На фото она вновь увидела двух смеющихся подростков. За их спиной сияло солнце, и отблеск его "съедал" часть их лиц, что все же не помешало Наде сразу узнать Павла, хоть здесь он был совсем мальчишкой. Собственно, девочка тоже не вызывала сомнений, и пусть у нее были пухлые щеки и нос картошкой. Сбоку была какая-то вывеска. Чарушина разобрала лишь начало слов "Бегл…" и "ко…". На обратной стороне фотографии детским почерком было старательно выведено "Люби меня как я тебя. И будет счастье нам всегда!" Дата не стояла, но судя по загнутым и надорванным уголкам, это фото претерпело достаточно. Вероятно, в альбоме Тураева оно хранилось не так долго, да и попало туда не сразу. — А счастье было так возможно, так близко… — скептически усмехнулась Надя и засунула снимок обратно в карман. Рассиживаться она не планировала. На остановке Чарушина нырнула в первую же маршрутку, идущую в центр, отметив, что уже успела отвыкнуть от подобного рода передвижения. Но приткнувшись в уголок и уставившись в пыльное окно, она тут же позабыла о неудобствах, погрузившись в собственные мысли. В адвокатской конторе она появилась через полчаса, перед этим столкнувшись с дворником Баиром, который, напевая как обычно, чистил водосток. — Менду буй та[6], Надежда Николаевна, — приподнял кепку дворник. — Здравствуйте. — Здравствуйте, Баир! — Наденька тепло улыбнулась. — У себя? — спросила она, кивая в сторону входа. — Работает, — кивнул мужчина. Наденька сделала шаг, а затем попросила: — Баир, если Зая позвонит, скажите, что у меня телефон сел. Как заряжу, обязательно свяжусь с ней. Хорошо? Баир цыкнул и покачал головой: — Отнимает ваше время! Глупая еще, не понимает! — Ну что вы такое говорите, — воскликнула Надя. — Она мне очень здорово помога… — Чарушина осеклась и прижала ладонь к груди. — Зая мне очень нравится. Она умная. Это мы о своем, о девичьем, так сказать, о потаенном! Вы только ничего такого не подумайте! — Ей учиться надо. Скажите ей, чтобы уволилась. Она совсем плохо спит, все в компьютере своем сидит. Нехорошо! Надя вдруг отчетливо поняла, что продолжать этот разговор не стоит. Баир хмурил редкие брови, с подозрением поглядывая в ее сторону. Если он узнает, чем его внучка занимается в свободное и в рабочее время, выполняя ее задания, точно запретит ей даже на улицу выходить. А может вообще обратно домой отправить. Своя рубашка ближе к телу, наверное, на всех языках звучит одинаково. — Обязательно скажу, — заверила его Надя. — Но я уверена, что все будет хорошо. — Она потопталась на месте, а затем направилась в офис. *** — Томас Георгиевич, к вам можно? — постучала она, как только из кабинета вышла пара средних лет. — Явилась?! — свистящим шепотом приветствовал ее начальник. Наденька опешила, увидев всегда напомаженного и элегантного Рура в непривычном для себя виде. Кажется, старый адвокат даже не смотрелся в зеркало, надевая на себя серый костюм в полоску и желтую с красным клетчатую рубашку. Вероятно, те, кто знал Рура, могли бы сказать, что старик заигрался в моду, но Надя знала, что скрывается за подобным сочетанием. — Томас Георгиевич… С вами все в порядке? — проблеяла она. — Я же отпрашивалась… — Отпрашивалась! — язвительно передразнил ее Рур. — А для чего, скажи на милость? Мне телефон оборвали! Как же так, Надя? Что ты творишь? — Да что я такого сделала? — Чарушина передернула плечами и, выдвинув стул, плюхнулась на него с видом оскорбленной невинности. — Ни-че-го! Ничего такого, что могло бы опорочить высокое звание юриста! Надя сжала губы, исподлобья уставившись на висевший напротив портрет Плевако. — Дружочек мой, да как ты вообще могла допустить подобное? — голос Рура немного поменял тональность. — Столько труда, столько сил… Зачем ты во все это лезешь, скажи на милость? — Я лезу, потому что… потому что не могу по-другому! Они там во всем Ржевского обвиняют! Будто он зверь какой-то! Нет, я, конечно, не могу с точностью в сто процентов заявлять, что это не он, но… Против него ополчились все! Этот Половиков еще, с-су… собака бешеная! Рур охнул и упал в свое кресло. — Извините, Томас Георгиевич! — шмыгнула носом Надя. — Вырвалось… Рур стал перекладывать бумажки на своем столе, руки его тряслись. — Я обещал твоему отцу, что буду приглядывать за тобой. Помогать, оберегать… — Не надо меня оберегать! — перебила его Надя и хлопнула по столешнице ладонью. — Извините! — развернувшись к Руру, она продолжила: — Посмотрите на меня, Томас Георгиевич! Что вы видите? — Наденька… — Вы видите Наденьку! Глупую, изнеженную Наденьку, которая и шагу не может ступить без высочайшего соизволения. Неужели мой отец хотел именно этого? Или вы? Вам что, приятно наблюдать рядом с собой слабого человека, неспособного принимать решения? — Дружочек мой… Надя тяжело задышала. — Я столько дел натворила! А все почему? Потому что у меня нервы ни к черту! Потому что я себя чувствую полной дурой! Бабой! — Наденька, ты же девоч… — Кстати, — она постучала по столешнице указательным пальцем. Брови Рура приподнялись. — Я ведь сюда не просто так пришла. Мне нужно посмотреть на бумаги отца, которыми он занимался перед своей смертью. За полгода-год, все что есть. — Зачем? — Рур вытащил платок и промокнул им лоб. Аккуратно сложив его, он сцепил руки перед собой и внимательно посмотрел на нее. — Ты же прекрасно знаешь, что все хранится в зашифрованном виде, и если твой отец заверил делопроизводство, то оно получило гриф секретности. Твой отец свято блюл закон, и я не понимаю, что ты хочешь найти… — Я не про официальные документы, — наконец выдохнула Надя. — А вообще… Признаваться Руру в том, что эта идея только что пришла к ней в голову, она не стала. Рур вылез из-за стола и засеменил к ней. Маленькой ладошкой погладил по затылку. — Деточка, ты успокойся, пожалуйста… — Я спокойна! — вскинулась Надя. — Хорошо. Тогда вспомни, ведь ты же сама отвозила коробку с его вещами домой. Надя замычала и уткнулась лбом в ладони. — Точно… Я привезла их домой, а мама впала в истерику. И тогда мы с Павлом отвезли их на дачу. — Ну вот, — тихо сказал Рур, — мы и разобрались. Собственно, в реестре есть все данные по его делам, так что ты можешь спокойно посмотреть сама. — Как Ольга Аркадьевна, кстати? Чем занимается? — Розы ест… — Надя помотала головой, словно пыталась приструнить расползавшиеся слова и мысли. — То есть, я хотела сказать, варенье варит из розовых лепестков… — Это хорошо. Надеюсь, ты не волнуешь матушку зазря? Не надо, не надо ее беспокоить. Сами справимся, так ведь? Тут еще, понимаешь, ситуация… — начал адвокат. Наденьке казалось, что голос его звучит откуда-то издалека, так шумело у нее в ушах от прилившей крови. Рур продолжил: — В связи с тем, что ты проходишь свидетелем, думаю, лучше будет, если мы тебя официально в отпуск оформим. Дел у тебя немного. С твоей клиенткой я переговорю. Уверен, она не будет против, если я сам доведу ее дело до суда. Чарушина сморщилась и больно прикусила внутреннюю сторону щеки. — Конечно справимся, Надюша! Половиков этот еще… — Рур похлопал ее по плечу. — Принц заморский… — Почему принц? Почему заморский? — отвлеклась Надя. — А он к нам с югов приехал. С Азовского моря, что ли… да какая разница! Прощелыга он редкостный. Я с тобой даже спорить не буду. Но язык подвешен… А что касается Ржевского… — Павел, он… — Надя всхлипнула. — Тихо-тихо, — адвокат торопливо подошел к двери и, выглянув, затем плотно притворил ее. — Вы уже знаете? — Конечно, знаю, — развел руками Рур. — У меня же племянник в органах. Он и тебе брякнул? Учу, учу, а поди ж ты, перед красивой девочкой не устоял. — Нет, это не он. Кремень ваш Денис, — Чарушина встала и зажала сумочку под мышкой. — Томас Георгиевич, и я с вами спорить не буду. Если считаете, что будет лучше отдать мое дело, то так тому и быть. Мне правда нужно еще время. — Что ты задумала, Надя? Я же вижу тебя насквозь. Ты выросла на моих глазах, детка. — Я выросла, Томас Георгиевич, — грустно улыбнулась Надя. — Можно я позвоню от вас? То есть… Из кабинета папы? У меня трубка села, а зарядка в машине. — Конечно, Наденька. Ты, главное, успокойся. — А я спокойна, Томас Георгиевич, я совершенно спокойна!