Вера была у себя дома среди холмов и ждала звонка от Холли. На улице было еще светло, но возвращаться в участок после беседы с Хелен Томас было бессмысленно, так что она сразу поехала домой. Джо тоже отпустила пораньше, ожидая, что тот скажет спасибо: он вечно говорил, как любит повозиться с детьми перед сном. Но настроение у него было странное, и он уехал, не сказав ни слова. Было холодно. Зима в этом году, похоже, пришла рано, и Вера развела огонь. Она грела ноги перед камином, попивала чай, когда зазвонил телефон. – Ну как все прошло с Уинтертоном? Когда Вера предложила Холли отправиться ближе к вечеру в Дом писателей и пообщаться с бывшим детективом, та напомнила ей борзую, спущенную с поводка. Она почти что задрожала от возбуждения. – Все хорошо. В доме телефон ловил не очень, и голос Холли звучал так, будто она звонила со дна глубокого колодца. – Как думаешь, зачем он пошел на курсы? Из-за смерти дочери? – Не совсем. Мне показалось, ему просто хотелось выбраться из дома. На пенсии ему не нравится. Он скучает по работе, по ощущению, что ты кому-то нужен. Уинтертон ходил на вечерние курсы по английской литературе, там и задумался о писательстве. – Да уж, с пенсией так бывает. Вера о пенсии даже думать не хотела и боялась ее даже больше, чем болезни или внезапной смерти. – Но почему он вдруг решил заняться писательством? – Ему все говорили, что он пишет хорошие отчеты. А еще он читал детективы про полицейских, и все в них было неправильно, и он решил, что сможет написать лучше. Вот и все. Его дочь училась в Манчестерском университете, так что никакой связи с Фердинандом. Чай у Веры почти остыл. Придется сделать еще. – Он рассказал что-нибудь о других участниках? Может, мы чего-то не заметили? На другом конце телефона замолчали. – Ну же, Холли, ты ведь спросила у него? Польстила ему немного, сказала, что нам нужна его помощь и опыт? – Я сделала, что смогла! – И что, не вышло? Вера старалась мыслить логично. Может, это ее промах? Надо было самой поговорить с Уинтертоном. – Он сказал, та жизнь в прошлом. Ему очень хотелось вмешаться, но он представил, как бы ему не понравилось, если б он вел расследование, а какой-то отставной полицейский вдруг начал указывать, как ему работать. На минуту повисло молчание. Вере показалось, что снаружи заработал мотор. Наверное, Джек трудится в сарае, хотя сейчас там наверняка страшно холодно. – Значит, ты сделала все, что могла, – заключила Вера. На этот раз не было смысла винить Холли. Да и она не хотела расстраивать ее, ведь этим вечером девчонке нужно быть на высоте. – По крайней мере, ты попыталась. Она снова сделала паузу и, не в силах удержаться от последнего вопроса, спросила: – Но когда ты говорила с Уинтертоном, тебе не показалось, что он кого-то подозревает? У бывшего детектива должна же сработать чуйка. Он почти неделю прожил с этими людьми. Может, у него все-таки есть мысли, кто из них убийца. – Если такие мысли у него и есть, он их не выдал. Они опять замолчали. Вера как раз собиралась заговорить, как Холли продолжила: – Я договорилась остаться здесь, как мы и планировали. – Ее голос внезапно зазвучал отчетливо и без помех, как будто она была в соседней комнате. – Пойду на ужин, они там будут зачитывать свои работы, потом останусь на ночь. Мне нашли свободную комнату. Последняя возможность увидеть их вместе. Завтра все разъезжаются по домам. – Не забудь закрыть дверь на ключ, – сказала Вера легко и весело. – Не хотелось бы лишиться такого многообещающего сотрудника. Вера нажала на «отбой», не дав Холли что-то ответить, иначе та бы стала напрашиваться на новые комплименты. Вера снова поставила чайник. Сегодня никакого алкоголя. Голова должна быть свежей. Холли сказала, что завтра все подозреваемые и свидетели отправятся домой и окажутся вне поля ее зрения. Вне ее власти. А значит, сейчас самое время подумать. Жаль, что Джо Эшворт сегодня вечером не с ней. Не то чтобы он часто подкидывал оригинальные идеи, но если версии Веры звучали глупо – он тут же говорил. Ей даже захотелось позвонить ему и сказать, чтобы он приехал, но это было бы странно. Она сама же отпустила его к семье. Да и кто знает, когда у него снова выдастся свободный вечер. Так что Вера включила телевизор. На экране жертва недавнего убийства вновь вернулась к жизни. Какая-то программа об искусстве показывала нарезку интервью с Тони Фердинандом. Вот он сидит, расслабившись, в кресле и рассуждает о каком-то писателе, о котором Вера никогда и не слышала. Наверное, снимали летом – из окна лился солнечный свет. На Фердинанде – рубашка с воротником-стойкой, свободные льняные брюки, а лицо – смуглое. Отвести от него взгляд было нелегко. Вера поймала себя на том, что совсем не вслушивается в слова, а смотрит на его тело – стройное и подтянутое для его лет, всматривается в его серые глаза. Кто-то из слушателей курса назвал Фердинанда «харизматичным», но только сейчас Вера поняла, что имелось в виду. Сюжет закончился, и она выключила телевизор. Плохо, что ей не довелось посмотреть на Фердинанда собственными глазами. Полагаться на описания других свидетелей – дело такое. Большинство участников отзывались о нем плохо. Обычно люди о покойниках так не говорят. Или хотя бы звучат разные мнения. А тут все почти единогласно заявляют, что недолюбливали убитого. Подозрительно. Может, они договорились так говорить, а потом пошли давать показания? Маловероятно. Вера оказалась на месте преступления почти сразу, как нашли тело. Разве что все согласовали свои алиби. Ужас какой. Тогда список подозреваемых сразу увеличивается. Но даже для писателей, зарабатывающих на жизнь выдумками всяких небылиц, такой план казался невероятным. Так что представлял из себя Тони Фердинанд? Самый настоящий хищник. И в личных отношениях, и в академической жизни. По крайней мере, если верить словам Нины и Джоанны. Как он таким стал? Вера достала из сумки папку: записи, которые Холли делала во время телефонных разговоров с сотрудниками Фердинанда. Там был указан номер домашнего телефона одной из них, работавшей с ним в магистратуре. «Салли Уэлдон», – написала Холли. И рядом – «поэтесса». Было семь часов. В это время поэтессу наверняка можно застать дома. Хотя Вера никогда не имела с ними дел. Она взяла телефон и вернулась в кресло у камина. Кресло Гектора. Выглянув на улицу, Вера увидела иней на лобовом стекле «лендровера» и затуманенную луну. Голос, ответивший ей, звучал старше, чем Вера ожидала. Голос с лондонским акцентом. Голос матери, женщины без особых претензий. – Алло? Вера представилась. – Думаю, вы уже разговаривали с одним из моих коллег, но мне интересно, найдется ли у вас время поговорить со мной. Неофициально. У молодых сотрудников всегда так мало времени. Что-то разузнали – и побежали, а послушать человека забывают. – Если нужно, то давайте побеседуем. Женщина была рада помочь. Похоже, время для нее – не проблема. Может, она не мать, а просто одинокая женщина средних лет. Маленьких детей дома у нее точно не было. Их бы наверняка было слышно. Телевизор на заднем плане или компьютерные игры, от которых столько шума. Или детям поэтесс не разрешают смотреть телевизор и играть в компьютер? Вера поняла, что женщина ждет, когда она продолжит. – Мне интересно, каким человеком был профессор Фердинанд, – сказала Вера. – Я его не знала, так что самой судить трудно. На другом конце провода помолчали. Мисс Уэлдон тщательно подбирала слова. Хороший знак. Поэт должен быть со словами осторожен. – Ему всегда нужны были зрители, – произнесла она наконец. – Серьезных отношений он так и не завел, жил один, но наедине с самим собой ему было не очень. Он входил в комнату и искал, перед кем бы выступить. Поэтому преподаватель из него вышел довольно эгоистичный. Его не интересовали работы студентов, только его собственная реакция на них. – Так вот почему его не любили? Вере захотелось оказаться в одной комнате с коллегой Тони Фердинанда. Она представила, как они беседуют за чаем с печеньем, и она улавливает жесты, полуулыбки, которые рассказали бы больше, чем слова. – Он не вписывался в академическую среду, – продолжила женщина. – По крайней мере, в колледже Святой Урсулы. Мы считаемся на голову выше других лондонских колледжей. А он – слишком напыщенный, самодовольный. Тони ведь работал журналистом, только потом пришел к нам. Он никогда не публиковался как литератор, и многие были недовольны, что его позвали вести у нас занятия. Они считали, есть более достойные кандидаты. Те, кто учился в университете, кто говорит на том же языке, что и мы. Но Тони не собирался играть в их игры. Ему это не требовалось. Он – знаменитость и привлекал соответствующих студентов – детей драматургов, кинорежиссеров, политиков. Его курс и сам колледж тоже стали известными. С богатенькими детьми иногда приходилось нелегко. Мы частенько из-за них спорили. Если они из обеспеченных семей, это еще не значит, что у них хватит духу ответить на его выпады. Но он не слушал. И вечно задирал тех, у кого родители из высшего общества, или тех, кто получил престижное образование. Но меня ни одно, ни другое не касалось. Я из эссекских работяг, так что ко мне он относился нормально. Наверное, потому же он хорошо относился к Ленни Томасу и считал нормальным высмеивать Нину Бэкворт – девушку из хорошей семьи и с университетским дипломом. – Он был довольно несчастным человеком. Одиноким, хотя и пытался все время быть в центре внимания. Полгода назад его ограбили на улице возле колледжа, и он несколько дней провел в больнице. К нему никто не пришел, кроме меня. Вера положила трубку на место и почувствовала, что даже как-то развеселилась. Если б она оказалась в больнице, то к ней бы зашли Джоанна и Джек, Джо, Холли, Чарли. Принесли бы ей вкусного и старались приободрить. Минут десять она слушала новости по радио, потом телефон зазвонил снова. Опять Холли. – Вы сможете сейчас сесть за руль? – Да, конечно. Сказала она это так, будто каждый вечер бывала трезва как стеклышко. – Думаю, будет лучше, если вы приедете. К нам нагрянул ваш приятель Джек, сильно кричит. Если его не успокоить, вызовут полицию, и он проведет ночь за решеткой. – Скажи всем, что я уже еду. Вера протерла небольшой кружок в измороси, образовавшейся на лобовом стекле. Совсем небольшой – в самый раз, чтобы хоть что-то разглядеть. Затем включила печку на полную, чтобы расправиться с оставшейся наледью. Когда она выехала на дорогу к побережью, обзору ничто не мешало. Подъезжая к Дому писателей, Вера заметила отражение луны в море. На стоянке фургона Джека видно не было, но он мог оставить его где-то по дороге и дальше пойти пешком. Холли ждала ее в холле. В доме было тихо. – Извините, что выдернула вас. – Девушка выглядела подавленной – расстроилась, что сама не справилась с ситуацией. – Я, наверное, слишком остро отреагировала. Сейчас вроде все успокоились. Но ваш сосед был в ярости. Я пыталась ему все логично объяснить, но он меня не слушал. Последнее Холли добавила, чтобы дать понять: она умывает руки и в этом есть вина Веры. – Ничего, логика Джека никогда особенно не волновала. Он поехал домой? Вера задумалась, не проскочила ли она мимо него, но других машин у подъездной дорожки точно не было. – Нет, он на террасе с Джоанной и Джайлсом Рикардом. – Стоило ли оставлять их втроем? Вера все равно не могла представить, чтобы Джек подрался с Рикардом. Дело даже не в их физических данных. Рикард был старым и слабым, и Джек посчитал бы недостойным напасть на такого противника. Ему больше нравилось сражаться с ветряными мельницами. – Джоанна вывела их обоих. Мне показалось, она знает, что делает. Очевидно, Холли потрясло появление Джека и его буйное поведение. А она не смогла разобраться, не смогла все уладить самостоятельно. Да и сил справиться с Джоанной, которой что-то пришло в голову, у нее точно не хватило бы. – Где все остальные? – В гостиной. Они зачитывали свои работы после ужина. Некоторые расстроились, потому что не успели прочитать, так что все взяли кофе и напитки и пошли читать дальше. – Холли сделала паузу и добавила в отчаянной попытке получить одобрение: – Но я очень хорошо разговорилась с Ниной Бэкворт. – Конечно-конечно. Родственные души. Вера развернулась и вышла на улицу. Она обошла дом, как и в свой первый визит, потом вышла на террасу. Шторы гостиной были задернуты, и единственным источником света была свеча на кованом столе, за которым сидели трое. Не было ни малейшего дуновения ветерка, и пламя горело ровно. Джоанна, Джек и Рикард сидели, уставившись друг на друга. На Рикарде было объемное черное пальто и шарф. Джоанна накинула на плечи шаль, но все равно, подумала Вера, она, должно быть, замерзла.