не отвечает. Блеклый утренний свет падает на стену кабинета. Крики детей звучат ближе. Наверное, они у самых стен участка. Мне в руку попадает снежок. Я со смехом выбрасываю его в открытое окно. Но снежок кинул не ребенок. Это сделал Пол. Он стоит на улице и смеется, и снова кидает в меня снежок, целясь прямо в голову. Я пригибаюсь – и бьюсь лбом о стол. * * * Вздрогнув, открываю глаза и смотрю время, но оно не регистрируется у меня в сознании. * * * Я слышу на улице детский плач. И телефон трезвонит опять. Звонит и звонит. Почему никто не снимает трубку? Я уже собираюсь пойти и пожаловаться, но наконец кто-то отвечает на звонок. Я слышу молодой женский голос, приглушенный и искаженный. * * * В окна кабинета бьет короткий частый град. Я не открываю глаза. * * * Я ее слышу. Я ее слышу, хотя и не хочу. После такого дня, какой выдался у меня, мне хочется этого меньше всего на свете. Я устал и боюсь. Этого голоса. Я не могу разобрать слова, но слышу настойчивость, страх, точно так же, как услышал он: это голос Эми Мэттьюс. * * * Отрываю голову от стола. Я только что услышал голос Эми Мэттьюс так, как его услышал Р. Или мне это просто приснилось? Встряхиваюсь. Это я не должен забыть. В голове у меня туман, нервы по-прежнему на пределе от телефонного звонка, словно это произошло всего минуту назад, хотя в каком-то смысле так оно и есть. Что это означает? Что я узнал? С одной стороны, ничего: я уже установил то, что Эми Мэттьюс звонила мне вчера вечером, перепуганная. С другой стороны, всё. Есть огромная разница между тем, что тебе рассказали о чем-то, и тем, что ты вспомнил это сам. Это разница между тем, что видеть в церкви дым от благовоний, и тем, что чувствовать его запах. Что я услышал? Что услышал Р.? Означает ли это, что он там, у меня в голове? Может ли он общаться со мной? Но я не слышу никаких слов. Затем, опустив взгляд, вижу рядом со своей правой рукой розовый листок для заметок, рядом со сломанной шариковой ручкой; на нем нацарапано одно-единственное слово, едва различимое, тем самым угловатым почерком, который я обнаружил в своих записных книжках. Первый слог, похоже, это «дру», но второй я разобрать не могу. Подношу листок к свету, наклоняю его, чтобы надпись стала более отчетливой. Все равно неясно – «гая»? «гое»? «Другая»? Что это означает? Другая медсестра? Другое преступление? Что? Пытаюсь вернуться назад. Чем я занимался до того? Я изучал бенгальские преступные группировки, и это ни к чему меня не привело. Но, если верить записям Р., они вели войну за сферы влияния с литовцами. «Другая банда»? Я принимаюсь лихорадочно искать информацию о литовцах, тычу клавиши, ныряю в тысячи архивов. Из всех найденных мною имен выделяются два: Каролис и Петрас Клейза. Тридцатилетние братья-близнецы из Каунаса, города с нехорошей репутацией, они за десять лет создали успешный бизнес по экспорту сельскохозяйственной продукции из Литвы в Западную Европу. Три года назад братья перебрались в Великобританию и первоначально обосновались в Ноттингеме. Купили дома в живописных местах, привезли свои семьи, отдали детей в детский сад. Я нахожу их фотографии в местных газетах Срединных графств, на которых они вручают чеки различным благотворительным организациям. Братья очень похожи внешне: одни и те же курчавые темные волосы и глубоко посаженные глаза, и то самое неуловимое беспокойство, которое вызывает вид близнецов. Однако кое-какие отличия есть. Каролис чуть повыше, пожестче, а Петрас более гладкий, более задумчивый. Где-то ближе к концу прошлого года Р. впервые упоминает о них. Его осведомители стали говорить о литовской группировке под названием «Каунасская банда», перебравшейся из Срединных графств в Кэмден. Жестокие и решительные, литовцы пошли дальше импорта сыра «Сваля» и крепкой настойки «Дайнава», занявшись наркотиками и проституцией, – и тут им пришлось вступить в борьбу с местными группировками, в том числе с бенгальцами Рахмана. Ни у кого не было сомнений в том, что возглавляли «Каунасскую банду» братья Клейза, и чем больше узнавал Р., тем больше тревожился. Однако, к своему отчаянию, он ничего не мог доказать. Он дошел даже до того, что встретился с ними в их новом лондонском офисе в литовском культурно-информационном центре на Кэмден-роуд. Затем, спустя десять дней, другой следователь получил анонимную наводку. Р. договорился, чтобы группа особого назначения устроила облаву в офисе братьев Клейза, и там в тайнике в туалете были обнаружены два пистолета и два килограммовых пакета героина, с обилием отпечатков пальцев близнецов. Их задержали вместе с другими главарями банды. Первым делом мне приходит в голову, что близнецы в качестве мести отдали приказ расправиться с Р. – парень, пытавшийся пырнуть меня ножом в больнице, говорил с восточноевропейским акцентом, хотя он мог его изображать. Однако убийство полицейских не в стиле братьев Клейза. Из материалов Р. следует, что они предпочитают подкупать стражей порядка, а не убивать их. Я просматриваю сделанные скрытой камерой фотографии всех предполагаемых членов банды, стараясь найти того, кто напал на меня. Таращусь на экран до тех пор, пока у меня в глазах не начинает рябить. Вот этот темноволосый двадцатитрехлетний парень вроде бы один из подручных братьев Клейза. Тот подросток с «ежиком» на голове предположительно мальчик на побегушках. Я нахожу тех троих, которых видел в «Одиночестве». Однако парня, пытавшегося меня убить, нигде нет. Я злюсь на себя за то, что впустую трачу время, гоняясь за тенями. В отчаянии я перебираю литовских владельцев магазинов, журналистов, дипломатов. По-прежнему ничего. Я уже собираюсь сдаться, но тут в одном из документов натыкаюсь на новое имя. Упомянутое вскользь. Какой-то наркоман, горящий желанием заключить сделку со следствием, говорит о некоем дальнем родственнике братьев Клейза, студенте по имени Дарюс Джавтокас, но утверждает, что парень чист. Выясняется, что Р. произвел быструю проверку. Джавтокас приехал в Лондон полгода назад, поступил на инженерно-технический факультет Имперского колледжа и снял маленькую квартиру недалеко от полицейского участка. Вероятно, именно поэтому в октябре прошлого года Р. позвонил ему и договорился о встрече в пивной в Кентиш-Тауне. Значит, похоже, я его видел. Ищу фотографию, но ее нет. Однако примечание Р. предельно четкое. «Девятнадцать лет. Дружелюбный. Владеет английским ограниченно. Падок на пиво и девочек, – язвительно добавляет Р., из чего следует, что он или платил из своего кармана, или долго спорил с бухгалтерией относительно накладных расходов. – Оба родителя погибли в железнодорожной катастрофе, когда ему было семь лет. После этого он переехал к тетке в Вильнюс». Р. хотел выяснить, в какой степени Джавтокас связан со своими дальними родственниками, но парень стоял на том, что незнаком с ними. «В Каунас больше не возвращался, поскольку считает его скучным промышленным городом. Тетка воспитала его богобоязненным и прилежным. Об истинных делах братьев Клейза знает мало и еще меньше интересуется. Он просто хочет получить хорошее образование, вернуться домой и строить мосты, дороги и аэропорты».