Но Эван ничего не может с собой поделать. Всегда переводит это на новый уровень неловкости. — Как Джен? Билли коротко бурчит "Хорошо" и не может достаточно быстро закрыть свой трейлер, прежде чем они с Джеем практически убираются с нашего переднего двора. — Что, черт возьми, это было? — говорю я Эвану. — Что? — Он говорит это так, как будто я точно не знаю, что происходит в его чертовой голове. — Я думал, ты не зациклен на Женевьеве. — Это не так. — Он отмахивается от меня и идет на крыльцо, чтобы взять немного воды. — Она уехала из города с молниеносной скоростью, — напоминаю я ему. — Поверь мне, эта цыпочка не сидит и не беспокоится о тебе. — Я сказал, что это неважно, — настаивает Эван. — Я просто поддерживал разговор. — С ее братьями? Я не удивлюсь, если Билли обвинит тебя в том, что она бежала всю дорогу до Чарльстона. Насколько я знаю, он только и ждал, чтобы надрать тебе задницу. Бывшая Эвана была настоящим дьяволом в нашей компании. Мы все время от времени экспериментировали с запрещенными веществами, нарушали несколько законов, но Джен была на другом уровне. Если это было глупо и был шанс умереть, ей нужны были секунды. И Эван был прямо там, рядом с ней. Якобы она ушла, чтобы собраться с мыслями. Новое место, новая жизнь. Кто знает, правда ли это? Если кто-то из девушек все еще разговаривает с ней, они не поднимают эту тему. И это все, что нужно Эвану для доказательства того, что Женевьеве Уэст наплевать на то, что она вырвала его гребаное сердце. — Ты все еще любишь ее? — спрашиваю я его. Он снимает рубашку, чтобы вытереть пот с лица. Затем он встречается со мной взглядом. — Я даже не думаю о ней. Да именно. Я знаю это выражение. У меня было такое же выражение лица каждый день, когда нашего отца не было рядом. Каждый раз, когда наша мама уходила от нас на недели или месяцы. Иногда он забывает, что я единственный человек в мире, которому он не может лгать. Мой телефон вибрирует, на мгновение отвлекая меня от дерьма моего брата. Я проверяю экран, чтобы найти сообщение от Mac. Маккензи: “Мой профессор биологии только что поделился с классом, что у него есть собака по кличке миссис Паддлс. Я предлагаю украсть это имя и никогда не оглядываться назад.” Я не могу сдержать смешок, заставляя Эвана пристально смотреть на меня поверх горлышка своей бутылки с водой. — А как насчет тебя? — в его голосе проскальзывает язвительность. — А как насчет меня? — Каждый раз, когда я оглядываюсь, ты пишешь сообщение клону. Вы двое становитесь ужасно милыми. — Я так и думал, что это была гениальная идея. Она не бросит своего парня ради какого-то придурка, который ей не нравится. — Что ты пишешь? — требует он. — Ничего важного. — Это не ложь. В основном мы спорим об именах и о том, как дрессировать нашу собаку. Мак предоставила себе частичную опеку и право на посещение. Я говорю ей, что она может скинутся на щенячьи прокладки и корм. Она требует больше фотографий. — Угу. — Он читает меня прищуренными глазами. — Ты не испытываешь чувств к богатой сучке, не так ли? — Хей. — Эван может швырять в меня сколько угодно дерьма, но его гнев не имеет никакого отношения к Мак. — Она ничего тебе не сделала. На самом деле, она была очень мила. Так что как насчет того, чтобы следить за своим языком? — С каких это пор тебя это волнует? — Он подходит ко мне, заглядывая мне в лицо. — Она одна из них, помнишь? Клон. Из-за ее титулованного парня-говнюка тебя уволили. Не перепутай, на чьей ты стороне. — Я на нашей стороне, — напоминаю я ему. — Всегда. Нет ничего сильнее, чем моя связь с братом. Девушка этого не изменит. У Эвана просто заноза в заднице из-за всех, кто ходит в Гарнет. Для него они — враги. Это отношение разделяют большинство детей, выросших здесь, и я их не виню. Я не помню, когда в последний раз клон делал что-то, кроме как использовал нас или издевался над нами. Когда дело доходит до этого, Мак — продукт того, откуда она родом, такой же, как и я. Это не значит, что если бы мы не были разными людьми — если бы мы происходили из схожего окружения, жили похожей жизнью, — я не мог бы представить, что она мне нравится. Она умная, забавная, чертовски сексуальная. Я был бы идиотом, если бы не признал этого. Но мы не другие люди, и это не какая-то другая жизнь. В Заливе мы играем теми картами, которые нам сдали. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Маккензи Я двадцать минут думала, что это урок биологии по средам, прежде чем поняла, что сегодня пятница, и я на самом деле сижу на лекции по медиакультуре. Теперь эти клипы "Настоящих домохозяек" на экране имеют гораздо больше смысла. Я думала, что, может быть, это нервные галлюцинации. По правде говоря, последние несколько дней я была не совсем в порядке. Колледж наводит на меня скуку, и мое недовольство бизнесом растет. Меня расстраивает, как мало работы с приложениями теперь, когда я делегировала большую часть своих обязанностей другим людям. Мне нужен новый проект, что-то большое и сложное, в которое я могла бы вонзить зубы. Что еще хуже, я борюсь с постоянным ощущением, что кто-то заглядывает мне через плечо. Хожу по лезвию ножа. Каждый раз, когда мой телефон звонит, это выброс эндорфинов, за которым следует прилив адреналина, чувство вины и тошнота в животе. Я наркоман, жаждущий дозы, несмотря на то, что знаю, что это убивает меня. Купер: “Как насчет Мокси Криминальный авторитет?” Я: “ Мне нравится Джимми Чу.” Купер: “Она девушка!” Я: “ Я все еще думаю, что она Дейзи.” Купер: “ Маттли Крю.” Это какая-то извращенная прелюдия. Ссоры из-за имен щенков как форма флирта, каждый раз, когда мы вызываем другого на очередной предмет одежды, чтобы снять его в метафорической игре в покер на раздевание. Это стало уже чересчур. Но я не могу остановиться. Каждый раз, когда он пишет мне, я говорю, что это в последний раз, затем задерживаю дыхание, набираю ответ, нажимаю отправить и жду следующего сообщения. Почему я так поступаю с собой? Купер: “Чем ты сейчас занимаешься?” Я: “Занятия. ” Купер: “Зайдешь после? Мы возьмем Муна Заппу на прогулку по пляжу.” Почему я это делаю? Потому что Купер выворачивает меня наизнанку, путается в голове. Я просыпаюсь в холодном поту от непрошеных снов о его скульптурном теле и его проникновенных глазах. Как бы мне ни хотелось это отрицать, он начинает мне нравиться. Что делает меня ужасным человеком. Отвратительной, ужасной подружкой. Тем не менее, я ничего не предпринимаю. Я способна проявлять самоконтроль. Разум над материей и все такое. Я: “Буду через час.” Для нашей собаки, говорю я себе. Чтобы убедиться, что он хорошо о ней заботится. Ага. Самоконтроль, задница. Час спустя я стою у его входной двери, и это чертовски неловко. Я не знаю, я это или он, или оба, но, к счастью, наш щенок служит столь необходимым отвлечением. Она запрыгивает мне на колени, и следующие несколько минут я полностью сосредотачиваюсь на том, чтобы погладить ее, почесать за ухом и поцеловать в ее милый маленький носик. Только когда мы оказываемся на некотором расстоянии от его дома, Купер толкает меня локтем в плечо. Я оглядываюсь. — Ха, что? — Что-то случилось? — спрашивает он. Пляж пуст, поэтому Купер спускает собаку с поводка и бросает ей небольшой кусок палки, чтобы она принесла его. Это несправедливо. Он только что снял рубашку, и теперь я вынуждена наблюдать, как он расхаживает с голой грудью, а пара поношенных джинсов свисает с его бедер. Независимо от того, куда еще я пытаюсь отвести свои глаза, они возвращаются к аппетитной V-образной форме, которая исчезает за его поясом. У меня действительно слюнки текут, как у одной из глупых собак Павлова. — Извини, — говорю я. Я беру палку у собаки, когда она приносит ее мне, затем снова бросаю ее ей. — Отвлеклась на колледж. Нам не требуется много времени, чтобы измотать щенка и отправиться обратно в дом Купера. Он надевает рубашку, выцветшую футболку Billabong, такую тонкую, что она облегает каждый мускул его идеальной груди. Становится все труднее и труднее не думать о совсем не дружеских мыслях. А это значит, что мне определенно пора уходить. И все же, когда он спрашивает, не хочу ли я чтобы он подвез меня обратно в общежитие, я нахожу способ отказаться, не говоря "нет". Вместо этого мы оказываемся в его студии, отдельно стоящем гараже в стороне, где хранятся пилы, станки и множество других инструментов. На стенах висят стеллажи из необработанного дерева. Пол покрыт опилками. В дальнем конце помещения я замечаю несколько предметов готовой мебели. — Это ты сделал? — Я провожу руками по журнальному столику, стулу, узкой книжной полке. Там также есть комод и пара прикроватных тумбочек. Все выполнено в разной отделке, но все они имеют современную прибрежную эстетику. Чисто и просто. Элегантно. — Что-то вроде фриланса, — говорит он с явной гордостью. — Это все восстановленное дерево. Вещи, которые я нахожу. Я разбиваю его на основные формы, затем перепрофилирую, показываю, каким он должен был быть. — Я впечатлена. Он пожимает плечами, отмахиваясь от комплимента, как будто я просто проявляю вежливость. — Нет, я серьезно. Купер, у тебя настоящий талант. Ты мог бы заработать на этом серьезные деньги. Я знаю дюжину маминых подруг, которые обчистили бы это место, как будто это распродажа сундуков Saks, швыряя в тебя деньгами. — Да, хорошо. — Он прячет лицо, убирая инструменты и переставляя свой верстак, как будто ему нужно чем-то занять руки. — Без капитала, необходимого для того, чтобы уволиться с моей работы, у меня нет времени на производство того объема, который мне нужен, чтобы превратить его в какой-либо устойчивый бизнес. Я продаю кое-что здесь и там. Зарабатываю немного дополнительных денег, которые мы сможем использовать для ремонта дома. Это просто хобби. Я кладу одну руку на бедро. — Ты должен позволить мне что-нибудь купить.