— Ладно, валяйте уж, чего там. Несмотря на отсутствие у Свонна какого бы то ни было чувства юмора, он отметил, что водитель выбрал не слишком удачные слова. Когда дверь открылась, Свонн быстро шагнул вперед и вогнал правый кулак с зажатой в нем трубкой в солнечное сплетение Николова, целясь не в уродливую коричневую ткань пижамы, но в точку примерно на два дюйма за ней — прямо в потроха. Чтобы сила удара была максимальна, следовало всегда целиться именно туда, а не в поверхность. Судорожно вздохнув, Николов рыгнул и повалился на пол. За долю секунды миновав лежащего, Свонн схватил его за воротник и затащил внутрь, прежде чем началась рвота. С силой пнув его в живот, Свонн выглянул в кружевное окно. Спокойная, мирная улица. Ни гуляющих с собаками, ни прохожих. Ни одной машины. Натянув латексные перчатки, он щелкнул дверным замком и спрятал трубку. — Эй, есть кто-нибудь? — позвал Свонн. Никого. Они были одни. Снова ухватив водителя за воротник, Свонн поволок его по недавно начищенному полу в одну из комнат, подальше от окон. Он взглянул на тяжело дышавшего мужчину, который корчился от боли. Мясная вырезка, большая поясничная мышца, прилегающая к тонкой части и филею, считается самой нежной частью туши, — когда она правильно приготовлена, хватает вилки, чтобы ее разрезать. Но этот продолговатый трапециевидный кусок плоти, из которого готовят мясо по-веллингтонски и турнедо, в сыром виде далеко не столь приятен и требует некоторого времени для обработки. В основном приходится действовать ножом. Естественно, нужно удалить все более жесткие боковые мышцы, но сложнее всего обстоит дело с тонкой пленкой соединительной ткани, покрывающей большую часть вырезки. Весь фокус состоит в том, чтобы полностью снять эту пленку, но по возможности оставить нетронутым мясо. Приходится двигать ножом будто пилой, держа лезвие под точным углом. И чтобы все вышло как надо, требуется хорошая практика. Размышляя обо всем этом, Джейкоб Свонн извлек из вощеного деревянного футляра «кайсюн» и присел. Глава 16 По пути к дому водителя лимузина Роберта Морено Амелия Сакс наслаждалась тем, что наконец вырвалась из-под власти Надсмотрщицы. «Хотя, возможно, я к ней несправедлива», — подумала она. Нэнс Лорел была не таким уж плохим прокурором — судя по тому, что говорил Деллрей, и судя по ее подготовке к расследованию. Но это вовсе не означало, что она должна была нравиться Амелии. «Выясните, какую церковь посещал Морено, сколько он жертвовал на добрые дела и как много старушек перевел через дорогу. Если бы, Амелия, вы были так любезны…» Вряд ли. По крайней мере, Сакс уже не сидела на одном месте. Она мчалась на своем бордовом «форде-торино-кобра» семидесятого года, наследнике «фэйрлейна». Мотор мощностью четыреста пять лошадиных сил мог похвастать крутящим моментом в четыреста сорок семь футо-фунтов. Рычаг переключения передач фирмы «Херст» был жестким и капризным, но Амелия воспринимала его как еще более чувственную часть автомобиля, чем двигатель. Единственной неуместной деталью — не считая анахроничного вида машины на улицах современного Нью-Йорка — была кнопка клаксона от «Шевроле-Камаро СС», память о первом и любимом автомобиле Сакс, ставшем жертвой схватки с преступником несколько лет назад. Она вела «кобру» через мост Куинсборо, служивший продолжением Пятьдесят девятой улицы. Отец говорил, что Пол Саймон написал про этот мост песню. Когда он только рассказал об этом, Амелия собиралась поискать композицию на айтюнс. Потом — собиралась после его смерти. А потом — раз в год или около того. Но руки так и не дошли. Поп-песня про мост. Интересно. Сакс в очередной раз напомнила себе найти ее. Движение на восток было вполне сносным. Скорость слегка возросла, и Амелия выжала сцепление, включая третью передачу. И тут же поморщилась от боли. Проклятье! Снова колено. А если не колено — то бедро. Проклятье! Артрит донимал ее всю взрослую жизнь. Не ревматизм, а коварное расстройство иммунной системы, злобно атакующее суставы. У нее был более распространенный остеохондроз, причиной которого могли быть гены или последствия мотоциклетной гонки в возрасте двадцати двух лет — или, если точнее, впечатляющего приземления после того, как ее «бенелли» вылетел с трассы всего в четверти мили от финиша. Но какова бы ни была причина, боли мучили Амелию постоянно. Она узнала, что ей в какой-то степени помогают аспирин и ибупрофен, зато хондроитин и глюкозамин бесполезны — по крайней мере, для нее. Простите, любители акульего хряща. Она делала инъекции гиалуроновой кислоты, но воспаление и боль, которую те вызывали, на несколько дней выключали ее из жизни. И естественно, экстракт петушиного гребня мог помочь лишь временно. Она научилась глотать таблетки не запивая и не притрагиваться ни к чему с этикеткой: «Принимать не чаще трех раз в день». Но самое главное, чему она научилась, — улыбаться и делать вид, будто у нее ничего не болит, а суставы работают, как у здоровой двадцатилетней девушки. «Когда ты в движении, тебя трудно поймать…» И тем не менее боль означала, что двигаться так быстро, как хотелось бы, Сакс не в состоянии. У нее на этот счет даже имелась собственная метафора: проржавевший трос ручного тормоза, неспособный полностью освободить колодку. Она все тащилась и тащилась… Хуже всего было предчувствие, что из-за болезни ее отстранят от работы. Не обратил ли на нее сегодня утром внимание капитан Билл Майерс, когда она вдруг споткнулась? Каждый раз, оказываясь в присутствии кого-то из начальства, она пыталась скрыть мучившую ее боль. Удалось ли это на сей раз? Она надеялась, что да. Проехав через мост, Амелия резко переключилась на вторую передачу, одновременно прибавив обороты, чтобы защитить неистовый мотор. Она пыталась убедить себя, что боль не так уж досаждает и глупо придавать этому значение. Вот только стоило поднять левое колено, чтобы нажать на сцепление, как ногу вновь пронзила жестокая боль. Сакс яростно смахнула выступившие на глазах слезы и продолжила путь с более умеренной скоростью. Через десять минут она уже ехала через симпатичный жилой район в Куинсе. Маленькие аккуратные лужайки, тщательно подстриженные кусты, возвышающиеся над идеальными кругами перегноя деревья. Она взглянула на номера зданий. Дом водителя Роберта Морено находился в середине квартала — ухоженное одноэтажное строение. На подъездной дорожке, наполовину выступая из гаража, стоял «линкольн-таун», черный и лоснящийся, будто винтовка новобранца на параде. Припарковавшись во втором ряду, Сакс поставила на приборную панель карточку Управления полиции Нью-Йорка. Бросив взгляд на дом, она увидела, как слегка раздвинулась, а затем снова опустилась тонкая занавеска в окне гостиной. Значит, водитель был дома. Хорошо. Иногда после звонка из полиции жильцы внезапно вспоминали о неотложных встречах на другом конце города. Или просто прятались в подвале и не открывали дверь. Она вышла из машины, осторожно ступая на левую ногу. Терпимо, хотя все равно больно. Амелия удержалась от искушения принять еще таблетку ибупрофена, не желая причинять лишнего вреда печени. Внезапно она разозлилась на саму себя. «Райму доступны лишь пять процентов его тела, но он никогда не жалуется, — подумала она. — Так что заткнись и берись за дело». Стоя на крыльце, она нажала кнопку у двери. Внутри послышался перезвон вестминстерских колоколов, звучавший несколько иронично в столь миниатюрном доме. Затем раздались шаги. Амелия скорее почувствовала, чем увидела, как кто-то смотрит сквозь просвечивающую занавеску в дверном окошке. Она небрежно показала полицейский жетон. Щелкнул замок. Дверь распахнулась. Глава 17 — Здравствуйте, офицер… или детектив? Вы ведь детектив? Вы так представились, когда звонили. — Детектив, да. — А я Таш. Можете звать меня Таш. Мужчина явно осторожничал, как до этого в телефонном разговоре, но, поскольку она была женщиной, к тому же достаточно привлекательной, он слегка расслабился. В его речи слышался сильный ближневосточный акцент, понять который при личном общении оказалось проще. Улыбаясь, Таш провел ее в дом, украшенный произведениями исламского искусства. Был он худощав, смугл, с густыми черными волосами. Иранец, предположила Амелия по его семитским чертам. Одет он был в белую рубашку и брюки цвета хаки. Полностью его звали Аташ Фарада. Не без гордости он объяснил, что работает в компании «Элит лимузин» последние десять лет. Их радостно встретила женщина примерно того же возраста — сорок с небольшим, по оценке Сакс, — и спросила, не хочет ли гостья чаю или еще чего-нибудь. — Нет, спасибо. — Моя жена, Файе. Они пожали друг другу руки. — В вашей компании сказали, что Роберт Морено обычно ездил с другим водителем, верно? — спросила Сакс у Фарады. — Да, с Владом Николовым.