Сунув телефон в карман, Надя поморщилась — табачный запах стал сильнее, словно кто-то выпустил дым рядом с ее лицом. — …нашли тоже салагу-первогодка… — раздалось за ее спиной. Вышел Залесский. Заметив Надю, он остановился. — Здравствуйте, Олег Иванович, — хрипло поздоровалась Чарушина. — А я вот тут… вас жду. Он снял очки, дыхнул на стекла и снова напялил их на нос. — Гражданин Ржевский в больнице, в коме, — голос следователя был официален и сух. — Я знаю… А что говорят врачи? — Надя сплела пальцы в замок и с силой сжала. — Что говорят врачи… — пожал плечами следователь. — Пока информации нет. — А как же тогда… Как мне узнать?.. — Идите домой, Надежда Николаевна. Как только что-то станет известно… Ну вы понимаете, — уже мягче ответил Залесский. — Да, я понимаю. — Чарушина расцепила пальцы и потерла лоб. — Я хотела спросить, вам передали букет? Вы простите меня, что он так выглядит! Мне пришлось доставать его из мусора, потому что я сглупила и выбросила букет в мусоропровод в тот самый день… Не знаю. что на меня тогда нашло… Цветы все целы, и если спросить в "Герде", то они, конечно же, вспомнят когда и кому составляли композицию. Ну, то есть, я так думаю, надеюсь. Залесский похлопал себя по карманам и вытащил пачку сигарет. Повертев в руках, сунул ее обратно. — Тот факт, что Ржевский купил букет и принес его вам, собственно, лишь доказывает его вину. Вероятно, таким образом он хотел создать себе алиби, — словно автомат, отчеканил следователь, вызвав в Наденьке мгновенный шквал эмоций. — Да как же так?! Время преступления не совпадает с его возвращением. И когда он… — Послушайте, Надежда Николаевна, мы с вами уже обсуждали все это, — поморщился Залесский. — В Павла стреляли, его ранили, и значит… — Ничего это не значит, кроме того, что у нас могло бы быть два трупа. Оружие не найдено. Оно вполне могло принадлежать ему и, скорее всего, лежит сейчас преспокойненько на дне реки. Возможно, осознав содеянное, Ржевский решил покончить с собой. Упал в воду. Инстинкты взяли верх, он решил выбраться. Но так как была ночь, у него случилась дезориентация. Доплыл до островка, но выбраться уже не смог, — развел руками Залесский. — Как-то так у нас с вами получается. — У нас с вами не получается, Олег Иванович, — отшатнулась Надя и спустилась на пару ступеней. — И знаете что? Вам бы следовало получше узнать о жертве. Об Елизавете Тураевой! — О жертве? — хмыкнул Залесский и прищурился, пристально разглядывая Надю. — То есть вы хотите сказать, что жена такого человека была в чем-то замешана? Еще скажите, что ее киллер задушил! Надя сжала челюсти. Ее обещание, данное бетонному королю, тяжелой гирей повисло на ее совести. — Я вам так скажу, Надежда Николаевна, — не дождавшись ответа, Залесский снова достал сигареты. — Да вы, наверное, и сами уже догадываетесь, что вырисовывается лишь одна версия. И выглядит она очень даже правдоподобно. — Это какая же? — опешила Надя, смутно подозревая то, что услышит. — В кино и книгах подобного рода действия называют преступлением страсти, — скрипуче поведал ей Залесский. — Я объясню. Это когда… Чарушина вспыхнула и процедила сквозь зубы: — Прокурору рассказывайте о страсти, а мне не надо! Глава 36 Надя спустилась на один пролет, затем остановилась и подняла голову. Залесский смотрел прямо перед собой и крутил сигарету между пальцами. Губы его бесшумно шевелились. Он нервно морщил нос, отчего очки подрагивали, словно живые. — Ничего у нас с вами не получается, Олег Иванович, — с горечью прошептала Надя и продолжила спускаться. — Ничего… Внизу она растерянно огляделась в поисках Кораблева, но того нигде не было видно. Оно и понятно, человек на работе, у него дела, и он не обязан по первому зову подставлять Наденьке ни жилетку для слез, ни плечо, в которое можно было уткнуться. На первом этаже Чарушина отошла к окну и достала телефон. — Мамуль, привет! Вот звоню, чтобы узнать, как у тебя дела. Что ты сегодня ела на завтрак? Гречневую кашу? Круто! А какая у вас погода? — Надя прижалась к краю стены и стала водить пальцем по пыльному подоконнику. — Солнце… А у нас дождь. Да, опять. Хмуро очень… Совсем осень… Нет-нет, у меня все хорошо! Ты не беспокойся, ладно? Варенье будешь варить? О, это здорово. Из лепестков роз? Для Павла?.. — голос Наденьки дрогнул и засипел. Она сглотнула, прижала ладонь к груди и поморщилась. — Мамуль, я что хотела сказать-то: ты отдыхай побольше, ладно? Береги себя. Я тебя очень люблю. В оконное стекло Надя заметила высокую тень за своей спиной. Вздохнув, она уловила запах знакомого уже терпкого парфюма. Дорогой запах, настойчивый и вкрадчивый. Чарушина обернулась. — Максим Викторович… — она поискала глазами Половикова. Тураев одернул полы, разгладил лацканы шерстяного пиджака и провел ладонью по волосам. Естественный жест, когда мужчину заботит желание понравится женщине. — Надя, как вы? Выглядите уставшей. — Его взгляд был полон искренней заботы. — Уставшей, — эхом повторила Чарушина и вдруг стала судорожно застегивать куртку. Замок заело. Надя ободрала лак на очередном ногте, но продолжала дергать молнию, пока Тураев не накрыл ее руки ладонью. — Что я могу сделать для вас, Наденька? — Для меня? Вы? — она удивленно округлила глаза и отрицательно помотала головой. — Ничего. — И все же, — Тураев выдернул застрявший конец молнии и аккуратно вставил его заново, — кое-что я все-таки могу. Например, отвезти вас обратно к своей машине. — Ах, да, — опомнилась Надя. — Моя машина. — Вы говорили с мамой, — кивнул Тураев на лежащий на подоконнике телефон. — Простите, если помешал. — Мы уже закончили. Ничего серьезного. Поговорили о погоде и обо всякой ерунде. Тураев продолжал выжидательно смотреть на нее. — И нет, я не сказала ей о Павле, — ответила Надя на его немой вопрос. — Как же так? Вы же собирались выйти за него замуж. — Да, собиралась, — ответила Надя, чуть повысив голос, чтобы разом прекратить продолжение этого разговора. "Пусть думает, что хочет", — решила она. Помявшись, Тураев сделал жест рукой в сторону выхода, ни на шаг не отступая от нее. Чарушина чувствовала недосказанность, которая сквозила в каждом его движении и взгляде. Он пытался читать ее, изучал мимику и не скрывал этого. Но ее отношение к бетонному королю все же складывалось не из женского интереса. Возможно, в других обстоятельствах она бы и посмотрела на него другими глазами, но после всего того, что она узнала, их общение продолжало отзываться в ней смутной тревогой и настойчивым желанием прекратить это сближение. Однако, Надя понимала, что именно благодаря ему, возможно хоть что-то прояснить. Но как же сложно было управлять собственными чувствами! Вот с Кораблевым оказалось все просто, и Надя могла бы со стопроцентной уверенностью сказать, что он ей и правда, как младший брат. Такому простишь и нечаянную грубость, и наивное восхищение, и неуместную на ее взгляд заботу, потому что он настоящий и искренний. "Рыжий, честный, влюбленный…" — вспомнила Надя старый фильм, диск с которым ей в детстве подарил отец. Потом она прочитала и книгу, но только теперь поняла, кого ей напоминал Кораблев. Лисенка Людвига. — Вот вы и улыбнулись, — услышала она голос Тураева. Надя опомнилась, огляделась и обнаружила себя на автостоянке, куда они успели добраться. Тураев открыл перед ней дверь, и она юркнула в машину, успев разглядеть свое лицо в боковом зеркале — растерянное, бледное, с расширенными диковатыми зрачками. "Кажется, мой мозг пытается увести меня подальше от мыслей о Павле…" — догадалась она, и это было очень похоже на правду. Как только перед глазами вставал образ Ржевского, Надю пронзала такая всепоглощающая боль, что скручивало каждый нерв. А здоровый человеческий мозг устроен таким образом, что он все время пытается избавиться от негативного и неприятного. Или, на худой конец, спрятаться". — Это неправильно… — пробормотала она. — Да, вы правы, Надя! Все это выглядит неправильно. Даже отвратительно. — Тураев развернулся к ней и положил правую руку поверх спинки ее сидения. — Ради вас я попытался что-нибудь узнать о Ржевском. У меня в больнице есть знакомые врачи… — Встретившись с ее взглядом, он облизал сухие губы. — Он в коме. Потерял много крови. Поэтому пока никто не может сказать, что будет дальше, и как себя поведет его организм. — Я понимаю, — едва слышно ответила Чарушина. Несколько секунд Тураев молчал, а затем, чеканя каждое слово, вдруг сказал: — Мне не хочется с вами расставаться. Только не подумайте ничего такого, просто… Черт, — он подался чуть вперед, — веду себя как идиот. Я подумал, что в любом случае вам за руль лучше не садиться. Скажите, куда вас отвезти, и я отвезу. За машину не переживайте. Если хотите, я лично пригоню ее к вашему дому. — У вас своих дел миллион. Не переживайте за меня. — Через лобовое стекло Надя внимательно следила за тем, как Половиков выходит из здания и направляется к своей глянцевой Ауди. — Дела подождут, Наденька. Похороны завтра. Бумаги я получил, все заказал. И как безутешный вдовец имею право на то, чтобы побыть в покое и… Простите, Надя, — смутился Тураев. — Несу какую-то дичь. Но вы должны меня понять. Никто, кроме вас, не знает правды. Так что, я надеюсь на ваше обещание молчать. — Он убрал руку и повернул ключ зажигания. — Итак, куда вас отвезти? — К вам, — тихо ответила Надя. — Не понял?.. — Я хочу, чтобы вы отвезли меня в вашу квартиру. В ту, где жила Лиза. — Хм… Зачем? — растерялся Тураев. — Вы же сами сказали, что не хотите со мной расставаться, — усмехнулась Надя.